читать дальше
Финляндия встретила девушек сухой, но прохладной погодой.
— Совсем как у нас в Питере, — негромко заметила Маша, то и дело оглядываясь по сторонам, — даже ветер такой же.
— Нравится? — совершенно по-хозяйски поинтересовалась Светка.
— Очень. Так красиво. И город просто вылизанный.
— Мне тоже нравится. Это только ебанаты говорят, что в Хельсинки смотреть не на что. — Светка поддёрнула небольшую потёртую сумку. Она путешествовала почти налегке. — Я как сюда попала, так прямо влюбилась в город, — и грустно добавила: — эх, зацепиться бы. Тут государственная поддержка мощная.
Маша осторожно посмотрела на Светку. Та говорила совершенно серьёзно, и девушка подивилась её наивности.
Она помолчала, затем негромко пробурчала:
— Мать водяру жрёт. Сука. Я её по семь раз в неделю на своём горбу таскаю. Из-под забора — домой. Да мне это нахуй не надо. Братьев четверо. Прав родительских никак не лишить, мамашину сестру опекуншей назначат. Пизда с ушами. А она на нашу квартиру метит. Ну, чо смотришь? Я только здесь и живу.
— Тебе кто-нибудь помогает? — осторожно осведомилась Маша.
— Ага! Щаз! — огрызнулась Светка.
— А Олли?
— Ты, мать, совсем охуела, — Светка расхохоталась, — да я с ним просто трахаюсь. Ну, бывает иногда, денег подкинет. У меня, в отличие от тебя, талантов нет. Купаюсь в лучах чужой славы.
— Неужели правда, что ты всех их близко знаешь и общаешься?
— Вот ты, блять, доставучая, — Светка снова рассмеялась, — ничего, скоро сама увидишь. Всё, пойдём. Где там твой хостел?
Как Маша и ожидала, хозяйка мини-гостиницы восприняла появление двух девушек, вместо одной, весьма неблагожелательно.
— Номер забронирован только для Ruova Левина, — недовольно воскликнула она, — только на одного человека.
— Да в гости я, — Светка уверенно отодвинула женщину плечом и, даже не оглядываясь, проследовала в нужную комнату.
Маша забрала документы, и стараясь не смотреть на шокированную хозяйку, шмыгнула следом за Светкой.
— С хозяйкой не очень хорошо вышло. — Маша присела на единственную в номере кровать.
— Да похуй на неё, — Светка запрыгнула на эту самую постель и блаженно вытянула ноги, — ты всё равно скоро в общагу переедешь.
— Хотелось бы. Сегодня отдохнём, посмотрим город, а завтра первым делом в академию.
Девушки немного помолчали. Светка рылась в своём телефоне с треснувшим экраном, Маша отзвонилась бабушке, потом тщательно умылась и полезла в чемодан, чтобы сменить дорожную одежду на свежую.
— Слушай, а почему ты не красишься? — Светка с интересом наблюдала Машины перемещения.
— Не знаю. Просто не привыкла.
— И причесон у тебя не айс, — Светка поймала Машу за руку и подтянула к себе. — Ну-ка, сядь. Зачем так ужасно зализываешь волосы? У тебя высокий лоб. Чёлочка нужна.
— Я так всегда ношу.
— Ну и дура, — совершенно безобидно констатировала Светка. Она помолчала, разглядывая Машино лицо, и решительно заявила: — Дай-ка я тебя постригу.
— Нет-нет, — Маша решительно запротестовала, — ни в коем случае. Меня бабушка убьёт.
— Похер на бабушку. — Светка уже полезла в собственную сумку за косметичкой. — Да не буду я тебе тифозный бриз делать. Не ссы в компот, там повар ноги моет. Садись.
— Свет, не надо. — Маша, уже влекомая чужой силой воли, покорно опустилась на стул.
— Надо. Я говорю, не ссы. Вся длина на месте останется. Всё, закрой глаза и подремли. Я тя потом ещё и накрашу.
Светка угрожающе пощёлкала извлечёнными ножницами.
— Да что ты так сжалась? Я этими ножнями даже Ольку ровняла, — Светка пошленько хохотнула, — в интимных местах. Всё-всё, молчу. Стрижку я ему поправляла. Лучше, чем в парикмахерской вышло.
Светка щёлкала ножницами долго, что-то подправляла, сдувала, потом делала начёс, оттянула несколько прядей с помощью геля. Закончив стричь, она велела не открывать глаз и полезла за своим арсеналом косметики.
— Ты там не спишь ещё?
— Нет. Но глаза открывать боюсь.
— Ссыкло, — добродушно хихикнула Сенья. — Я те такое сделала. Даже для себя так не получилось. Супер. Сейчас я тебя накрашу. Потом переодену, и у всех Реклесов встанет.
— Что встанет? — совершенно серьёзно спросила Маша.
Светка аж взвизгнула:
— У тебя парень-то есть?
— Нет. — Маша смутилась. До сих пор столь интимных вопросов ей не задавали. Одногруппники консерватории большей частью были интеллигентны, поглощены искусством, и на подобные темы разговаривали нечасто.
— Ты что? С пломбочкой, что ли?
— Да, — Маша кивнула. — Можешь не верить, но я даже целоваться толком не умею. Так. Было пару раз на вечеринках, когда наши мальчики подвыпили.
Она независимо пожала плечами, но от вполне естественного Светкиного любопытства стало на редкость неприятно, когда её простодушное копание задело самые интимные струны. Те понятия любви и секса, которые Маша, как неисправимый романтик считала вещами совершенно взаимосвязанными и неотделимыми друг от друга. Она притихла, но в её голове совершенно неожиданно всплыла фраза преподавателя философии: если у молодой девушки никогда не было отношений, стоит серьёзно задуматься о её психологическом здоровье.
