Внимание!
Остров домоседов
- Календарь записей
- Темы записей
-
141 романтика
-
132 закончен
-
115 драма
-
109 Токио Хотель
-
106 психология
-
105 фанфики
-
89 гэт
-
78 юмор
-
69 картинки
-
58 джен
-
56 эротика
-
48 + 18
-
47 ориджиналы
-
42 весёленькое
-
36 приключения
-
36 Голос
-
32 в процессе
- Список заголовков
читать дальшеВ оформлении фанфика использованы работы ALLEGATOR

@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
© 2024, Айли Лагир. Все права защищены. Ни одна часть этого документа не может быть воспроизведена или передана каким-либо образом, электронным, механическим, методом фотокопирования, записи или как-то ещё без письменного разрешения. по статье 5 РК от 09.07.2004 № 586**Свидетельство о публикации №225011500509
Народу на похоронах было до неприличия мало. Тому было неловко перед родственниками тех покойных, которых в последний путь провожала целая когорта друзей и близких. Тем более, мать была молода и красива, и многие «соседи» по несчастью поглядывали на скромную церемонию с недоумением. Кроме Тома, облачённого в «приличный» тёмный костюм, присутствовали бабушка, пара подруг да тётка по линии отца. Даже отец не соизволил явиться, хотя этот его брак был первым, удивительно страстным и киношно-красивым.Том устало переминался с ноги на ногу и изо всех сил старался держать постную мину, слушая длинную добропорядочную проповедь священника. Пожилой лютеранский пастор произносил возвышенные слова успокоения и утешения, и рыхлая тётя Ирма невольно всплакнула. Том же мучился в тесном чёрном пиджаке, беспрерывно дёргал шеей и тихонько вздыхал. Ему было неловко за то, что он не испытывал должной скорби. Сколько он не старался, настроиться на траурный лад не получалось, и Том испытывал что-то среднее между досадой и естественным страхом собственной смерти. И, вообще, это пафосное траурное мероприятие было затеей бабушки, на самом деле «Добрая мать и верная супруга» было так же далеко от истины, как произрастание ананасовых пальм на луне. Мать была красивым, но удивительно непутёвым созданием. Три официальных брака, куча любовников, бесконечные друзья–приятели, которые по возрасту были едва ли старше Тома. Странные поездки с хиппи, паломничества к языческим святыням, художники-авангардисты, благотворительные сборы на озеленение луны и прочая странная мура, придуманная в наркотическом угаре. В юности мать была эдакой девушкой-сорванцом, смелая, задиристая, острая на язык. Мотоциклы, рок-концерты, поездки автостопом. Семья надеялась, что она перерастёт и посерьёзнеет, но годы шли, а Шарлотта оставалась прежним безалаберным бездумным созданием. Она не могла удержаться ни на одной работе. Кричала, что это связывает её личное пространство и свободу, всячески поносила скучных коллег-обывателей и отчаянно рвалась к своим непонятным и диким приятелям. «К тем, кто меня понимает», — отчаянно визжала она во время очередного скандала. И на Шарлотту махнули рукой.Последним приключением стал роман с двадцатидвухлетним чернокожим наркодилером из Египта по имени Аменхотеп. Причём это была не кличка, а настоящее паспортное имя, коим родители наградили младенца при крещении. Не удивительно, что псевдофараон подсадил Шарлотту на наркотки. Недолгий и страстный роман закончился вполне предсказуемо. Мать скончалась в психиатрической клинике, не выдержав очередной героиновой ломки.
Том отлично понимал недовольство многих родственников и поэтому не обижался на столь скромную церемонию. Он и сам торопился к Карле и лишь грани приличия не позволяли свалить раньше, чем закроются мрачные чёрные створки. Наконец, раздалось долгожданное «Амен», и Том с наслаждением распустил галстук. Мотоцикл был припаркован с непарадной стороны колумбария и Тому пришлось идти через всё кладбище, чтобы завести своего железного коня. Он забрал в гардеробе шлем и зашагал к дальнему скромному выходу.
