читать дальше
Олли был спокоен, но подходить к нему категорически не хотелось. Не то, чтобы Светка испытывала тотальное чувство вины, но было как-то противно от самой себя. Противно, словно она случайно наступила в какашку и помыться нет никакой возможности. Она старалась не вспоминать то, что произошло между ней и Кириллом, и от этого создавалось призрачное ощущение спокойствия. Ничего криминального, просто недоразумение, совсем незначительное взаимное недопонимание. Думать о том, что она встречалась со смазливым практикантиком ещё пару раз Светка даже не пыталась.
Они стояли около студии Children of Bodom, Олли весело болтал с Алекси, а Светка буквально исходила холодным потом, не зная, как озвучить такую простую и одновременно такую разрушительную просьбу.
Всё то время, пока они находились в студии, он ни разу не повернул голову в её сторону, словно и не было Светки в помещении. И даже не хорошее знание его упёртого характера, а интуиция, ощущение сконцентрированной распирающей ярости, не давало возможности подойти и заговорить по-человечески. В какой-то миг, когда Олли вместе со всеми весело расхохотался над её проделками в кухне, Светка вдруг подумала, что прощена. Но этот самообман был настолько наивен, что она моментально устыдилась собственной глупости. И надо сказать, что в понятии «прощена» почему-то не было чего-то унизительного. Она была виновата и только не менее упёртое чувство собственной правоты, не позволяло признаться в этом факте без всякого сердца. Да он и не простил бы: слишком много в этом красавчике было тупого и порой необоснованного самолюбия. И только очень слабое, почти прозрачное, ощущение давало не менее призрачную надежду, что его холодная надменность результат глубоко задетых чувств.
— Олли, можно тебя на минутку? — Светка заметила, что Алекси загремел ключами от своего белоснежного лимузина, в просторечии именуемого «Лайховозом» и подошла к Херману.
Он повернулся молча и от этого неторопливого, какого-то грузного поворота, словно Олли был монолитной мраморной статуей, Светке стало совсем тошно. Даже глаза не скосил, лишь слегка наклонил голову. Скорее всего, он даже разговаривать не станет, не то, что выслушивать её повинное блеянье. И всё же надо попытаться. Впрочем, она и сама не менее упряма, чтобы опускаться до базарного выяснения отношений. Что произошло, то произошло, этого следовало ожидать. Если бы в их красивом, но не обязывающем романчике было побольше чувств, такого бы не случилось.
— Да.
— Олли, можно я заберу свои вещи?
Всё предельно ясно и одновременно гибельно. Светка почувствовала, как во рту мучительно пересохло, словно она пересекла пустыню Сахара пешком.
Несколько секунд Олли молчал и Светке показалось, что прошла целая вечность, когда её иллюзии выцеживались из организма тягучими кровавыми каплями. Наконец он мотнул головой в сторону своей чёрной BMW. Она забралась на переднее сидение и вдруг ощутила себя той самонадеянной, но наивной девочкой, которой была почти два года назад. Точно так же она впервые села в его машину, ощущая себя причастной к яркой, заманчивой жизни, но ещё не очень понимая, что Олли обычный живой человек, со своими проблемами и недостатками. Но время идёт своим чередом, она повзрослела, поумнела и сейчас отлично понимала, что Олли до сухости практичный человек. Возможно, даже где-то чёрствый и равнодушный. Он будет с ней только до тех пор, пока эти отношения будут иметь перспективу.
Сейчас это было началом конца. Началом, которое развивалось столь стремительно и катилось под гору, словно снежный ком, всё больше обрастая взаимным непониманием и отторжением.
Они ехали по центру Хельсинки не спеша, терпеливо минуя пробки около Железнодорожной площади и Камппи и вскоре остановились в небольшом дворике со старинными гулкими подъездами.
— Куда это мы приехали? — возглас вырвался у Светки непроизвольно. Она, под стать Олли, совершенно не собиралась разговаривать, но любопытство оказалось сильнее собственного негативного настроя.