— В двадцать три года? — ахнула Светка. — Вот это да. А мне целку в тринадцать поломали. Мамочкин ухажёр. Я его, суку паршивую, потом в парке отпинала. Через пару лет. Отловила падлу пьяную, и отпиздила, как следует.
— Какой ужас, — шепнула Маша.
— Да теперь похуй. — Светка уже забыла о своих переживаниях и начала рыться в косметичке. — Не волнуйся. Здесь мы тебе это дело быстро исправим. Надо только найти кого поприличней, да покрасивей.
— Можно мне уже посмотреть? — Маша попыталась соскользнуть с пикантной темы и подёргала Свету за рукав.
— Пять секунд. Сейчас я тебя подведу к зеркалу. Всё, смотри.
Маша распахнула глаза.
Из зеркала на неё смотрела совершенно незнакомая девушка. Хотя нет. Знакомая. Даже родная. Но у неё вдруг, волшебным образом, раскрылись глаза, заострился носик. А пухлые округлые губы внезапно растянулись в довольной улыбке.
— Ну как? — самодовольно хмыкнула Светка.
— Боже мой. И ты говоришь, что у тебя нет талантов. Это не я.
И Маша покосилась на Светку из-под длинной рваной чёлки в стиле глэм.
— Не волнуйся, ты, — Светка снова добродушно хмыкнула. — Теперь переодевайся. Я тебе сейчас свою майку дам. Тебе надо титьки подчеркнуть, и поебашили в Тавастию. Кстати, сегодня сдвоенный сэт. Ещё и Local Band выступят. Кто тебе там нравится? Мы его скоренько.
До клуба девушки добрались довольно быстро.
Но, к великому Машиному сожалению, не то, что купить билеты, — они даже не могли подойти поближе.
Поклонники затекали в тяжёлые входные двери густой толпой, а вездесущие фанатки рыскали вокруг здания, в поисках нелегального входа.
— Постой здесь, — велела Светка, — только не вздумай уйти.
Маша послушно кивнула.
Начало жизни в Финляндии она представляла себе как-то не так. В Машином представлении всё выглядело более, чем интеллигентно. Экскурсия по городу. Визит в академию. Размещение в гостинице и далее в общежитии. А вместо этого она стоит около знаменитого рок-клуба. Стоит в непривычном виде, в компании малознакомой хамоватой девицы и пытается нелегально пройти на рок-концерт. Правильно говорят: бойтесь своих желаний. Не она ли озвучила фантазию увидеть любимые группы буквально накануне отъезда? Но раз так получилось — не побывать в знаменитом месте благодаря связям Светки было бы верхом глупости. Маша вздохнула. Клуб клубом, но от утреннего откровения в горле по-прежнему стоял тошнотворный комок. Она машинально проворачивала в голове малейшие подробности разговора и чувствовала горечь и обиду на несправедливую судьбу, которая не только обошла Машу в плане личной жизни, но и поставила в ряд с чем-то ущербным и ненормальным.
От размышлений её отвлёк непонятный гул и вопль Светки.
— Какого хуя ты стоишь?
Светка разорялась на всю улицу родным российским матом.
Только сейчас Маша заметила, что, разгуливая туда-сюда, подошла к штакетнику. Что окружена плотной толпой фанаток. А странный гул — это вопли раззадоренных поклонниц при появлении любимой группы.
— Блядина тупая, — бесновалась Светка, — а ну, иди сюда!
Маша, повинуясь Светкиному крику, начала инстинктивно протискиваться ближе к входу. Это оказалось нелёгкой задачей. Маша получила несколько тычков. Потом пару увесистых ударов в спину и едва не упала. Ничего не соображая, Маша, наконец, прилипла к заборчику, и вскинула глаза. Буквально в шаге от неё стоял Олли Херман, собственной неотразимой персоной: статный красавец с гривой белокурых волос. Он торопливо раскланивался, улыбался завывающей толпе, но при этом не забывал придерживать висевшую на нём Светку.
— Хули ты растопырилась? — завопила подруга. — Олли, помоги ей!
Маша машинально вложила ладошку в крупную мужскую руку и, словно пушинка, перелетела на другую сторону ограждения.
— Жива? — Олли на секунду повернулся к ней.
Маша испуганно сглотнула, и совершенно неожиданно отметила, что при такой яркой, даже пафосной, красоте Олли очень смешно улыбается. Серые глаза прищуривались, нос забавно сморщивался, и Херман становился похож на громадную плюшевую игрушку.
— Пошли-пошли, — заторопила Светка. — Иначе нас растерзают.
И, прикрываемые крупной фигурой херры Косунена, девушки нырнули в тёмный служебный вход.
Служебная часть Тавастии выглядела прозаично. Длинный бетонный коридор. Голые рекреации, больше напоминающие складские или производственные помещения. Кабели. Кофры с аппаратурой. Зато все стены и весь потолок были так густо усеяны всевозможными подписями и изречениями, что не оставляли даже крошечного свободного места.
— Я здесь тоже есть, — шепнула Светка, — потом распишешься. Святое дело.
Девушки поспешно следовали за Олли, и больше напоминали две баржи, которые пытаются успеть за своим буксиром. Миновали несколько дверей, длинный проход, и остановились возле гримёрных. Олли оставил девушек одних и скрылся за какими-то дверями. Маша огляделась. Здесь уже тусовался народ, слышалась музыка, и девушка вновь почувствовала себя неуверенно.
