читать дальшеУчастковый, представитель детской комнаты полиции, тётки из социальной службы — народу было много, и это не считая младших братьев и матери с дедом. Мать — нечёсанная, немытая, в рваной и мятой рубашке страдала с похмелья. Дед был на удивление трезвый, но его испитое одутловатое лицо практически ничего не выражало, а бессмысленный остановившийся взгляд говорил о том, что разум давно пропит, и он, ещё крепкий физически человек, страдает выраженным алкогольным слабоумием.
В комнате было намусорено, грязно-жёлтое постельное бельё испещрено следами клопов, и в воздухе висел спёртый и кислый запах давно немытого помещения. Светка сидела на краешке продавленного дивана и мечтала только об одном, чтобы всё это поскорее закончилось. Ей не было стыдно за свою семью, не жалко мать и даже не страшно за младших братьев. Она отлично понимала, что рано или поздно такой образ жизни кончится именно этим. Ей было страшно лишь за себя.
Несколько дней назад Светке позвонила соседка по лестничной площадке и сообщила, что её младшего брата семнадцатилетнего Егора задержала полиция. Задержала с наркотиками на кармане. Причём не с пресловутыми пятью граммами, а с большим пакетом. Во время задержания Егор оказал сопротивление и, что может быть хуже, в потасовке ранил одного из полицейских ножом. Конечно, Егор был не один, да и царапина, нанесённая стражу порядка, не стоила выеденного яйца, но он происходил из самой неблагополучной семьи, состоял на учёте в детской комнате и, разумеется, был представлен козлом отпущения.
Именно сегодня, по этой причине их квартира была атакована представителями самых разных служб.
— Марина Николаевна, смысла вас стыдить нет. Уже нет, — холёная дама из социальной службы гневно покачала головой, — то, что произошло с Егором вполне закономерно, и этого следовало ожидать. И этим вопросом теперь, увы, будет заниматься полиция. Но я обещаю, что в отношении младших детей применю к вам самые строгие меры. Теперь вопрос о лишении родительских прав будет поставлен самым серьёзным образом.
— И шо? — вяло, но тем не менее агрессивно пробубнила мать, — что ты мне сделаешь, коза на ножках? Тебе мои дети нужны? Да на! Забирай! Корми, коли хочешь. Детушки, мои кровинушки. Никому вы кроме мамы не нужны, — запричитала она и полезла целовать самого младшего, худого и сопливого Никиту, — никому я вас не отдам.
— Марина, ты бы хоть о старшей дочери подумала, — неожиданно влез участковый. Толстый и добродушный Михалыч, который служил на их участке уже двадцать лет и знал Светку с малолетства, — посмотри, какая она красивая выросла. А ведь у девки ни образования нет, ни жилья. Ну, лишат тебя родительских прав, ведь всё на неё свалится.
— Что ты понимаешь? — взвилась мать. Состояние похмелья она переносила плохо. Становилась агрессивной и теряла над собой контроль, — что ты меня жизни учишь? Кто Светку воспитывал в девяностые, когда ейный папашка дуба дал от ханки палёной. Кто сутками продавцом в ларьке парился? Кто последние вещи в ломбард сдавал, когда жрать было нечего?
— Эх, Марина-Марина, — вздохнул Михалыч, — тебе напомнить, как ты Светку с собой таскала? Как с чёрными путалась и на хатах зависала, пока девчонка за занавесочкой сидела?
— Ах, ты старый козёл, — мать вскочила со своего места, — ишь чо вспомнил? Может ты мою Светку кормил? Да я тебе счас…
— Гражданка Лесневская, немедленно успокойтесь, — прикрикнул следователь, — иначе я вас на пятнадцать суток закрою.
Светка нетерпеливо поерзала на диване, и чувствуя, как в зад впивается особенно острая пружина, медленно сползла на пол и юркнула в прихожую. Она была больше не в состоянии слушать весь этот трагифарс. Хоть бы кто поинтересовался, что теперь ждёт её? Хоть бы одна сволочь спросила. Один Михалыч прав. Ничего хорошего.