Светкино предположение, что они могли заехать к коллегам или друзьям, могло бы быть вполне логичным, но рассеялось в тот миг, когда Херман нетерпеливо тряхнул связкой домашних ключей.
Она догадалась, что Олли сменил жильё и от этого открытия стало до слёз грустно. Светка мысленно представила себе новую Хермановскую пассию, какую-нибудь негнущуюся мадам с силиконовым бюстом эдак пятого-шестого размера, глянцево напомаженными губами и огромными когтями маникюра. Представила, как будет собирать вещи под её бдительно-равнодушным взглядом и невольно поёжилась. Мстительная сволочь, догадался, как укусить за самое больное место. Мог бы привезти пару сумок в любое удобное для него время и в любое удобное для него место, но нет же, решил пойти по пути тотального унижения и показать за кем окажется правда.
Квартира оказалась довольно большой, по крайней мере на порядок больше той уютной белой квартирки, где состоялось их первое знакомство, просторной и простой, как и всё среднестатистическое финское жильё.
— Сарай, какой-то, — Светка не без интереса оглядела пустые проёмы, знакомый диван с пёстрыми подушками и холодильник-монстр, который хорош только для игры в прятки.
Как ни странно, силиконовой бабы в ближайшем обозрении не наблюдалось и Светка осторожно обошла комнаты, заглянула в спальню. Та же самая большая белая кровать, голое незашторенное окно и хилый цветок настурции, который раньше мирно проживал на балконе.
— Пусто, — констатировала Светлана, — и штор нет. Неуютно, как-то.
— Я думал тебе понравится.
В какой-то миг Светке показалось, что она ослышалась. Удивительное дело, всё-таки соизволил подать голос. Блеснул еле ощутимый лучик надежды, почти сказочная надежда на примирение.
«Тебе». «Понравится».
Ей что, действительно послышалось? Так значит Херман арендовал эту квартиру-сарай в центре города ради неё. Во рту снова снова стало, до боли, сухо. Ведь он действительно что-то говорил ещё до поездки в Куопио, правда, очень невнятно, мельком. Почему она не прислушалась к тем словам? Почему вбила мысль о несерьёзности его отношений?
— Не очень, — Светка всё ещё продолжала свою дурацкую игру, лишь бы не раскиснуть в самый ненужный момент. Всё было кончено, и она не собиралась разводить антимонии. — Где мои вещи?
— Там, — Олли неопределённо махнул рукой в сторону прихожей, — в сумках.
Всякие мелочи, кофточки, косметика, колготки были уложены аккуратно, с присущей ему обстоятельностью, и Светка растеряно застыла над распахнутым матерчатым баулом. В голове шумело и она, чтобы не упасть, медленно опустилась на колени.
— Может быть, тебе понравится это?
На колени спланировала небольшая листовка: рекламка какого-то салона красоты. Яркая глянцевая бумажка с изображением шоколадно-коричневого здания, стеклянных дверей и цветного освещения.
— Хотел арендовать салон стилиста. Помещение, правда, очень маленькое, просто крошечное. Зато хорошее место в центре.
Светка наконец нашла в себе силы и распрямилась. То, что она продумывала множество раз, перебирала по крупинкам собственных знаний и выводов, неожиданно дало сбой. Он её упрекал!
Значит, Олли думал о продолжении их отношений. Он думал о ней и даже более серьёзно, чем она предполагала. Ещё в Куопио он внял немым упрёкам и проблемам, всё взвесил и продумал, причём продумал детально и обстоятельно. Но как же, сука, медленно и главное — единолично.
Он не задал ей ни единого вопроса, не высказал ни малейшего интереса, а просто всё решил сам. Пусть эгоистично, самонадеянно и высокомерно, но решил.
Светка почувствовала дурноту. Ещё не хватает картинно хлопнуться хлопнуться в обморок, как бездарная актриса из провинциального театра.
— Как поживает твой брат? — Олли хлопнул дверцей холодильника и достал запотевшую бутылку минералки. — Его посадили? Твой новый знакомый… м-м-м… этот молодой юрист? Он помог?