— Уже чекаются, — со знанием дела отметила Светка, и ткнула пальцем куда-то в сторону.
— Что? — не поняла Маша.
— Саундчек. Настройка, — как маленькой пояснила Сенья. — Ну, где этого долбоёба носит? Я писать хочу. Где гримёрка? Где остальные?
— Мы пойдём в гримёрную? — такого ошеломительного поворота событий Маша уж точно не ожидала.
— А ты предполагаешь торчать здесь, в коридоре? — в свою очередь удивилась Светка. — Ну, где хоть кто-нибудь? Я сейчас обоссусь.
— Свет, я, конечно, всё понимаю. О таком можно только мечтать. Но это как-то неудобно. Зачем я им в гримёрке?
— Неудобно спать на потолке, всё время падает одеяло, — равнодушно парировала Светка. — Нет, ну блять, Херман, ты хочешь, что бы я обоссалась прямо в коридоре, — заорала она.
Олли появился как по мановению волшебной палочки, словно только и ждал этого требовательного вопля. Одарил девушек добродушной улыбкой и кинул Светке ключи.
— Располагайтесь. Ещё никого нет. Я сейчас.
— Уже чекается кто-то, — вдогонку проорала Светка. — На сцене посмотри!
Вопреки предположениям Маши, гримёрка выглядела ничуть не лучше коридора, если не сказать, хуже. Совсем небольшая комната, тёмная, с низким потолком, пара кожаных диванов и стены выложенные крупной чёрно-белой плиткой. Точно так же, как и в коридоре, они были тотально исписаны маркером, ручкой, губной помадой. Вся эта наскальная живопись плавно перебирались на потолок, на двери и, кое-где, даже захватывала пол.
Светка наконец-то посетила туалет и плюхнулась на диван.
— Ой, как хорошо! Ну, что стоишь? Садись и любуйся на обитель рока.
— Не, Свет, мне неудобно.
— Слушай, если тебя смущает, что парни будут переодеваться, а они обязательно будут, то не волнуйся. У всех всё есть. Я сама видела.
И Сенья, чрезвычайно довольная собой, заржала в полный голос.
— Знаешь, ты для меня сделала невероятное. Я ведь об этом только мечтать могла. А тут, вот так, сразу, в знаменитую Тавастию, с чёрного хода, да ещё в гримёрные. Знаешь, я так не могу. Когда все соберутся, я в коридор пойду.
— Иди-иди, — ехидно подначила Светка. — Вернёшься в Питер, даже рассказать будет нечего.
— А откуда мы будем смотреть концерт? — Маша попыталась перевести разговор на более нейтральную тему.
— С бекстейджа. Ну а если очень присрётся, можешь в зал спуститься. Только не советую. Давка, духота, и нихуя не видно.
В гримерной хлопнула дверь. Вернулся Олли. Уже с вязкой пива. Он скинул куртку и, как и Светка, запрыгнул на диван. Парочка обнялась и несколько минут смачно целовалась, не обращая на Машу никакого внимания.
Эти несколько минут она чувствовала себя хуже некуда. Не дай Бог, если сейчас придёт кто-то ещё. Как ей объяснять, кто она такая, и своё присутствие в гримёрной. Наконец Олли отлепился от Светки и повернулся в сторону Маши.
— Это моя подруга, — хорошо, что у бесстыжей Сеньи хватило ума ее представить. — Она приехала поступать в эту вашу академию Сибелиуса.
— Мария.
Помня рекомендацию Светки по поводу имени, Маша робко сунула лапку в Оллину ладонь.
— Очень приятно, — Олли было нифига не приятно. Это Маша почувствовала по ровному, но совершенно равнодушному тону. — По какому классу?
— Вокал.
— Вот как? Есть успехи?
— Да. Есть, — сдержанно ответила Маша.
— Ты уже где-нибудь училась?
— В музыкальной школе. Потом два курса Петербургской консерватории.
— О, ваша консерватория — это супер!
В вежливости Херману было не отказать. Маша чуть-чуть расслабилась и посмотрела на знаменитого глэм-рокера уже более спокойно. Олли и вправду был очень красив. Точёные черты лица, чистая кожа, серые с поволокой глаза. Маша знала, что лицо Олли подвергалось пластике, но невольно отметила, что без родных природных данных никакая бы операция не помогла. И держался он приветливо, с достоинством, отлично оценивая степень своего таланта и красоты. Пусть от первого знакомства веяло холодком, Маша вновь отметила смешное озорство Оллиной улыбки, когда вокруг глаз собирались очаровательные морщинки и говорили о том, что улыбается этот человек часто. В нём вообще было что-то противоречивое, где яркий сценический лоск скрывал добродушную деревенскую простоту.
— О, Алекси, — Олли мгновенно забыл про Машу и поднялся навстречу другу.
Сперва в гримёрную вплыла гитара, затем тонкая фигура солиста «Чилдрен оф Бодом». Парни приобнялись. Заговорили о чём-то своём. Маша вновь напряглась. Накал впечатлений нарастал. И если Олли Херман был чем-то вроде красивой игрушки, Кена глэм-рока, то Алекси больше ассоциировался с коллегой. Человек-нерв, человек-гитара, человек, которому вечно плохо, и который жив только ради музыки.
— Что-то гений гитары и бутылки сегодня не в духе, — негромко заметила Светка. — Морда кислая, как будто лимонов обожрался. Интересно, что случилось?