Прочь. Прочь из этого дома.
Светка сунула руки в рукава. Подобрала с пола рюкзачок.
— Вам к метро?
Светка подняла голову. Помощник следователя. Стажёр. Как его там? Кирилл что ли? Да, вроде Кирилл! Быков его фамилия.
— Да, — сухо ответила она, — вы что-то хотели?
— Мне тоже к метро. Можно я вас провожу?
Молодой человек имел вполне приятную внешность, и не в пример своему наставнику, был вежлив и корректен. Ожидая Светкиного ответа, он несколько раз поправил очки в тонкой оправе и переложил папку с документами из руки в руку.
«Нервничает», — догадалась Светка и молча передёрнула плечами. Мол понимай, как хочешь и вышла из квартиры первой.
— Вам на Выборгскую или на Лесную?
— Всё равно, — буркнула Светка, — тут одинаково.
— Тогда пойдёмте на Выборгскую. Ваш брат сейчас содержится в изоляторе для подростков. Мне необходимо его посетить. От Выборгской ближе.
Несколько минут шли молча. Миновали горбатый железнодорожный мост, перешли к зданию бассейна.
— Мне очень жаль, что с вашим братом…
— Перестаньте, — Светка раздражённо махнула рукой, — вы его видели? Разговаривали с ним?
— Да, — Кирилл кивнул.
— Ему семнадцать, но он уже конченный человек, — почти выкрикнула Светка, — всё шло именно к этому.
— Ну, да, — как-то не очень уверенно ответил молодой человек, — возможно вы правы.
Он немного помолчал и, смущаясь, добавил:
— Знаете, Света. Вас же Светлана зовут?
— Угу.
— В этой ситуации мне больше всего жаль вас. С очень большой вероятностью могу сказать, что дело плохо. И, скорее всего, я никак не смогу помочь. Дела с подростковой наркоманией самые резонансные. Я бы даже сказал показные. А ювенальная юстиция становится все более распространённым явлением. Но мне бы очень хотелось помочь. Пока не знаю, как. Ну, хотя бы юридической консультацией. Может быть, помощью в правовых вопросах. Рекомендациями или там советами.
— Ммм… да? — рассеянно переспросила Светка. Она думала о своём. Те обстоятельства, которые в данный момент разворачивались вокруг её семьи, грозили начисто перечеркнуть ту мечту, те тайные надежды и помыслы, которые Светка лелеяла последние пару лет. Перемены в стране, изменения в законодательстве и социальных службах были способны начисто закрыть дорогу к её воздушным замкам. К тому спокойному и уравновешенному явлению, которое было метр девяносто ростом, имело серые глаза и носило длинное имя Оливи Херман Косунен.
— Почему?
— Просто вы мне очень понравились, — неожиданно брякнул Кирилл, и Светка неожиданно улыбнулась в ответ.
Немного помолчали. Кирилл уже рассматривал девушку без всякого стеснения.
Каких только оценок своей внешности она не выслушала за всю свою недолгую жизнь. И грубые хамские эпитеты мамашиных кавалеров. И хвалебно-завистливые оценки девочек одноклассниц. И разочарованные обиды приятелей парней. И ехидные намёки кумушек соседок. Всё было. При простяцком рабоче-алкогольном происхождении и всей грязи, которая замешалась в её наследственности, Светка родилась красивой. Немного необычной, утончённой, чей типаж не становится хуже с годами. Натурально белокурая, с педантично правильным лицом. С белой кожей и ясными глазами. Настоящее олицетворение нежности.
Самый меткий эпитет её внешности придумал Юсси, однажды назвав эльфёнком. Прозвище приклеилось неожиданно крепко. И всё бы находилось в самом гармоничном балансе, если бы не острый язычок и шкодный нрав, который Светка без всякого стеснения оттачивала на ближайших знакомых. Она была не только хороша собой, но и достаточно сообразительна, чтобы использовать природные данные себе во благо. И мало, кто понимал (по крайней мере по началу), что Эльфёнок имеет весьма острые бодливые рожки.