— Том, подожди, пожалуйста, — бабушка неторопливо застегнула плащ и степенным жестом промокнула несуществующие слёзы. Она была большая, важная, и Том её немного побаивался. Они виделись нечасто, и порой Том удивлялся, до чего мать не похожа на солидную правильную бабушку.
— Мне в обратную сторону, — Том махнул головой по направлению к дальнему выходу.
— Ничего страшного, я провожу, — бабушка крепко взяла Тома под руку, и они направились к калитке.
Несколько минут оба молчали. Наконец, бабушка как будто встряхнулась от наваждения и негромко сказала:
— Том, мальчик, у меня есть к тебе очень важный разговор.
— Мммм, — вяло промычал Том, — очень важный? Может быть, поговорим дома?
Молодой человек опасался очередной «нагорной» проповеди о последствиях разгульной жизни и чуть заметно поморщился.
— Нет, милый, ты же знаешь, поминок не будет, и потом у меня семья, дедушка, розы. У тебя свои дела, друзья, университет. Мы снова долго не увидимся.
Бабушка сжала локоть Тома покрепче, как будто боялась, что он убежит, и веско добавила:
— Очень важный, это может повлиять на всю твою дальнейшую жизнь.
Том тихо ухмыльнулся.
«У меня семья, у тебя свои дела, — мысленно передразнил он, — Да, бабуля, в цинизме тебе не откажешь. Ну что ж, я и не претендую стать членом ВАШЕЙ семьи. Хотя, это и к лучшему. Теперь я начинаю кое-что понимать в жизни матери».
— Да, бабушка, я тебя внимательно слушаю.
— Важный, конечно, важный, — сзади нагнала запыхавшаяся тётя Ирма и, утирая пот, затараторила, как печатная машинка, — это просто безобразие, что не явился дед, да и Вальтер мог бы прийти, — Тётка ткнула рукой в сторону Тома, — всё-таки первый брак, и у его сына такое горе…
— Какое такое? — бабушка насмешливо вздёрнула бровь вверх, и Том невольно восхитился её проницательностью. Он действительно не испытывал должной скорби и от этот факт не укрылся от проницательного бабушкиного взгляда.
— И почему не организовали поминальный обед? В конце концов Шарлотта была христианкой. Это не по-человечески отправить в последний путь без должного поминального слова. Я предлагаю…
— Это отличная мысль, — живо перебила бабушка, — ты как раз живешь недалеко от кладбища. Мы непременно заедем к тебе и выпьем по бокалу вина с пирогом.
— Эээ… ммм… я не то хотела сказать, — тётка поперхнулась и покраснела до слёз. Однако, она быстро взяла себя в руки и едко напомнила, — между прочим, все расходы на частную клинику я взяла на себя.
— И, что? Я же оплатила все расходы, связанные с похоронами, — с самым благообразным видом напомнила бабушка.
Том закатил глаза. Нет! Только не это! Милые родственницы сейчас начнут припоминать друг другу свои заслуги до тринадцатого колена. Он чуть заметно поморщился, не зная, под каким благовидным предлогом покинуть бабушку и тётку поскорей.
— Бабушка, — перебил он, — давайте не будем ссориться в такой день. Лучше вернёмся к делу. Ты хотела рассказать мне нечто важное.
— Да, милый, конечно. Вот слова истинного мужчины, — подольстилась бабушка и ехидно посмотрела на тётю Ирму.
— Итак, Томми, — она чуть–чуть помялась, — ты в курсе, что у тебя есть младший брат?
— Да, что-то слышал такое, — Том лениво пожал плечами, — от очередного маминого б… , — он хотел сказать бл*дства, но удержался и деликатно закончил, — маминого замужества. Кажется, мальчишка живёт в той семье.
— Замужества, — фыркнула тётка, — от очередного загула с каким-то очередным проходимцем.
Бабушка никак не отреагировала на грубый выпад и мягко продолжила:
— Ты ошибаешься, Томми, мальчик живёт в приюте. Та семья сдала его в детский дом, когда Шарлотта… ну, ты понимаешь.