Маша послушно посмотрела на Алекси. В свои тридцать восемь он до сих пор выглядел мальчишкой. Тонкий, если не сказать тощий, уже с признаками усталости на лице, и неожиданно солнечной улыбкой. Почти такой же парадокс, как и Олли. Музыкант, не написавший ни одной лирической песни, поющий исключительно о смерти и депрессии, улыбался так нежно и застенчиво, что невозможно было не улыбаться в ответ. Впрочем, в данный момент, Светка оказалась права. Выражение лица у Аллу было вымученное, почти страдальческое, и навешенная улыбка лишь подчёркивала степень страданий. По Маше он скользнул взглядом ничуть не заинтересованно, кивнул Светке и повернулся к Олли.
— Либо выпить хочет, либо Лайховоз сломался, — заключила Сенья. — Видать, нелегко в завязке.
— Почему ты так говоришь? — Маша вступилась за своего кумира. — Не до такой же степени он алкоголик. Может, и вправду что-то случилось.
— До такой, до такой, — хихикнула Светка. — А то я не знаю, в какие он сопли напивался. Такое вытворял. И не надо лохматить бабушку, что Лайхо гений. Просто алконавт, — заключила безжалостная Сенья. — Вот правильно, нет хуя без бобра, ой, ну типа, худа без добра. Наебнулся с полки в турбасе, всё себе переломал.
Маша округлила глаза. Она следила за творчеством Алекси уже несколько лет. Восхищалась его талантом, техникой игры, особенностью истеричного вокала, но этот бытовой факт почему-то ускользнул от её внимания.
— Ещё бы, — Светка только обрадовалась возможности посплетничать. — Полетел, как ёб твою мать. Хорошо его Хенкка поймал, иначе бы башку свернул. Пьяный был в три пизды. Сломал себе плечо, лопатку и три ребра. Потом больше месяца по туру шароёбился. Отказался лечиться, пока прямо на концерте сознание не потерял. Результат — шесть недель реабилитации и полная завязка. Сидел дома в гипсе и ныл. Его даже мыть приходилось. Волосня то длинная, не дай Бог, вши, — Светка наклонилась к Маше и зашептала в самое ухо. При этом её руки сделали несколько выразительных движений, какими рыбаки показывают размеры пойманной рыбы.
Когда смущённая Маша подняла голову, Алекси уже успел скинуть куртку и, сидя в углу дивана, терзал гитару.
— Ну, вот, сейчас Арчи с Юсси придут, и пойдём в гримёрку к Реклесам, — заключила Светка. — Сегодня сдвоенный сет. Или ты хочешь с этими остаться?
— Я ни с кем не хочу. Что я буду делать, если никого не знаю? — запротестовала Маша, хотя уже отлично осознавала, что больше всего хочет остаться и хотя бы просто поглазеть на любимых музыкантов.
— Тогда сиди и не пизди.
— Слушай, вот ты так хорошо всех знаешь, как бы ты охарактеризовала ребят парой слов? — Маша всё ещё пыталась увести беседу в тонкие интеллигентные рамки.
— Я, блять, на психоаналитика похожа? — рассмеялась Сенья. — Ну, Олли… — Она на секунду задумалась. — Провинциальный попугай. Алекси — гений гитары и бутылки. Юсси — шило в жопе, а Арчи — пакостный пупсик.
— Почему пакостный? — удивилась Маша.
— Скоро сама узнаешь. — Светка отмахнулась. — А вот и шило пришло, — и она первой скользнула в раскрытые объятия драммера. — Юсенька, как давно я тебя не видела.
По всей видимости, самый старший из музыкантов был привычен абсолютно ко всему, и поздоровался с Машей первым, всунув сильную и жёсткую ладонь. Маша знала, что Юсси Вуори из 69Глаз уже сорок шесть, и он чуть младше её отца. Некогда самый смазливый барабанщик Финляндии красоту подрастерял, на лице отчётливо обозначились морщинки, но его светло-голубые глаза светились прямо-таки безумным жизнелюбием. Несмотря на крепкую мужскую стать, а тело у Юсси было великолепное, он выглядел юным, и за десять минут, что был в гримёрной, оказался в десяти местах сразу. Всезнающая Светка тут же просветила Машу на счёт того, что Юсси владелец бара Рифф, имеет взрослую дочь и большой специалист по дамскому полу. Последнее Сенья так же запросто обозначила руками и выразительной мимикой.
При появлении Вуори в гримёрке сразу стало тесно. Он успел что-то рассказать Олли, приобнять и утешить Алекси, привести из соседней комнаты участников Рекслес Лав, сделать комплимент Светке и неожиданно разулыбаться Маше. Постепенно шумная, какая-то таборно-вокзальная обстановка стала казаться праздничной. Здесь было шумно, весело и, на редкость, запросто. В гримёрке уже появились одногруппники одногруппников, друзья друзей и даже друзья друзей друзей. То и дело щёлкали открываемые банки, раздавался обмен новостями и безобидные подначки. Кто-то из парней выклянчил у девушек подводку для глаз, и на стене появилась новая надпись. Смеялись. Дурачились. Поили друг друга пивом. Пока Маша тихонько рассматривала всё прибывающих людей, неожиданно развыступался Вуори.
— Надоели люди, которые усиленно выставляют напоказ свои плюсы, мол, смотрите, какой я охрененный, — подбоченясь пародировал Юсси. — Будьте скромнее. И подпись: Арчи, 25 сантиметров.
В это же мгновение рядом с Машей плюхнулся новый персонаж. Очередная алогичная нестыковка. Из-под белокурых кудрей сверкнули синие глаза.
— Арчи, — представилась совершенно детская мордашка, с какой-то щенячьей округлостью щёк и пухлыми обиженными губами.
— Мария.
— Очень приятно, — Арчи потряс Машину ладошку и улыбнулся.
Финляндия встретила девушек сухой, но прохладной погодой.