Спросил очень спокойно и почти холодно, но внезапно Светка почувствовала, что для неё запахло жаренным. Херман стоял, облокотившись на кухонную стойку, и смотрел прямо Светке в лицо.
— Нет, — она всё-таки решилась посмотреть на Олли в ответ. Кто бы мог подумать, что он всё-таки снизойдёт до выяснения отношений.
— Он выудил у Егора все необходимые сведения, и брата закатали по полной программе. Потом сказал, что ничего не смог сделать, так как ещё слишком молод и не имеет нужного влияния, а я была нужна для добычи сведений у брата и лучшего продвижения по карьерной лестнице. Для хорошей отметки за государственную практику.
Светка выпалила эту фразу на одном дыхании, словно пыталась выплеснуть из себя то невероятное разочарование, которое её постигло. Поделиться чудовищным унижением, даже не ища сочувствия или утешения, но, кажется, совершила ещё большую ошибку.
Она набралась сил и решилась высказать всё, что произошло, но убегать с места, где началось выяснение отношений уже было поздно. Оказалось, что разъяренный Херман — это бык, который снесет всё, что попадется ему на пути.
Не стоило экспериментировать и доводить до такого состояния, ведь Олли всегда был убежден, что все жизненные проблемы нужно решать достойно. Такое простое, по своей сути, признание выглядело не менее глупо и цинично, чем её измена.
Светка и не ожидала, что всегда улыбчивый и интеллигентный Олли вздумает выворачивать ей руки. Впрочем, он и не планировал делать ей больно: хватило зафиксировать тонкие запястья одним умелым захватом и Светка почувствовала себя в ловушке. Несколько секунд он смотрел ей в лицо совершенно непроницаемыми серо-голубыми глазами и затем поволок в спальню к кровати. Она даже лягнуть его не могла, изо всех сил врезать по яйцам или, на худой конец, укусить за лицо или руку. Он прекрасно выучил её беспардонные выходки, ещё в лучшие времена, когда они дурачились во время шутливой борьбы по бесконечным гостиничным номерам.
Олли швырнул её на постель лицом вниз так, что на несколько секунд Светка задохнулась, зарывшись носом в столь любимые ею, белоснежные простыни. Происходящее напоминало какой-то сюр, непонятный и дурной сон, где вежливого и позитивного красавчика сменил разгневанный и остервеневший самец. Светка и не подозревала, что Херман может быть именно таким.
Через секунду она почувствовала, что Олли расстегивает ширинку. Быстро орудуя правой рукой и умудряясь удерживать её одной левой. Эта сволочь была сильной, Светка задыхалась под его тяжестью — распластанная, прижатая к кровати почти всем телом, она даже не могла толком кричать. Плевать, что было бы дальше, но на её вопли, вне всякого сомнения, сбежались бы любопытные и добросердечные соседи, законопослушные граждане, так желающие полюбоваться своим лощёным финским изваянием. А ведь он всегда был ласковым, порой даже избыточно ласковым, нежным и неутомимым любовником.
Олли засадил ей по самые помидоры, естественно, без всякой смазки, явно пытаясь отомстить за свои поруганные чувства, и было в этом, что-то извращенное. Чувство невероятной горечи и унижения, перемешанные со Светкиным чувством глубочайшего удовлетворения. Чувством победы и триумфа, когда в порыве ярости, этот идиот и мазохост-самоучка умудрился отомстить сам себе.
Светку и вправду хотелось сломать. Хотелось размазать. Пусть убогую, разбитую русской действительностью, но непримиримую, царапающуюся; не поверившую в его чувства, наломавшую дров и всё равно усиленно упирающуюся.
Ярость накатила ещё в студии, когда, казалось, что всё уже притупилось и забыто. Олли ненавидел себя за это чувство, ведь Светка была ядовитой, колкой, но любимой. И больше всего было жаль не того, что она наставила ему рога, а того, что не поверила в благие намерения.