— Ну, как бы да, — Том перевесил шлем на другую руку и внимательно посмотрел на родственницу.
Он ещё не понимал, к чему клонит бабушка, но в душе закопошились очень тоненькие гадкие предчувствия.
— Том, у тебя умерла мать. Отец никогда не проявлял к тебе большого интереса. Умру я, и ты останешься совершенно один, — пафосно произнесла бабушка, — мне будет больно видеть на том свете, что ты остался без единой родственной души. Без всякой поддержки, без близкого доброго человека. Очень тебя прошу, будь разумным, позаботься о своём будущем, предостереги себя от одиночества. Пока не поздно, забери мальчика из приюта.
— Да вы с ума сошли, фрау Гезеле, — тётка неожиданно взвилась на дыбы, — как это вы ловко всё придумали. Конечно, Шарлотта была никудышной матерью, но она числилась официальным опекуном. А теперь, когда на вас начали наседать в приюте, вы решили сбагрить мальчишку Тому.
— И что в этом такого? — холодно возразила бабушка, — я старая, а Том полон сил. К тому же мальчику явно будет интереснее с Томом, чем со мной, со старухой. У них не такая большая разница в возрасте, всего пять лет.
— «Интереснее», — передразнила тётя Ирма, — если не считать того, что ребёнок на минуточку ненормальный.
— Ах, так ты уже успела всё выяснить, — усмехнулась бабушка, — хвалю за оперативность.
Том с недоумением переводил взгляд с тётки на бабушку и обратно. Как же так вышло, что он ничего не знал?
— До вашей оперативности и дальновидности мне далеко, — многозначительно хмыкнула тётка и, сложив руки в умоляющем жесте, обратилась к Тому:
— Заклинаю, не бери на себя такую ответственность. Мальчик болен. Твоя бабушка — хитрая пройдоха. В приюте встал вопрос, кто будет платить за содержание ребёнка. А если ты возьмёшь малыша к себе, то окажешься прикованным к ненормальному беспомощному созданию.
— И ты ещё говоришь об оперативности, — бабушка усмехнулась, — когда же ты успела узнать про вопрос оплаты? И, главное, откуда ты знаешь, что мальчик болен? Виделась с ним? Ездила в приют?
Тётка и бабушка заспорили, выясняя отношения от тринадцатого колена их семьи.
— Том, возьми мальчика к себе.
— Том, не делай этого.
— Возьми.
— Не бери.
Том стоял возле ругающихся женщин и не знал, куда деваться от стыда. На них уже начали обращать внимание, а кладбищенский смотритель покосился на шумную компанию с самым решительным видом.
— Бабушка, тётя Ирма, — взмолился молодой человек, — давайте поговорим в более подходящем месте. Он даже не удивился, когда на его реплику никто не обратил внимания, — пойдёмте, неудобно. Люди смотрят.
Бабушка с тёткой только отмахнулись.К счастью, к ним подоспела давняя, ещё школьная материна подруга, фрау Аделина, одна из немногих, кто не отвернулся от Шарлотты во время её сумасшедших наркотических загулов. Вроде бы ещё не старая, но рано увядшая женщина. Некрасивая, неухоженная, но удивительно добрая и спокойная. Старая дева, работающая бухгалтером в скромной фирме. Тому она была ближе всех родственников. И даже в те моменты, когда она не могла помочь молодому человеку деньгами или связями, старательно выслушивала и ободряла, внушая веру в свои силы.
— Что, опять выясняют, кто больше потратил? — тихонько усмехнулась женщина.
— Нет, спорят про маминого ребёнка.
Слово «брата» почему-то не выговаривалось. Том чувствовал себя отвратительно. Ему казалось, что его обманули, обвели вокруг пальца, порадовались незнанию и использовали в своих целях.
— А ты что, ничего не знал об этом? — удивилась фрау Аделина.
— Слышал, но никогда не вникал, — признался Том, — у матери было столько романов… я думал, что этот её ребёнок живёт у своего отца.