— Совсем как у нас в Питере, — негромко заметила Маша, то и дело оглядываясь по сторонам, — даже ветер такой же.
— Нравится? — совершенно по-хозяйски поинтересовалась Светка.
— Очень. Так красиво. И город просто вылизанный.
— Мне тоже нравится. Это только ебанаты говорят, что в Хельсинки смотреть не на что. — Светка поддёрнула небольшую потёртую сумку. Она путешествовала почти налегке. — Я как сюда попала, так прямо влюбилась в город, — и грустно добавила: — эх, зацепиться бы. Тут государственная поддержка мощная.
Маша осторожно посмотрела на Светку. Та говорила совершенно серьёзно, и девушка подивилась её наивности.
Она помолчала, затем негромко пробурчала:
— Мать водяру жрёт. Сука. Я её по семь раз в неделю на своём горбу таскаю. Из-под забора — домой. Да мне это нахуй не надо. Братьев четверо. Прав родительских никак не лишить, мамашину сестру опекуншей назначат. Пизда с ушами. А она на нашу квартиру метит. Ну, чо смотришь? Я только здесь и живу.
— Тебе кто-нибудь помогает? — осторожно осведомилась Маша.
— Ага! Щаз! — огрызнулась Светка.
— А Олли?
— Ты, мать, совсем охуела, — Светка расхохоталась, — да я с ним просто трахаюсь. Ну, бывает иногда, денег подкинет. У меня, в отличие от тебя, талантов нет. Купаюсь в лучах чужой славы.
— Неужели правда, что ты всех их близко знаешь и общаешься?
— Вот ты, блять, доставучая, — Светка снова рассмеялась, — ничего, скоро сама увидишь. Всё, пойдём. Где там твой хостел?
Как Маша и ожидала, хозяйка мини-гостиницы восприняла появление двух девушек, вместо одной, весьма неблагожелательно.
— Номер забронирован только для Ruova Левина, — недовольно воскликнула она, — только на одного человека.
— Да в гости я, — Светка уверенно отодвинула женщину плечом и, даже не оглядываясь, проследовала в нужную комнату.
Маша забрала документы, и стараясь не смотреть на шокированную хозяйку, шмыгнула следом за Светкой.
— С хозяйкой не очень хорошо вышло. — Маша присела на единственную в номере кровать.
— Да похуй на неё, — Светка запрыгнула на эту самую постель и блаженно вытянула ноги, — ты всё равно скоро в общагу переедешь.
— Хотелось бы. Сегодня отдохнём, посмотрим город, а завтра первым делом в академию.
Девушки немного помолчали. Светка рылась в своём телефоне с треснувшим экраном, Маша отзвонилась бабушке, потом тщательно умылась и полезла в чемодан, чтобы сменить дорожную одежду на свежую.
— Слушай, а почему ты не красишься? — Светка с интересом наблюдала Машины перемещения.
— Не знаю. Просто не привыкла.
— И причесон у тебя не айс, — Светка поймала Машу за руку и подтянула к себе. — Ну-ка, сядь. Зачем так ужасно зализываешь волосы? У тебя высокий лоб. Чёлочка нужна.
— Я так всегда ношу.
— Ну и дура, — совершенно безобидно констатировала Светка. Она помолчала, разглядывая Машино лицо, и решительно заявила: — Дай-ка я тебя постригу.
— Нет-нет, — Маша решительно запротестовала, — ни в коем случае. Меня бабушка убьёт.
— Похер на бабушку. — Светка уже полезла в собственную сумку за косметичкой. — Да не буду я тебе тифозный бриз делать. Не ссы в компот, там повар ноги моет. Садись.
— Свет, не надо. — Маша, уже влекомая чужой силой воли, покорно опустилась на стул.
— Надо. Я говорю, не ссы. Вся длина на месте останется. Всё, закрой глаза и подремли. Я тя потом ещё и накрашу.
Светка угрожающе пощёлкала извлечёнными ножницами.
— Да что ты так сжалась? Я этими ножнями даже Ольку ровняла, — Светка пошленько хохотнула, — в интимных местах. Всё-всё, молчу. Стрижку я ему поправляла. Лучше, чем в парикмахерской вышло.
Светка щёлкала ножницами долго, что-то подправляла, сдувала, потом делала начёс, оттянула несколько прядей с помощью геля. Закончив стричь, она велела не открывать глаз и полезла за своим арсеналом косметики.
— Ты там не спишь ещё?
— Нет. Но глаза открывать боюсь.
— Ссыкло, — добродушно хихикнула Сенья. — Я те такое сделала. Даже для себя так не получилось. Супер. Сейчас я тебя накрашу. Потом переодену, и у всех Реклесов встанет.
— Что встанет? — совершенно серьёзно спросила Маша.
Светка аж взвизгнула:
— У тебя парень-то есть?
— Нет. — Маша смутилась. До сих пор столь интимных вопросов ей не задавали. Одногруппники консерватории большей частью были интеллигентны, поглощены искусством, и на подобные темы разговаривали нечасто.
— Ты что? С пломбочкой, что ли?
— Да, — Маша кивнула. — Можешь не верить, но я даже целоваться толком не умею. Так. Было пару раз на вечеринках, когда наши мальчики подвыпили.
Она независимо пожала плечами, но от вполне естественного Светкиного любопытства стало на редкость неприятно, когда её простодушное копание задело самые интимные струны. Те понятия любви и секса, которые Маша, как неисправимый романтик считала вещами совершенно взаимосвязанными и неотделимыми друг от друга. Она притихла, но в её голове совершенно неожиданно всплыла фраза преподавателя философии: если у молодой девушки никогда не было отношений, стоит серьёзно задуматься о её психологическом здоровье.