— Какого хуя ты вся мокрая?
Ругаться матом не его конёк, это скорее по части Арчи, но по-другому сегодня не получалось. Она ухитрилась поиздеваться над ним даже сейчас.
— Удовольствие получаю, — согнутая крючком, Светка ухитрилась-таки повернуть голову и засмеялась: — Ты же сам этого хотел.
Ебливая сука.
Олли драл Светку, складывая в немыслимые позы, порой причиняя боль и всё никак не мог кончить. Честно говоря, он и сам был не рад, что затеял это образцово-показательное изнасилование. Натёр все немыслимые интимные места, а разрядка всё не наступала. Оксюморон, но он хотел, чтобы это уже побыстрее закончилось.
— Ну что, не задалось изнасилование?
Светка кажется всхлипнула. Потом голос выровнялся.
Сейчас самое время закатить ей мощную оплеуху и выкинуть из кровати. Сделать реально больно, как сделала ему она. Вызвать такси и навсегда вычеркнуть её имя из списка контактов. А ещё лучше выставить полуголой из квартиры и пусть добирается до своей обожаемой родины как придётся, хоть автостопом, отсасывая у каждого встречного дальнобойщика.
Светка кое-как перевернулась. Она дышала так тяжело, словно бежала стометровку; её сердце стучало в его грудь, и Олли чувствовал его бешеное биение даже через кучу задранной и смятой одежды. Как она под ним только не задохнулась? Под ним, под его телом.
— Дурак ты, Олли!
Он кончил в тот момент, когда её рука зарылась в его волосы, прижала за затылок к своей груди. Его слабое место. — её некий условный сигнал, когда он мог быть слабым. Мог по-детски уткнуться в её колени, мог лежать в объятиях и расслабленный нежными поглаживаниями, ощущать себя самим собой.
Он расплескался вязкой струйкой по белоснежной простыне. Тяжело дыша, сел на кровати и обхватил голову руками.
Олли был спокоен, но подходить к нему категорически не хотелось. Не то, чтобы Светка испытывала тотальное чувство вины, но было как-то противно от самой себя. Противно, словно она случайно наступила в какашку и помыться нет никакой возможности. Она старалась не вспоминать то, что произошло между ней и Кириллом, и от этого создавалось призрачное ощущение спокойствия. Ничего криминального, просто недоразумение, совсем незначительное взаимное недопонимание. Думать о том, что она встречалась со смазливым практикантиком ещё пару раз Светка даже не пыталась.
Они стояли около студии Children of Bodom, Олли весело болтал с Алекси, а Светка буквально исходила холодным потом, не зная, как озвучить такую простую и одновременно такую разрушительную просьбу.
Всё то время, пока они находились в студии, он ни разу не повернул голову в её сторону, словно и не было Светки в помещении. И даже не хорошее знание его упёртого характера, а интуиция, ощущение сконцентрированной распирающей ярости, не давало возможности подойти и заговорить по-человечески. В какой-то миг, когда Олли вместе со всеми весело расхохотался над её проделками в кухне, Светка вдруг подумала, что прощена. Но этот самообман был настолько наивен, что она моментально устыдилась собственной глупости. И надо сказать, что в понятии «прощена» почему-то не было чего-то унизительного. Она была виновата и только не менее упёртое чувство собственной правоты, не позволяло признаться в этом факте без всякого сердца. Да он и не простил бы: слишком много в этом красавчике было тупого и порой необоснованного самолюбия. И только очень слабое, почти прозрачное, ощущение давало не менее призрачную надежду, что его холодная надменность результат глубоко задетых чувств.
— Олли, можно тебя на минутку? — Светка заметила, что Алекси загремел ключами от своего белоснежного лимузина, в просторечии именуемого «Лайховозом» и подошла к Херману.