— Я думала, ты в курсе, — удивилась фрау Аделина, — пойдём, прогуляемся, — предложила она, — Попробую рассказать всё, как есть.
Том кивнул, и женщина взяла его под руку.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
— Нам ещё далеко? — спросила Карла, с интересом разглядывая маленькие старинные дома на такой же маленькой старинной улочке, — забавно, я живу в Магдебурге с рождения, но никогда не была в этом районе.
— Сейчас придём, — Том поставил на землю тяжёлый баул с книгами и вытер пот собственной кепкой, — честно говоря, я тоже был здесь всего пару раз, — когда мать… ну… это… загуляла окончательно, дедушка с бабушкой купили ей эту квартирку.
Он стыдился рассказывать о семейных делах даже Карле и коротко пояснил:
— Ну, вообщем, теперь эта квартира моя.
— Ты зря стесняешься, — ободрила девушка, — родителей не выбирают. К сожалению, приходится признавать даже такую истину. Ничего не поделаешь, раз смерть твоей мамы стала для всех облегчением. А квартира? Что квартира? Это нормально. Не всё же скитаться по казённому жилью.
Том кивнул, однако внутри всё неприятно сжалось от этих правильных, но таких жестоких слов.Пока он учился в школе, то жил по-цыгански, то у отца, то при учебном заведении, а когда поступил в университет, перебрался в весёлый и бесшабашный студенческий кампус. Поэтому сейчас он стоял перед собственным домом и чувствовал смесь радости с лёгким недоумением. Том никогда не жил один, никогда не был привязан к жилью, не утруждался бытовыми заботами, был лёгок на подъём и легко переносил перемены. Обстоятельства вынуждали повзрослеть, и Том отчаянно сомневался, сможет ли перенести перемены такого характера так быстро и бесповоротно. Квартирка была небольшая, в кирпичном доме с соответствующей планировкой и толстыми стенами. Две крошечные комнатки, кухня, ванная и множество странных нелепых закутков, каких не бывает в современных домах.
— Ну вот, теперь ты самый завидный жених на всём курсе, — засмеялась Карла, когда Том отпер дверь и поставил на пол баул с книгами и скромную сумку с одеждой, — отличник, красавец, успешный музыкант да теперь ещё и с квартирой.
— Я думаю, и позавидней меня найдутся, — ухмыльнулся Том. Он намекал на то, что за Карлой вот уже несколько месяцев яростно ухаживает Вальтер Брегман, сын ректора — и вообще, я здесь с ума сойду один. Без тебя, без друзей, без наших посиделок.
— Перестань, — Карла отчаянно замахала руками, — наоборот, у тебя теперь будет место, где можно принимать гостей, не опасаясь, что администратор выгонит компанию в самый разгар веселья. А я буду приходить к тебе часто-часто, — кокетливо пропела девушка и обвила Тома за шею мягкими руками. Он поцеловал её в сочные влажные губы и почувствовал, что девушка льнёт к нему всем телом. Он поцеловал её ещё раз и, чувствуя прилив желания, не стал отказывать себе в удовольствии обновить квартиру таким необычным способом. И хотя Том был признанным дамским угодником своей группы, всё произошло удивительно быстро и просто, прямо в прихожей, на подзеркальнике старомодного трюмо. На самом деле, Том был взволнован новосельем, и мысль о предстоящем одиночестве не давала ему покоя. Карла Кун была самой красивой девушкой их курса, и Тому изрядно льстило её внимание. Их считали перспективной парой, никто не сомневался, что через некоторое время они поженятся. Тем не менее, сейчас Тома беспокоили совсем невесёлые мысли, и он не был уверен, стоит ли посвящать Карлу в их семейные неприятности.
— Посему мой Томочка такой хмулый, — пародируя детскую речь, просюсюкала Карла, — Томоське не понлавилось?
— Нет, что ты, — Том поспешно встряхнулся, застегнул джинсы и поднял свою сумку, — пойдём распаковывать вещи.