— В двадцать три года? — ахнула Светка. — Вот это да. А мне целку в тринадцать поломали. Мамочкин ухажёр. Я его, суку паршивую, потом в парке отпинала. Через пару лет. Отловила падлу пьяную, и отпиздила, как следует.
— Какой ужас, — шепнула Маша.
— Да теперь похуй. — Светка уже забыла о своих переживаниях и начала рыться в косметичке. — Не волнуйся. Здесь мы тебе это дело быстро исправим. Надо только найти кого поприличней, да покрасивей.
— Можно мне уже посмотреть? — Маша попыталась соскользнуть с пикантной темы и подёргала Свету за рукав.
— Пять секунд. Сейчас я тебя подведу к зеркалу. Всё, смотри.
Маша распахнула глаза.
Из зеркала на неё смотрела совершенно незнакомая девушка. Хотя нет. Знакомая. Даже родная. Но у неё вдруг, волшебным образом, раскрылись глаза, заострился носик. А пухлые округлые губы внезапно растянулись в довольной улыбке.
— Ну как? — самодовольно хмыкнула Светка.
— Боже мой. И ты говоришь, что у тебя нет талантов. Это не я.
И Маша покосилась на Светку из-под длинной рваной чёлки в стиле глэм.
— Не волнуйся, ты, — Светка снова добродушно хмыкнула. — Теперь переодевайся. Я тебе сейчас свою майку дам. Тебе надо титьки подчеркнуть, и поебашили в Тавастию. Кстати, сегодня сдвоенный сэт. Ещё и Local Band выступят. Кто тебе там нравится? Мы его скоренько.
До клуба девушки добрались довольно быстро.
Но, к великому Машиному сожалению, не то, что купить билеты, — они даже не могли подойти поближе.
Поклонники затекали в тяжёлые входные двери густой толпой, а вездесущие фанатки рыскали вокруг здания, в поисках нелегального входа.
— Постой здесь, — велела Светка, — только не вздумай уйти.
Маша послушно кивнула.
Начало жизни в Финляндии она представляла себе как-то не так. В Машином представлении всё выглядело более, чем интеллигентно. Экскурсия по городу. Визит в академию. Размещение в гостинице и далее в общежитии. А вместо этого она стоит около знаменитого рок-клуба. Стоит в непривычном виде, в компании малознакомой хамоватой девицы и пытается нелегально пройти на рок-концерт. Правильно говорят: бойтесь своих желаний. Не она ли озвучила фантазию увидеть любимые группы буквально накануне отъезда? Но раз так получилось — не побывать в знаменитом месте благодаря связям Светки было бы верхом глупости. Маша вздохнула. Клуб клубом, но от утреннего откровения в горле по-прежнему стоял тошнотворный комок. Она машинально проворачивала в голове малейшие подробности разговора и чувствовала горечь и обиду на несправедливую судьбу, которая не только обошла Машу в плане личной жизни, но и поставила в ряд с чем-то ущербным и ненормальным.
От размышлений её отвлёк непонятный гул и вопль Светки.
— Какого хуя ты стоишь?
Светка разорялась на всю улицу родным российским матом.
Только сейчас Маша заметила, что, разгуливая туда-сюда, подошла к штакетнику. Что окружена плотной толпой фанаток. А странный гул — это вопли раззадоренных поклонниц при появлении любимой группы.
— Блядина тупая, — бесновалась Светка, — а ну, иди сюда!
Маша, повинуясь Светкиному крику, начала инстинктивно протискиваться ближе к входу. Это оказалось нелёгкой задачей. Маша получила несколько тычков. Потом пару увесистых ударов в спину и едва не упала. Ничего не соображая, Маша, наконец, прилипла к заборчику, и вскинула глаза. Буквально в шаге от неё стоял Олли Херман, собственной неотразимой персоной: статный красавец с гривой белокурых волос. Он торопливо раскланивался, улыбался завывающей толпе, но при этом не забывал придерживать висевшую на нём Светку.
— Хули ты растопырилась? — завопила подруга. — Олли, помоги ей!
Маша машинально вложила ладошку в крупную мужскую руку и, словно пушинка, перелетела на другую сторону ограждения.
— Жива? — Олли на секунду повернулся к ней.
Маша испуганно сглотнула, и совершенно неожиданно отметила, что при такой яркой, даже пафосной, красоте Олли очень смешно улыбается. Серые глаза прищуривались, нос забавно сморщивался, и Херман становился похож на громадную плюшевую игрушку.
— Пошли-пошли, — заторопила Светка. — Иначе нас растерзают.
И, прикрываемые крупной фигурой херры Косунена, девушки нырнули в тёмный служебный вход.
Служебная часть Тавастии выглядела прозаично. Длинный бетонный коридор. Голые рекреации, больше напоминающие складские или производственные помещения. Кабели. Кофры с аппаратурой. Зато все стены и весь потолок были так густо усеяны всевозможными подписями и изречениями, что не оставляли даже крошечного свободного места.
— Я здесь тоже есть, — шепнула Светка, — потом распишешься. Святое дело.
Девушки поспешно следовали за Олли, и больше напоминали две баржи, которые пытаются успеть за своим буксиром. Миновали несколько дверей, длинный проход, и остановились возле гримёрных. Олли оставил девушек одних и скрылся за какими-то дверями. Маша огляделась. Здесь уже тусовался народ, слышалась музыка, и девушка вновь почувствовала себя неуверенно.
— Уже чекаются, — со знанием дела отметила Светка, и ткнула пальцем куда-то в сторону.