Он повернулся молча и от этого неторопливого, какого-то грузного поворота, словно Олли был монолитной мраморной статуей, Светке стало совсем тошно. Даже глаза не скосил, лишь слегка наклонил голову. Скорее всего, он даже разговаривать не станет, не то, что выслушивать её повинное блеянье. И всё же надо попытаться. Впрочем, она и сама не менее упряма, чтобы опускаться до базарного выяснения отношений. Что произошло, то произошло, этого следовало ожидать. Если бы в их красивом, но не обязывающем романчике было побольше чувств, такого бы не случилось.
— Да.
— Олли, можно я заберу свои вещи?
Всё предельно ясно и одновременно гибельно. Светка почувствовала, как во рту мучительно пересохло, словно она пересекла пустыню Сахара пешком.
Несколько секунд Олли молчал и Светке показалось, что прошла целая вечность, когда её иллюзии выцеживались из организма тягучими кровавыми каплями. Наконец он мотнул головой в сторону своей чёрной BMW. Она забралась на переднее сидение и вдруг ощутила себя той самонадеянной, но наивной девочкой, которой была почти два года назад. Точно так же она впервые села в его машину, ощущая себя причастной к яркой, заманчивой жизни, но ещё не очень понимая, что Олли обычный живой человек, со своими проблемами и недостатками. Но время идёт своим чередом, она повзрослела, поумнела и сейчас отлично понимала, что Олли до сухости практичный человек. Возможно, даже где-то чёрствый и равнодушный. Он будет с ней только до тех пор, пока эти отношения будут иметь перспективу.
Сейчас это было началом конца. Началом, которое развивалось столь стремительно и катилось под гору, словно снежный ком, всё больше обрастая взаимным непониманием и отторжением.
Они ехали по центру Хельсинки не спеша, терпеливо минуя пробки около Железнодорожной площади и Камппи и вскоре остановились в небольшом дворике со старинными гулкими подъездами.
— Куда это мы приехали? — возглас вырвался у Светки непроизвольно. Она, под стать Олли, совершенно не собиралась разговаривать, но любопытство оказалось сильнее собственного негативного настроя.
Светкино предположение, что они могли заехать к коллегам или друзьям, могло бы быть вполне логичным, но рассеялось в тот миг, когда Херман нетерпеливо тряхнул связкой домашних ключей.
Она догадалась, что Олли сменил жильё и от этого открытия стало до слёз грустно. Светка мысленно представила себе новую Хермановскую пассию, какую-нибудь негнущуюся мадам с силиконовым бюстом эдак пятого-шестого размера, глянцево напомаженными губами и огромными когтями маникюра. Представила, как будет собирать вещи под её бдительно-равнодушным взглядом и невольно поёжилась. Мстительная сволочь, догадался, как укусить за самое больное место. Мог бы привезти пару сумок в любое удобное для него время и в любое удобное для него место, но нет же, решил пойти по пути тотального унижения и показать за кем окажется правда.
Квартира оказалась довольно большой, по крайней мере на порядок больше той уютной белой квартирки, где состоялось их первое знакомство, просторной и простой, как и всё среднестатистическое финское жильё.
— Сарай, какой-то, — Светка не без интереса оглядела пустые проёмы, знакомый диван с пёстрыми подушками и холодильник-монстр, который хорош только для игры в прятки.
Как ни странно, силиконовой бабы в ближайшем обозрении не наблюдалось и Светка осторожно обошла комнаты, заглянула в спальню. Та же самая большая белая кровать, голое незашторенное окно и хилый цветок настурции, который раньше мирно проживал на балконе.
— Пусто, — констатировала Светлана, — и штор нет. Неуютно, как-то.
— Я думал тебе понравится.
В какой-то миг Светке показалось, что она ослышалась. Удивительное дело, всё-таки соизволил подать голос. Блеснул еле ощутимый лучик надежды, почти сказочная надежда на примирение.
«Тебе». «Понравится».
Ей что, действительно послышалось? Так значит Херман арендовал эту квартиру-сарай в центре города ради неё. Во рту снова снова стало, до боли, сухо. Ведь он действительно что-то говорил ещё до поездки в Куопио, правда, очень невнятно, мельком. Почему она не прислушалась к тем словам? Почему вбила мысль о несерьёзности его отношений?