Они прошли в первую комнату, и Том, словно ребёнок, бросился к окну. Дом был старый, в Магдебурге таких почти не осталось. Тихий квартал с низкими сонными домишками, и каждый с милым закрытым двориком, где летом буйно цвела сирень и роскошные мальвы. Собственная территория, деликатно закрытая от посторонних глаз.
— Как мило, — воскликнула восхищённая Карла, — и ты ещё сомневаешься. Здесь так уютно. На твоём месте я бы радовалась, что летом можно прекрасно отдыхать в собственном уголке.
— Да, действительно, — Том кивнул и присел на старенький продавленный диван, чтобы перевязать шнурок на кроссовках. Карла щебетала что-то ещё, но Том уже унёсся мыслями к нарисовавшейся проблеме. Оказывается, он совсем не знал своей матери. Красивая, но вялая блондинка, она казалась Тому безобидным бесполезным мотыльком. Он был крайне удивлён, когда узнал от фрау Аделины, что мать до последнего пересылала деньги в приют на содержание сына. По всей видимости, она всеми правдами-неправдами выпрашивала средства у любовников, даже будучи в состоянии постоянного наркотического опьянения. Этот факт особенно покоробил Тома, и он не находил себе места оттого, что не хотел брать на воспитание незнакомого больного ребёнка. Злился Том и на бабушку с тёткой, да и на деда с отцом, которые благополучно прятали голову в песок до тех пор, пока проблема не стала слишком явной. Какие же хитрецы его родственники. Как они смели сделать из Тома козла отпущения? Что ж, его продвинутая энергичная бабка и хитрая, но недалёкая тётка и впрямь считают его простачком, раз решили всучить больного никчемного брата. Что ж, поделом тебе, Том Каулитц, раз ты не сумел внушить своим родственникам уважения. Но что же всё-таки делать? Ведь от него ждут ответа. Вполне положительного и покорного, но он не готов взять на себя такую обузу.
— Том, а что ты будешь делать с мебелью? — Карла крикнула откуда-то из дальнего помещения, — здесь же совсем нет мебели.Том вздохнул, поднялся со своего места и прошёл в помещение кухни со старомодным умывальником и закопчённым камином:
— Поживу пока так. Это не к спеху.
— Ммм, а я бы поставила здесь буфет, ну… такой, под старину, и стол длинный дубовый, выйдет очень классно.
Том равнодушно пожал плечами. Он не понимал всех этих хлопот и слишком живое участие Карлы слегка покоробило. Такое впечатление, что она уже мысленно поделила не только его квартиру, но и всё личное пространство, не очень то интересуясь желаниями самого Тома.
Хм, может всё–таки съездить в приют? Тихонько, чтобы милые родственнички не узнали. Просто посмотреть. Он не может не признаться самому себе, что ему любопытно. Интересно, какой у него брат? Хотя, он совершенно не готов увидеть умственно отсталое существо, не произносящее слов, жирное, вялое и пускающее слюни. Жаль ли ему мальчишку? Ах, как бабушке хотелось, чтоб было жаль. Жаль, не жаль. Он и сам провёл детство по казённым заведениям. Но Том был энергичный, весёлый, ему везде было хорошо и комфортно, где находились друзья и поводы для бесконечных проказ. Скорее всего, его брат не такой. Аутичный вялый ребёнок. Таким лучше дома, в закрытом пространстве. Эти дети прибывают в своём закрытом розовом мире и коммуникация с другими людьми тяжкое испытание. Вот только зачем ему аутист? Что за размышления? Жил же он все эти годы без брата. Да и тот обитал в своём приюте без всяких проблем. Том вздохнул. Почему это должно его беспокоить? Всю семью не беспокоит, а он, видите ли, ночами не спит из-за дурацких сомнений. Он сам жил за казённый счет, и братец проживёт, ничего, не скончается из-за отсутствия родственников. Том вытащил сигареты и с удовольствием закурил. Ну да, жил… Он почти и не помнил каких-то негативных моментов. Просто жил. Том был коммуникабельный, весёлый, живой. Он никогда не озадачивался такой ерундой. Друзья, приятели, шалости, девочки, музыка… Только однажды маленький Том горько рыдал из-за отсутствия мамы. В тот год он остался в школе-интернате на Рождество совершенно один. Всех детей разобрали домой родственники и Том несколько часов к ряду заливался горькими слезами оттого, что праздник придётся встречать одному. Даже шикарный подарок и визит Санты не принесли ему облегчения. Том отлично помнил, какое им овладело отчаяние и горечь, когда он понял, что совершенно никому не нужен.