Светка идентифицировала заинтересованный взгляд совершенно верно. Она не успела даже вежливо распрощаться, как Кирилл снова подал голос:
— Света, скажите, а мы можем увидеться ещё раз? Так сказать в неформальной обстановке.
— Можем.
Слово вырвалось так быстро и непроизвольно, что Светке стало неудобно за свою поспешность. На данный момент этот воспитанный и образованный молодой человек, не вызывал у неё никакого интереса. Скорее наоборот. Род его занятий и должность были почти враждебными. Чуждыми. Грозящими внести в её и без того шаткий переменчивый мирок ещё больший разлад. Но волшебное слово «помочь» подействовало на Светку почти магическим образом.
Вся приглушенная муть её взаимоотношений с Олли внезапно всколыхнулась с новой силой. Бесперспективная, но эмоциональная и почти патетическая привязанность. Тот микроклимат, который грел её самолюбие и претенциозность, уже неоднократно давал знать о своей тупиковости. В отличии от Маши, Светка понимала, что верить в такой роман сверхнаивность. Несмотря на самые жаркие амуры в нём не было ни созвучности, ни родственности, когда мужчина и женщина сделаны из одного теста. Почему-то именно сейчас ей вспомнились слова покойной бабки, которая убеждала, что у мужа с женой должны быть крепкие узы, путо, держащее двоих в гораздо более крепкой связи, чем эмоции или общая постель. Говоря обычными словами, Светкина бабушка внушала, что с такими исходными данными ей нужен простой и обычный муж. Работящий и заботливый. Может быть, даже с патриархальным воспитанием, где забота о благополучии семьи, целиком и полностью является прерогативой мужчины. В общем, та простосердечная иллюзия, которая давно стала сказкой.
— Тогда скажите, где и когда?
— Я точно не знаю, — Светка на несколько мгновений замялась, — я лучше позвоню или напишу. А где? — она снова призадумалась.
— Здесь неподалёку есть кафе «Ровесник», — встрепенулся Кирилл, явно обрадованный таким быстрым согласием, — когда я был маленьким, мы тоже жили в этом районе и вместе с бабушкой часто ходили туда есть мороженное.
— А мы за пирожками и молочным коктейлем, — Светка вспомнила, подобные походы со своей бабушкой и непроизвольно рассмеялась.
— Не знаю, что там сейчас.
— Я тоже там давно не была.
— Но всё равно, до встречи, — Кирилл неловко пожал её руку и развернулся в сторону трамвайной остановки, — я жду вашего звонка.
***
Хермана дома не было и, едва Светка ввалилась в квартиру, как её окружила глухая ватная тишина.
Она разулась, по привычке, без помощи рук. Стянула сапоги, наступая пяткой на носок и, не спеша, прошла в комнату. В помещениях было прохладно. Значит, опять не закрыл балкон. Цветик морозоустойчивый. Светка машинально провела рукой по скользкому шелковому покрывалу и шлёпнулась на постель в форме звезды. Кто б понимал её счастье просто побыть в квартире, где тихо и пахнет чистотой. Светка сползла с кровати и доплелась до кухни. Заглянула в холодильник. Стандартный набор. Вода, пиво, фрукты. Да, готовкой её любимый себя не утруждал. Интересно, он хотя бы спать приходил? Светка пощупала в ванной комнате полотенце. Чуть влажное. Даже высохнуть не успело. Она вернулась в прихожую, воровато оглянулась и нерешительно открыла большой стенной шкаф. Видел бы Олли её за этим занятием, точно решил, что сумасшедшая. Ничего не поделаешь, фетиш у неё такой — фанатеть на чистое постельное бельё. Ровные стопки из прачечной. В основном белые. Подкрахмаленные, пахнущие кондиционером и утюгом.
— Мммм, — Светка прижалась к стопкам щекой, — чистюля ты мой!