— Не очень, — Светка всё ещё продолжала свою дурацкую игру, лишь бы не раскиснуть в самый ненужный момент. Всё было кончено, и она не собиралась разводить антимонии. — Где мои вещи?
— Там, — Олли неопределённо махнул рукой в сторону прихожей, — в сумках.
Всякие мелочи, кофточки, косметика, колготки были уложены аккуратно, с присущей ему обстоятельностью, и Светка растеряно застыла над распахнутым матерчатым баулом. В голове шумело и она, чтобы не упасть, медленно опустилась на колени.
— Может быть, тебе понравится это?
На колени спланировала небольшая листовка: рекламка какого-то салона красоты. Яркая глянцевая бумажка с изображением шоколадно-коричневого здания, стеклянных дверей и цветного освещения.
— Хотел арендовать салон стилиста. Помещение, правда, очень маленькое, просто крошечное. Зато хорошее место в центре.
Светка наконец нашла в себе силы и распрямилась. То, что она продумывала множество раз, перебирала по крупинкам собственных знаний и выводов, неожиданно дало сбой. Он её упрекал!
Значит, Олли думал о продолжении их отношений. Он думал о ней и даже более серьёзно, чем она предполагала. Ещё в Куопио он внял немым упрёкам и проблемам, всё взвесил и продумал, причём продумал детально и обстоятельно. Но как же, сука, медленно и главное — единолично.
Он не задал ей ни единого вопроса, не высказал ни малейшего интереса, а просто всё решил сам. Пусть эгоистично, самонадеянно и высокомерно, но решил.
Светка почувствовала дурноту. Ещё не хватает картинно хлопнуться хлопнуться в обморок, как бездарная актриса из провинциального театра.
— Как поживает твой брат? — Олли хлопнул дверцей холодильника и достал запотевшую бутылку минералки. — Его посадили? Твой новый знакомый… м-м-м… этот молодой юрист? Он помог?
Спросил очень спокойно и почти холодно, но внезапно Светка почувствовала, что для неё запахло жаренным. Херман стоял, облокотившись на кухонную стойку, и смотрел прямо Светке в лицо.
— Нет, — она всё-таки решилась посмотреть на Олли в ответ. Кто бы мог подумать, что он всё-таки снизойдёт до выяснения отношений.
— Он выудил у Егора все необходимые сведения, и брата закатали по полной программе. Потом сказал, что ничего не смог сделать, так как ещё слишком молод и не имеет нужного влияния, а я была нужна для добычи сведений у брата и лучшего продвижения по карьерной лестнице. Для хорошей отметки за государственную практику.
Светка выпалила эту фразу на одном дыхании, словно пыталась выплеснуть из себя то невероятное разочарование, которое её постигло. Поделиться чудовищным унижением, даже не ища сочувствия или утешения, но, кажется, совершила ещё большую ошибку.
Она набралась сил и решилась высказать всё, что произошло, но убегать с места, где началось выяснение отношений уже было поздно. Оказалось, что разъяренный Херман — это бык, который снесет всё, что попадется ему на пути.
Не стоило экспериментировать и доводить до такого состояния, ведь Олли всегда был убежден, что все жизненные проблемы нужно решать достойно. Такое простое, по своей сути, признание выглядело не менее глупо и цинично, чем её измена.
Светка и не ожидала, что всегда улыбчивый и интеллигентный Олли вздумает выворачивать ей руки. Впрочем, он и не планировал делать ей больно: хватило зафиксировать тонкие запястья одним умелым захватом и Светка почувствовала себя в ловушке. Несколько секунд он смотрел ей в лицо совершенно непроницаемыми серо-голубыми глазами и затем поволок в спальню к кровати. Она даже лягнуть его не могла, изо всех сил врезать по яйцам или, на худой конец, укусить за лицо или руку. Он прекрасно выучил её беспардонные выходки, ещё в лучшие времена, когда они дурачились во время шутливой борьбы по бесконечным гостиничным номерам.