— Что? — не поняла Маша.
— Саундчек. Настройка, — как маленькой пояснила Сенья. — Ну, где этого долбоёба носит? Я писать хочу. Где гримёрка? Где остальные?
— Мы пойдём в гримёрную? — такого ошеломительного поворота событий Маша уж точно не ожидала.
— А ты предполагаешь торчать здесь, в коридоре? — в свою очередь удивилась Светка. — Ну, где хоть кто-нибудь? Я сейчас обоссусь.
— Свет, я, конечно, всё понимаю. О таком можно только мечтать. Но это как-то неудобно. Зачем я им в гримёрке?
— Неудобно спать на потолке, всё время падает одеяло, — равнодушно парировала Светка. — Нет, ну блять, Херман, ты хочешь, что бы я обоссалась прямо в коридоре, — заорала она.
Олли появился как по мановению волшебной палочки, словно только и ждал этого требовательного вопля. Одарил девушек добродушной улыбкой и кинул Светке ключи.
— Располагайтесь. Ещё никого нет. Я сейчас.
— Уже чекается кто-то, — вдогонку проорала Светка. — На сцене посмотри!
Вопреки предположениям Маши, гримёрка выглядела ничуть не лучше коридора, если не сказать, хуже. Совсем небольшая комната, тёмная, с низким потолком, пара кожаных диванов и стены выложенные крупной чёрно-белой плиткой. Точно так же, как и в коридоре, они были тотально исписаны маркером, ручкой, губной помадой. Вся эта наскальная живопись плавно перебирались на потолок, на двери и, кое-где, даже захватывала пол.
Светка наконец-то посетила туалет и плюхнулась на диван.
— Ой, как хорошо! Ну, что стоишь? Садись и любуйся на обитель рока.
— Не, Свет, мне неудобно.
— Слушай, если тебя смущает, что парни будут переодеваться, а они обязательно будут, то не волнуйся. У всех всё есть. Я сама видела.
И Сенья, чрезвычайно довольная собой, заржала в полный голос.
— Знаешь, ты для меня сделала невероятное. Я ведь об этом только мечтать могла. А тут, вот так, сразу, в знаменитую Тавастию, с чёрного хода, да ещё в гримёрные. Знаешь, я так не могу. Когда все соберутся, я в коридор пойду.
— Иди-иди, — ехидно подначила Светка. — Вернёшься в Питер, даже рассказать будет нечего.
— А откуда мы будем смотреть концерт? — Маша попыталась перевести разговор на более нейтральную тему.
— С бекстейджа. Ну а если очень присрётся, можешь в зал спуститься. Только не советую. Давка, духота, и нихуя не видно.
В гримерной хлопнула дверь. Вернулся Олли. Уже с вязкой пива. Он скинул куртку и, как и Светка, запрыгнул на диван. Парочка обнялась и несколько минут смачно целовалась, не обращая на Машу никакого внимания.
Эти несколько минут она чувствовала себя хуже некуда. Не дай Бог, если сейчас придёт кто-то ещё. Как ей объяснять, кто она такая, и своё присутствие в гримёрной. Наконец Олли отлепился от Светки и повернулся в сторону Маши.
— Это моя подруга, — хорошо, что у бесстыжей Сеньи хватило ума ее представить. — Она приехала поступать в эту вашу академию Сибелиуса.
— Мария.
Помня рекомендацию Светки по поводу имени, Маша робко сунула лапку в Оллину ладонь.
— Очень приятно, — Олли было нифига не приятно. Это Маша почувствовала по ровному, но совершенно равнодушному тону. — По какому классу?
— Вокал.
— Вот как? Есть успехи?
— Да. Есть, — сдержанно ответила Маша.
— Ты уже где-нибудь училась?
— В музыкальной школе. Потом два курса Петербургской консерватории.
— О, ваша консерватория — это супер!
В вежливости Херману было не отказать. Маша чуть-чуть расслабилась и посмотрела на знаменитого глэм-рокера уже более спокойно. Олли и вправду был очень красив. Точёные черты лица, чистая кожа, серые с поволокой глаза. Маша знала, что лицо Олли подвергалось пластике, но невольно отметила, что без родных природных данных никакая бы операция не помогла. И держался он приветливо, с достоинством, отлично оценивая степень своего таланта и красоты. Пусть от первого знакомства веяло холодком, Маша вновь отметила смешное озорство Оллиной улыбки, когда вокруг глаз собирались очаровательные морщинки и говорили о том, что улыбается этот человек часто. В нём вообще было что-то противоречивое, где яркий сценический лоск скрывал добродушную деревенскую простоту.
— О, Алекси, — Олли мгновенно забыл про Машу и поднялся навстречу другу.
Сперва в гримёрную вплыла гитара, затем тонкая фигура солиста «Чилдрен оф Бодом». Парни приобнялись. Заговорили о чём-то своём. Маша вновь напряглась. Накал впечатлений нарастал. И если Олли Херман был чем-то вроде красивой игрушки, Кена глэм-рока, то Алекси больше ассоциировался с коллегой. Человек-нерв, человек-гитара, человек, которому вечно плохо, и который жив только ради музыки.
— Что-то гений гитары и бутылки сегодня не в духе, — негромко заметила Светка. — Морда кислая, как будто лимонов обожрался. Интересно, что случилось?