— Том, ну что ты как варёный, — обиженно окликнула Карла, — радуйся, ты же теперь совершенно самостоятельный независимый человек. Что ещё надо?
— Даже не знаю, — Том тяжело вздохнул.
Ему хотелось просто посидеть, заключив Карлу в свои объятия, помолчать и подумать о сложившейся ситуации. Её радостный щебет вызывал лёгкое раздражение, и Том никак не мог сосредоточиться на решении проблемы.
— Извини, мне звонят, — девушка вытащила крошечный розовый мобильник и убежала в прихожую к зеркалу.
Том перешёл в дальнюю комнату. Маленькая, но, как ни странно, уютная. Кровать в укромном закутке, несколько рисунков на стене (видать, работы безумных мамашиных приятелей), столик, комод. Может всё–таки съездить? Просто посмотреть. Он даже представляться не будет, просто посмотрит… Ну да, просто посмотрит. А насильно вручить ему брата никто не посмеет. В конце-концов, он сам ещё учащийся и не имеет времени нянькаться с проблематичным придурком. Лишь бы тётка с бабкой не узнали.
— Томми, — на пороге комнаты показалась Карла, — извини, мне надо отлучиться. Я скоро вернусь, ты пока ничего не делай. Ладно? Я приеду, и распакуем коробки вместе.
— Хорошо, возвращайся скорей. Том пошёл проводить Карлу до двери. Уже на пороге девушка обернулась и ласково обняла Тома ладонями за щёки:
— Я понимаю, что тебя беспокоит, — сказала она, — Шарлотта всё–таки была твоей мамой. И по-своему очень любила. Наверное, переживала, что не может быть такой, как другие родители, — Карла заглянула Тому в глаза, — я с тобой. Я скоро приду.
Она обняла Тома за плечи, легонько поцеловала в щёку и поспешно побежала вниз.
Он вернулся в дальнюю комнату. Как здесь удивительно тихо. Аж в ушах звенит. Даже машин не слышно. Том перегнулся через подоконник и посмотрел во дворик. Как привыкнуть к тому, что теперь он будет жить один? Как рассказать Карле о том, что у него есть полоумный брат? И что делать с этим самым братом? Оставить его в приюте — навлечь на себя не только гнев родственников, но и муки совести. Забрать к себе — поставить жирный крест на учёбе и карьере.
Том ещё раз оглядел маленький уютный дворик. Хм… а брат мог бы здесь славно играть. Там под кустом скамеечку поставить, теннисный стол, клумбы, мячик… Блин, ну и понесло же его. Это всё от дурацкой тишины. Надо хотя бы собаку завести, чтобы было не так одиноко.Том повздыхал и, не видя выхода из сложившейся ситуации, прилёг на узкий продавленный диванчик с подушкой-валиком.
«Эх, если бы всё можно было решить одним движением мысли, — задрёмывая, подумал молодой человек, — как же бы было всё просто».
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Услышав свою фамилию, Том замер на пороге уютного директорского кабинета. Откуда завуч его знает? Неужели бабушка успела переговорить с этой симпатичной фрау? Ну конечно же, она успела приехать раньше Тома и сообщить, что дебильного придурка заберёт добрый старший брат. Ай да бабушка! Она наверняка догадалась, что Том обязательно приедет, если не из жалости, то хотя бы из любопытства.
— Присаживайтесь. Я сейчас приведу Билла.
Значит, Билл…
Молодой человек даже не удосужился уточнить у любимых родственников имя. Интересно, и как же будет полностью? Вильгельм? Кажется, в переводе с древнегерманского — это «волевой». Очень подходящее имечко для полоумного аутиста.