В замке заскрежетал ключ. Сенья торопливо захлопнула дверцы и вскинула голову. Херман завалился в квартиру с непривычным грохотом. Оглядел пространство прихожей мутным расфокусированным взглядом, пытаясь понять, куда он попал, и шлёпнулся на низенькую банкетку. Обмудок был мертвецки пьян и даже не пытался этого скрыть.
Настроение не покатило с самого утра. Обычно с ним такого не бывало. Во всяком случае Олли себе этого не позволял. Ещё мальчишкой он накрепко запомнил слова отца, что публике нет никакого дела до состояния своего артиста. Практически, как пациенту до личных дел врача. Человек пришёл за помощью, и ему не важно, какое у доктора настроение, кредитная история или жилищные проблемы. Тоже самое было и с музыкантами. Люди шли на его концерты ради яркого шоу, солнечной улыбки, приподнятого настроения, и вряд ли их сильно беспокоили личные заморочки музыканта
Ознаменовавшись каким-то нелепым пустяком, день закончился весьма неприятным разговором с представителями UMG. Троица состоящая из артистов, менеджмента и членов лейбла никак не могла прийти к единому решению, и затянувшиеся переговоры завершились стычкой.
Решение выпить пришло само собой, едва Олли переступил порог Риффа и, под влиянием владельца, пара бокалов пива переросла в масштабную попойку.
В плане алкоголя, Олли тоже держал марку. Спиртным не злоупотреблял, предпочитая вредному допингу изнурительный ЗОЖ. В некотором роде он был спортивный наркоман. Неприятности глушил физическими нагрузками, и до определённых моментов справлялся с ситуациями самостоятельно. Выпить Олли мог много, но быстро расплывался и превращался в откровенного дурачка. По-пьяни его тянуло на мат, глупую болтовню, ласки и сантименты. При этом он обычно сбрасывал маску добропорядочности. Становился слабым, развязным и удивительно пошлым.
Ничего нового с ним не произошло и на этот раз. Под чутким руководством Юсси компания распила сначала одну бутылку виски, затем вторую и после третьей, Олли вернулся домой на автопилоте, с трудом припомнив свой адрес в такси. У него был сильный здоровый организм, но сознание вытворяло странные штуки. Олли мог помнить с кем и о чём разговаривал, но никогда не помнил, где это происходило.
— По какому поводу праздник?
— Какие они суки в этом UMG, — Олли попытался снять кроссовки Светкиным способом, не утруждая себя развязыванием шнурков, — будь моя воля, я бы их отфачил…
Слово «фак» в пьяном лексиконе Хермана превалировало над всеми остальными, и, пока страдалец пытался освободиться от обуви, из его рта доносился не особо разнообразный поток проклятий.
— Не получится, — сухо отозвалась Сенья, — ты по-пьяни ничего не можешь.
— Я не смогу? — Олли дошёл до спальни и грохнулся на постель. Кровать под его большим телом жалобно скрипнула, — иди сюда. Я сейчас тебе покажу, что я могу, а что нет.
Светка присела рядом. Пьяных она не переносила на дух, и Херман был тем дивным исключением, чью ужратую морду все равно хотелось целовать. Замученный собственными условностями, зажатый так глубоко, что этого не признал бы даже самый лучший психолог, пьяным Олли отпускал вожжи и порой был честней и искренней, чем в самые интимные моменты их отношений.
— Показать?
— Не стоит. Ты и передёрнуть качественно не сможешь.
— Это мы сейчас посмотрим, — Олли демонстративно полез в плотные шёлковые лосины, но, видимо, передумал ещё по дороге и уставился на Светку жалобным пьяным взглядом.
— Ну? Забыл, что делать?
— Поцелуй меня.
Светка притворно вздохнула, но наклонилась и прикоснулась к горьким от виски губам.
— Ещё!
Пьяный Олли целовался смешно. Складывал губы уточкой, вытягивал шею словно жираф и обиженно дулся, если казалось мало.