Олли швырнул её на постель лицом вниз так, что на несколько секунд Светка задохнулась, зарывшись носом в столь любимые ею, белоснежные простыни. Происходящее напоминало какой-то сюр, непонятный и дурной сон, где вежливого и позитивного красавчика сменил разгневанный и остервеневший самец. Светка и не подозревала, что Херман может быть именно таким.
Через секунду она почувствовала, что Олли расстегивает ширинку. Быстро орудуя правой рукой и умудряясь удерживать её одной левой. Эта сволочь была сильной, Светка задыхалась под его тяжестью — распластанная, прижатая к кровати почти всем телом, она даже не могла толком кричать. Плевать, что было бы дальше, но на её вопли, вне всякого сомнения, сбежались бы любопытные и добросердечные соседи, законопослушные граждане, так желающие полюбоваться своим лощёным финским изваянием. А ведь он всегда был ласковым, порой даже избыточно ласковым, нежным и неутомимым любовником.
Олли засадил ей по самые помидоры, естественно, без всякой смазки, явно пытаясь отомстить за свои поруганные чувства, и было в этом, что-то извращенное. Чувство невероятной горечи и унижения, перемешанные со Светкиным чувством глубочайшего удовлетворения. Чувством победы и триумфа, когда в порыве ярости, этот идиот и мазохост-самоучка умудрился отомстить сам себе.
Светку и вправду хотелось сломать. Хотелось размазать. Пусть убогую, разбитую русской действительностью, но непримиримую, царапающуюся; не поверившую в его чувства, наломавшую дров и всё равно усиленно упирающуюся.
Ярость накатила ещё в студии, когда, казалось, что всё уже притупилось и забыто. Олли ненавидел себя за это чувство, ведь Светка была ядовитой, колкой, но любимой. И больше всего было жаль не того, что она наставила ему рога, а того, что не поверила в благие намерения.
— Какого хуя ты вся мокрая?
Ругаться матом не его конёк, это скорее по части Арчи, но по-другому сегодня не получалось. Она ухитрилась поиздеваться над ним даже сейчас.
— Удовольствие получаю, — согнутая крючком, Светка ухитрилась-таки повернуть голову и засмеялась: — Ты же сам этого хотел.
Ебливая сука.
Олли драл Светку, складывая в немыслимые позы, порой причиняя боль и всё никак не мог кончить. Честно говоря, он и сам был не рад, что затеял это образцово-показательное изнасилование. Натёр все немыслимые интимные места, а разрядка всё не наступала. Оксюморон, но он хотел, чтобы это уже побыстрее закончилось.
— Ну что, не задалось изнасилование?
Светка кажется всхлипнула. Потом голос выровнялся.
Сейчас самое время закатить ей мощную оплеуху и выкинуть из кровати. Сделать реально больно, как сделала ему она. Вызвать такси и навсегда вычеркнуть её имя из списка контактов. А ещё лучше выставить полуголой из квартиры и пусть добирается до своей обожаемой родины как придётся, хоть автостопом, отсасывая у каждого встречного дальнобойщика.
Светка кое-как перевернулась. Она дышала так тяжело, словно бежала стометровку; её сердце стучало в его грудь, и Олли чувствовал его бешеное биение даже через кучу задранной и смятой одежды. Как она под ним только не задохнулась? Под ним, под его телом.
— Дурак ты, Олли!
Он кончил в тот момент, когда её рука зарылась в его волосы, прижала за затылок к своей груди. Его слабое место. — её некий условный сигнал, когда он мог быть слабым. Мог по-детски уткнуться в её колени, мог лежать в объятиях и расслабленный нежными поглаживаниями, ощущать себя самим собой.
Он расплескался вязкой струйкой по белоснежной простыне. Тяжело дыша, сел на кровати и обхватил голову руками.
@темы: закончен, юмор, эротика, рок-музыканты, фанфики, Голос, психология, романтика, фанфики по финским группам, гэт, драма