— Герр Каулитц.
— Да, я вас слушаю.
— Вы ведь у нас впервые, — завуч почему-то застенчиво мялась, — всего не знаете. Я должна вас предупредить. Билл не совсем обычный ребёнок.
— Он ненормальный? — эта фраза вырвалась у Тома совершенно непроизвольно. Он не мог сдержать своих опасений и беззастенчиво вывалил свой вопрос на учительницу.
— Почему ненормальный? — женщина удивлённо вскинула брови, — кто вам такое сказал? Нет конечно! В нашем заведении живут не совсем обычные дети, но никто не считает их ненормальными. В крайнем случае, называем «особый ребёнок» или «ребёнок с ментальными проблемами». Может быть, ребёнок с особым подходом, но никак не ненормальный.
— М-да, извините. Я вас слушаю.
— Билл, бесспорно, мальчик очень одарённый, трудолюбивый, упорный, но у него есть некоторые трудности в общении, — завуч по прежнему мялась, — как бы вам это сказать…
Уловив слова одарённый и упорный, Том немного успокоился. Слава Богу, хоть не придурок. Иначе он сам не выдержит этого милого свидания.
— Так в чём же проблема? — поторопил Том.
— Знаете ли Билл практически не разговаривает.
— Не разговаривает, — как эхо, повторил Том, — что, совсем? Он умственно отсталый?
— Ни в коем случае, — завуч решительно покачала головой, — умеет. Отлично умеет. Но не говорит!
— Почему? — удивился Том.
— Ах, как бы вам объяснить. Этой проблемой страдают все аутичные дети. Их очень трудно разговорить, а потому понять причину ограждённости от мира. Иногда считают, что это признак особой одарённости, когда ребёнку не о чем разговаривать с таким скучным недоразвитым миром. Иногда, признаком ранней шизофрении.
При слове шизофрении, Том тревожно вздрогнул. Этого ещё не хватает. Интересно, он хотя бы навыками самообслуживания владеет?
— Простите. Я вас совсем запугала, — воспитательница мягко улыбнулась, — поверьте, Билл очень милый ребёнок, он не вызовет у вас неприятных эмоций, — женщина присела напротив Тома и коротко пояснила, — и, если быть совсем точной, Билл — вовсе не аутист. Он перестал разговаривать несколько лет назад и нашим врачам до сих пор не удалось установить причину этого явления. Билл утончённый ребёнок, ему особенно тяжело в приюте среди чужих людей. Не знаю вправе ли я выносить подобные суждения, но не думаю, что решение его отца разместить ребёнка в нашем учреждении было разумным и гуманным. В известной степени, при домашнем воспитании и заботливом уходе такие дети справляются с проблемой гораздо лучше.
Воспитательница ненадолго замолчала, и Том вдруг подумал, что эта тихая скромная женщина искренне озабочена судьбой мальчика, в отличии от всех родственников, которые только делали вид, что страдают за двух братьев сразу. Словно в подтверждение этих мыслей, женщина встрепенулась и добавила:
— Насколько я знаю, Билл начинал развиваться нормально. Он перестал говорить на каком-то этапе, возможно, перенёс сильный стресс. К сожалению, ни наш психолог, ни врач психиатр пока не могут выяснить причину, чтобы вытащить Билла из мира молчания. Порой мне приходится только догадываться, что ему нужно, и чего он хочет. Он самый замкнутый из всех наших детей.
Женщина разоткровенничалась и, смутившись собственных признаний, поспешила выйти за мальчиком.
— Подождите немного я сейчас вернусь.
Оставшись в одиночестве, Том недовольно нахмурился. Вот дурак. Всё-таки купился на бабкины причитания. Ну уж нет. Он не позволит обвести себя вокруг пальца во второй раз. Повидает любимого младшего братика и гуд бай, май лав. Воспитывайте сами, милые родственники!