— По-моему тебе надо поспать, — Светка попыталась отстраниться, но Олли потянулся за ней словно плющ, прилип всем телом, обвил ногами и руками с такой силой, что высвободиться из его медвежьих объятий не было никаких шансов.
— Сволочь здоровая, — беззлобно фыркнула Светка, — ладно, давай хоть раздену.
— Давай, — радостно согласился Олли и на несколько секунд послушно расцепил руки.
Раздевание произошло быстро и свелось к хаотичному спихиванию лосин и вытряхиванию из лонгслива. Впрочем, когда Светка погладила горячее бедро ближе к паху, её уха достиг довольный тихий вздох. Она поцеловала его в губы и затем в то чувствительное место, где шея переходит в плечо, вызвав очередной сдержанный стон.
— Ложись, — Олли привлёк Светку к себе, затискивая между ладонью и голой разгорячённой грудью. — Расскажи, как съездила.
Светка на секунду приподняла голову, поймала всё ещё затуманенный, но уже трезвеющий взгляд и поняла, что Олли больше придуривается, чем пьян на самом деле.
— Сначала ты, чего вдруг напился. Что-то случилось?
— Устал. Просто устал, — после опьянения наступила такая слабость, что пересказывать события уже не хотелось, и Олли равнодушно мотнул головой. — Косяки с лейблом. Наладится, не переживай — лучше просто обними.
Ему и вправду хотелось нежности. Даже не секса, а простой женской ласки, когда его тело будут гладить маленькие и тёплые ручки. И без того очень чувствительный, тактильный, реагирующий на малейшие прикосновения, да ещё и подогретый алкоголем, Олли едва не замурлыкал, когда Светка провела ладонями по всему телу, начиная от растрёпанного затылка и кончая задницей. Она чувствовала его, как никто другой, и порой Олли пытался представить, что будет, если Сенья из его жизни исчезнет.
По всеобщему мнению их отношения были мезальянсом. Но даже при своей амбициозности и честолюбии, Херман понимал, что привязался гораздо сильнее, чем позволяли приличия. Его отношение к Сенье было немного эгоистичным, где-то зазнайским и горделивым, но существовал один маленький секрет. Несмотря на гламурный лоск, который требовал стиль его группы, Олли был человеком простым. Выросший в небольшом городе, по-провинциальному обстоятельный, где-то прижимистый, а где-то немного простодушный. Природа щедро одарила его внешними данными и сильным упёртым нравом. Подноготная была такова, что Олли даже в юности чувствовал себя зрелым и ответственным. Его ореолом всегда были спокойствие и уют. Даже в таком возвышенном чувстве, как любовь, Херман всегда был практичен и деловит.
На его счету было несколько романов, в том числе и брак, неудачу в котором он сумел принять, как опыт. Поэтому несмотря на образ жизни и красоту, ему требовалась не просто любимая девушка, а жена. То единственное существо, в которое без опаски можно вложить своё сердце и душу.
— Я почему-то так и подумала, — в голосе Сеньи чувствовалась отстранённость. Олли показалось, что она говорит с ним, но думает о чём-то другом. Наконец она встряхнулась, перелегла повыше и обняла раскрытыми ладонями за овал лица. — Ты такой дурной, когда пьяный. Пожалуйста, не пей так много, я этого не люблю.
Упереться рогом и стоять на своём было вполне в его духе. Сенья могла бы и не спрашивать, соображает ли он, что сделал в очередной раз. Он не только соображал, но и уже строил план о том, как оповестить, что его, бедного, оскорбили. Но снова навалилась всепоглощающая слабость. Не противная слабая дрожь, а непонятное внутренне умиротворение от её слов и действий.
— Ммм, — коротким кивком, он намекнул, что требует продолжения банкета.
От её поглаживаний кожа отозвалась приливом крови. А в особенно чувствительных местах на теле осталось странное послевкусие похожее на лёгкие ожоги. В тот момент, когда Светкины пальцы обежали пах, приласкали поджавшиеся яички и сомкнулись в кольцо на вздыбленном члене, Олли простонал в полный голос.