Маша послушно посмотрела на Алекси. В свои тридцать восемь он до сих пор выглядел мальчишкой. Тонкий, если не сказать тощий, уже с признаками усталости на лице, и неожиданно солнечной улыбкой. Почти такой же парадокс, как и Олли. Музыкант, не написавший ни одной лирической песни, поющий исключительно о смерти и депрессии, улыбался так нежно и застенчиво, что невозможно было не улыбаться в ответ. Впрочем, в данный момент, Светка оказалась права. Выражение лица у Аллу было вымученное, почти страдальческое, и навешенная улыбка лишь подчёркивала степень страданий. По Маше он скользнул взглядом ничуть не заинтересованно, кивнул Светке и повернулся к Олли.
— Либо выпить хочет, либо Лайховоз сломался, — заключила Сенья. — Видать, нелегко в завязке.
— Почему ты так говоришь? — Маша вступилась за своего кумира. — Не до такой же степени он алкоголик. Может, и вправду что-то случилось.
— До такой, до такой, — хихикнула Светка. — А то я не знаю, в какие он сопли напивался. Такое вытворял. И не надо лохматить бабушку, что Лайхо гений. Просто алконавт, — заключила безжалостная Сенья. — Вот правильно, нет хуя без бобра, ой, ну типа, худа без добра. Наебнулся с полки в турбасе, всё себе переломал.
Маша округлила глаза. Она следила за творчеством Алекси уже несколько лет. Восхищалась его талантом, техникой игры, особенностью истеричного вокала, но этот бытовой факт почему-то ускользнул от её внимания.
— Ещё бы, — Светка только обрадовалась возможности посплетничать. — Полетел, как ёб твою мать. Хорошо его Хенкка поймал, иначе бы башку свернул. Пьяный был в три пизды. Сломал себе плечо, лопатку и три ребра. Потом больше месяца по туру шароёбился. Отказался лечиться, пока прямо на концерте сознание не потерял. Результат — шесть недель реабилитации и полная завязка. Сидел дома в гипсе и ныл. Его даже мыть приходилось. Волосня то длинная, не дай Бог, вши, — Светка наклонилась к Маше и зашептала в самое ухо. При этом её руки сделали несколько выразительных движений, какими рыбаки показывают размеры пойманной рыбы.
Когда смущённая Маша подняла голову, Алекси уже успел скинуть куртку и, сидя в углу дивана, терзал гитару.
— Ну, вот, сейчас Арчи с Юсси придут, и пойдём в гримёрку к Реклесам, — заключила Светка. — Сегодня сдвоенный сет. Или ты хочешь с этими остаться?
— Я ни с кем не хочу. Что я буду делать, если никого не знаю? — запротестовала Маша, хотя уже отлично осознавала, что больше всего хочет остаться и хотя бы просто поглазеть на любимых музыкантов.
— Тогда сиди и не пизди.
— Слушай, вот ты так хорошо всех знаешь, как бы ты охарактеризовала ребят парой слов? — Маша всё ещё пыталась увести беседу в тонкие интеллигентные рамки.
— Я, блять, на психоаналитика похожа? — рассмеялась Сенья. — Ну, Олли… — Она на секунду задумалась. — Провинциальный попугай. Алекси — гений гитары и бутылки. Юсси — шило в жопе, а Арчи — пакостный пупсик.
— Почему пакостный? — удивилась Маша.
— Скоро сама узнаешь. — Светка отмахнулась. — А вот и шило пришло, — и она первой скользнула в раскрытые объятия драммера. — Юсенька, как давно я тебя не видела.
По всей видимости, самый старший из музыкантов был привычен абсолютно ко всему, и поздоровался с Машей первым, всунув сильную и жёсткую ладонь. Маша знала, что Юсси Вуори из 69Глаз уже сорок шесть, и он чуть младше её отца. Некогда самый смазливый барабанщик Финляндии красоту подрастерял, на лице отчётливо обозначились морщинки, но его светло-голубые глаза светились прямо-таки безумным жизнелюбием. Несмотря на крепкую мужскую стать, а тело у Юсси было великолепное, он выглядел юным, и за десять минут, что был в гримёрной, оказался в десяти местах сразу. Всезнающая Светка тут же просветила Машу на счёт того, что Юсси владелец бара Рифф, имеет взрослую дочь и большой специалист по дамскому полу. Последнее Сенья так же запросто обозначила руками и выразительной мимикой.
При появлении Вуори в гримёрке сразу стало тесно. Он успел что-то рассказать Олли, приобнять и утешить Алекси, привести из соседней комнаты участников Рекслес Лав, сделать комплимент Светке и неожиданно разулыбаться Маше. Постепенно шумная, какая-то таборно-вокзальная обстановка стала казаться праздничной. Здесь было шумно, весело и, на редкость, запросто. В гримёрке уже появились одногруппники одногруппников, друзья друзей и даже друзья друзей друзей. То и дело щёлкали открываемые банки, раздавался обмен новостями и безобидные подначки. Кто-то из парней выклянчил у девушек подводку для глаз, и на стене появилась новая надпись. Смеялись. Дурачились. Поили друг друга пивом. Пока Маша тихонько рассматривала всё прибывающих людей, неожиданно развыступался Вуори.
— Надоели люди, которые усиленно выставляют напоказ свои плюсы, мол, смотрите, какой я охрененный, — подбоченясь пародировал Юсси. — Будьте скромнее. И подпись: Арчи, 25 сантиметров.
В это же мгновение рядом с Машей плюхнулся новый персонаж. Очередная алогичная нестыковка. Из-под белокурых кудрей сверкнули синие глаза.
— Арчи, — представилась совершенно детская мордашка, с какой-то щенячьей округлостью щёк и пухлыми обиженными губами.
— Мария.
— Очень приятно, — Арчи потряс Машину ладошку и улыбнулся.
@темы: закончен, юмор, рок-музыканты, фанфики, Голос, психология, романтика, фанфики по финским группам, гэт, драма