— Не останавливайся, — Он уткнулся взмокшим лбом в её плечо, — пожалуйста, только не останавливайся.
Несмотря на опьянение, он кончил быстро, одарив Светку бессознательным потоком нежностей и парой болезненных, но сладких поцелуев. В какой-то момент они поменялись ролями и содрогаясь в сладострастных конвульсиях, Олли вжался лицом в её тело, боясь упустить последние мгновения наслаждения.
— Пить хочешь? — прошло несколько долгих минут прежде, чем он смог сгрести себя в кучу и перехватить поданную бутылку.
Олли опустошил ёмкость почти на половину и устало вытянулся на спине. Какое-то время молчали. Просто лежали молча, глядя, как по потолку пробегают огоньки вечерних машин. Светка едва ощутимо прикоснулась к руке Олли кончиками пальцев. Нежное полуприкосновение. Ей было бы достаточно и дыхания, но прикосновение давало ощущение реальности. Светка чуть слышно вздохнула. В голове назойливо крутились слова Кирилла: «Мне бы очень хотелось помочь. Пока не знаю, как, но я очень этого хочу». Прошло несколько минут. На улице зашумел холодный осенний дождь, создавая уютную и умиротворённую обстановку. По балконному стеклу побежали длинные плаксивые ручейки.
— Тебе хорошо? — чуть слышно поинтересовалась Светка.
— Да.
Опять немного помолчали.
— Олли?
— Ммм…
— Скажи, а что ты можешь сделать ради меня?
Олли перекинул руку и прижал Светку к себе. Она почувствовала, что её начинает размазывать. Её всегда начинало размазывать именно в эти моменты, словно включалась какая-то незримая химия. Магия желёз внутренней секреции, от которых вскипал разум. Она уткнулась лицом в изгиб его шеи, пытаясь не утонуть в накатывающих эмоциях.
— Что сделать?
— Ну, не знаю. Что-нибудь. Хоть что-то…
— Эльфёнок, — Олли повернулся к Светке, запутался ногами в скомканом покрывале, — давай поцелую. Ты ведь вся моя.
— У тебя губы холодные, — Светка с трудом отлепилась от его рта и тревожно вгляделась в лицо. — Что, отходняк?
— Да, начинается.
— Давай я тебя обниму.
— Давай.
Сенья повернулась на бок и обняла Олли двумя руками.
— Забавно, но с тобой у меня всякий раз, как первый.
— Угу, — задумчиво хмыкнул Херман, — я помню, как это произошло в турбасе.
— Хессу к утру был готов нас задушить, — хихикнула Светка.
— Пепе и Ялле тоже.
Оба тихонько рассмеялись, припоминая многочисленные гримёрки, гостиницы и турбасы.
— Знаешь, — Олли, на которого накатило романтичное настроение, неожиданно признался, — у меня никогда не было женщины, которая любила бы сильнее, чем ты.
— Ну, да. Мы русские такие, — Светка хмыкнула, — если любим или ненавидим, то всегда до крайности.
— Я всегда удивлялся, как мало тебе надо, — Олли неожиданно потянуло на рассуждения. — Такое ощущение, что тебе всего хватает, ты всегда и всем довольна.
— Просто я привыкла довольствоваться малым, — Светка снисходительно улыбнулась, — приспосабливаться к тому, что есть и не хотеть большего.
— И ты считаешь это нормальным?
— В моём случае выбирать не приходилось. Мне просто надо было выживать.
— Ты так редко рассказываешь о своей жизни в России.
— Ты уверен, что хочешь это знать?
— Сам не знаю, — честно ответил Олли, — иногда после твоих рассказов возникает ощущение, что я проваливаюсь в какую-то чёрную дыру. В нечто беспросветное и безнадёжное.
— Так оно и есть, — не очень охотно призналась Светка, — и мне порой очень стыдно за свою жизнь, за свою семью, за то, чем я занимаюсь. Знаешь, я никому об этом не говорила. То, что я оказалась в компании группиз, приехала в Финляндию, потом попала к вам это было побегом от реальности. В какой-то момент я почувствовала, что больше не в состоянии переносить постоянные пьянки, голод и драки. У меня никогда не было приличной одежды, я никогда нормально не питалась, у меня не было игрушек и книг. Моя мать родила меня очень рано и всегда проклинала за то, что я поломала ей жизнь. Когда ты ребёнок, очень трудно понять почему тебя презирает и ненавидит самый родной человек.
— Да, ты об этом рассказывала. Давно. Ещё в Стокгольме, — Олли нашёл руку Сеньи и осторожно сжал её пальцы.
— Не думаю, что чьей-то любви можно добиться, разжалобив рассказами о трудном детстве.
— Я просто хочу знать о тебе больше.
— Чтобы потом стыдиться перед родными и друзьями за свой выбор?
— Ты порой такая странная, — Олли осторожно повернулся в сторону Светки, — говоришь и тут же противоречишь сама себе. Зачем тогда завела весь этот разговор?
— Ты первый начал, — тут же вспыхнула Светка.
— Я просто подумал вслух.
— Думай, что хочешь, — проворчала Светка, — но про себя.
Она почувствовала, что Херман прижал её сильней.
— Не сердись.
— Знаешь, когда я впервые увидела вашу группу, мне так захотелось праздника, ярких впечатлений, положительных эмоций. Короче, той самой Reckless Love.
— А почему именно я? — поинтересовался Олли.
— Забавно, но мы с тобой никогда на эту тему не разговаривали. Но в данный момент ты очень топорно напрашиваешься на комплименты, — рассмеялась Светка, — и, зная твою попугайскую натуру, их не будет ни одного.
— А если серьёзно? Мне же интересно.
— Не знаю. Может быть, потому, что ты показал мне другую жизнь, дал возможность увидеть так много интересного и радостного, первый, кто во время секса говорил ласковые слова, в конце концов одел в нормальные добротные шмотки, а ведь в тот первый год была безумно холодная зима.
— Я помню, какая ты приехала, — Олли вздохнул, — наглый, высокомерный и языкастый Эльфёнок, который вечно мерз. И всё-таки меня удивляет, что за призрачную доброту и мимолётную ласку ты смогла привязаться с такой силой.
— Херман, — Светка приподняла голову и попыталась уловить взгляд его светло-серых глаз, — когда ты пьяный, то слишком много болтаешь.
— Я что, по-твоему, тупой и самовлюблённый болван?
— Ну, есть немножко, — хихикнула Светка и на всякий случай отодвинулась подальше.
Олли только хмыкнул, но ничего не сказал. — В общем, я увидела в тебе надежду, кто если и не увезёт меня от проблем, то по крайней мере, даст забыться хотя бы на время.
— Кстати, ты что-то говорила о стыде за свой выбор перед родными и друзьями?
— А тебе приятно, что я переспала с Максом?
— Я его прощаю, — хохотнул Олли.
— Тем не менее, на таких, как я, не женятся. Их даже не берут в постоянные любовницы. Кстати, на счёт Хессу, а меня ты значит не прощаешь?
— Сень, — Олли устало прикрыл глаза, — у меня возникает подозрение, что ты напрашиваешься на ссору.
— Не знаю. Просто волнуюсь. У меня дома неприятности. Большие. Всё может обернуться серьёзными переменами.
Светка приподняла голову и молча посмотрела на Олли.
Не молчи, Херман! Не молчи, пожалуйста. Дай мне хоть малюсенький шанс сходить по тебе с ума по-прежнему. Олли сладко зевнул и наконец, подал голос:
— Ты точно уверена, что всё так катастрофически?
— Да, — Светка кивнула, хотя и понимала, что в сумерках он её жеста не заметит.
— Плохо.
От единственного слова повеяло холодом. Светка молча отстранилась. В наступающей темноте попыталась уловить взгляд и наткнулась на удовлетворённую и равнодушную физиономию. Пока ещё пьяный, с рассеянной и беспомощной улыбкой. С таким грустным взглядом он всегда казался беззащитным. Как хреново, что от нежности к нему до сих пор сводит кончики пальцев. Светка снова потянулась к руке и отпрянула словно обжегшись.
Спроси хоть что-нибудь. Спроси хотя бы ради приличия.
— У меня тоже был не самый лучший день.
«Помоги мне, — мысленно взмолилась Светка, — и себе помоги. Сделай хотя бы вид. Всего одно слово».
Она тихонько гладила его по спине, машинально перебирая косточки позвонков, словно свои личные чётки.
— Знаешь, я сейчас думаю стоит ли тебе всё это рассказывать.
— Я думаю, выбор за тобой. Как тебе будет комфортней.
Светка глубоко вздохнула, в душе она ожидала совсем другого ответа и негромко ответила:
— Знал бы ты Херман, как мне порой бывает стыдно за то, что происходит со мной и моей семьёй.
— А может тебе перестать волноваться и просто лечь спать? Ведь 90 процентов наших волнений это всего лишь суета.
— Знаю, ещё от бабушки слышала.
Сенья снова вздохнула, молча втиснулась тонким плечом в Оллину подмышку и поводила рукой по его голому животу.
— Если тебе тяжело, то не рассказывай. Ты устала. Кажется, это у вас говорят, что утро вечера мудренее. Спи.
— Ты тоже спи, а я просто рядом полежу. Ты и не знаешь, сколько раз я смотрела на тебя спящего.
— Я храплю? — тут же обеспокоился Херман.
— Нет, — Светка невольно хохотнула, — спи уже, а я тебе потом расскажу.
Олли зябко передёрнул плечами. Полностью обнажённый. Пока ещё с лихорадочным румянцем, но уже вялый и засыпающий. В другой миг, она бы окутала его собой. Согрела бы каждую частичку, какую смогла достать. Прижалась бы щекой к груди с вкусным выпуклым соском. Сняла бы с приоткрытых губ тёплое сонное дыхание…
Всего лишь «плохо». Она не удержалась таки от горькой иронии. Не расспрашивает. Не задаёт вопросов. Ему попросту неинтересно. Нет никакого дела до её проблем. Она просто служит удовлетворением его вечно недремлющей похоти, и не стоит строить глупых иллюзий.
— Всё, — Светка отодвинулась дальше и взбила подушку, — я очень устала.
В свою очередь Олли послушно повернулся на бок. Положил руку Светке на бок, хотел подтянуть к своему животу, зарыться лицом в изгиб шеи, наслаждаясь запахом её кожи, но неожиданно передумал. От девушки внезапно повеяло таким холодом, что вся романтическая нега их внезапной близости мгновенно померкла. Сенья вдруг сникла. Перестала разговаривать, и Олли сделалось необъяснимо тревожно.
Того, что он знал о её семье, было вполне достаточно. Олли было проще сделать, чем отягощать ситуацию ненужными советами: ему попросту не хотелось бередить сердце девушки пустыми расспросами и обещаниями. Он не чувствовал себя достаточно компетентным, чтобы влезать в душу и давать рекомендации там, где вся ситуация балансировала на грани катастрофы. Он никогда не был особо чувствителен, но с ней действительно что-то произошло. Там, в Петербурге. Пока непонятная ему перемена; какое-то событие, разделившее их отношения на «до» и «после». Олли охватило невнятное подозрение пока ещё без чётких причин и очертаний. Состояние распутья, когда его оставляют в полной неизвестности без дальнейших планов и надежд; предвестник тех перемен в личной жизни, которые он ненавидел и переносил с огромным трудом.
@темы: закончен, эротика, рок-музыканты, фанфики, Голос, психология, романтика, фанфики по финским группам, приключения, гэт, драма