Дверь распахнулась и в кабинет вошла… уменьшенная копия Тома. Так вот, как завуч поняла, что Том — брат Билла!!! Мальчишка выглядел словно женственный маленький слепок со старшего брата. Тонюсенький, бледный, с безвольно повисшими худыми руками и точёным нежным лицом. В университете (да и не только) Тома считали красавцем. Стройный, смуглый, с таким же резным лицом и тёплыми раскосыми глазами. Билл выглядел ещё более нежно и трогательно, напоминая хрупкую японскую статуэтку. Они были похожи как две капли воды. И никакая генетическая экспертиза не могла опровергнуть явного фамильного родства.
— Здравствуй, — Том охрип от волнения и поспешно прокашлялся в кулак. Он совершенно не знал, как вести себя дальше.
— Поздоровайся с… — завуч, замялась, не зная, как лучше преподнести Биллу новость о визите близкого, но незнакомого родственника.
— Томом, — подсказал Том, — меня зовут Томас. Привет, Билл.
Он хотел было пожать тонюсенькую руку, но вовремя передумал. Билл не проявил к гостю ни малейшего интереса и продолжал отвлечённо смотреть в окно своими удивительно тёмными блестящими глазами. Мальчик был очень хорошенький, нежный, ухоженный. Но его тупая отчуждённость вызывала нервную оторопь. Казалось, что в красивом изящном теле полностью отсутствует жизнь. И ребёнок не ребёнок, а изысканный, но тупой механизм.
— Как поживаешь? — Том задал вопрос, а сам умоляюще посмотрел на воспитательницу. Что делать? Как вести себя дальше с таким безжизненным человечком?
— Билл, — воспитательница мягко тряхнула Билла за плечо, пытаясь вывести из задумчивого оцепенения, — Билл, будь вежливым мальчиком. Человек приехал к тебе издалека. Пожалуйста, поговори с Томом. Он очень хочет с тобой пообщаться.
— Да, пожалуйста, поговори со мной, — Том подыграл воспитательнице, но сам почувствовал панику. О чём ему говорить, если братик Билл соизволит открыть рот. Несколько мгновений всё оставалось по прежнему. Билл отстранённо смотрел в окно, словно выглядывая на улице какое-то чудо, а потом вдруг сфокусировал взгляд и вполне осмысленно уставился на Тома. Боже, какой это был взгляд. Совершенно не романтичный Том мог бы назвать эти глаза оком вселенной, взглядом в вечность, взором мирового океана. В зеркально-карих глазах мальчишки смешалась странная нежность с не менее странной тоской. Он упрямо смотрел на Тома и Тому становилось всё больше не по себе. В глазах ребёнка было странное непостижимое осознание всего мира сразу. Без всяких пояснений Том понял, что Билл прекрасно чувствует все его сомнения и опасения. Он догадался о причине визита гораздо раньше, чем воспитательница озвучила это вслух.
— Вот, возьми! Это тебе, — Том нервно задёргался, пытаясь выудить из кармана шоколадку. Ему стало ужасно неловко за свой скромный презент. Худенькому, явно болезненному мальчишке стоило привезти фруктов, соков, может быть, мясных деликатесов, а не эту жалкую ломаную шоколадку. Однако Билл послушно взял шоколад в руки и снова посмотрел на Тома. Он умел выразить кучу эмоций одним только взглядом. Это походило на общение слепоглухонемого. Когда человек, лишённый всех органов чувств, мог выразить свои эмоции одним лишь прикосновением. За всю свою жизнь молодой человек никогда не видел такого живого и красноречивого взгляда. На этот раз в глазах Билла отразилась не только благодарность, но и пока непонятное Тому чувство безнадёжности.
— Вот что, Билл, — воспитательница (её звали фрау Эструп) взяла управление свиданием в свои руки, — покажи Тому свою комнату и рисунки, я думаю ему будет очень интересно.
— Да, конечно, — Том облегчённо вздохнул, — я с удовольствием посмотрю.
Билл наконец-то проявил какое-то участие в беседе и коротко кивнул.Они все вместе вышли из приёмной и направились в жилые корпуса. Детский приют был вполне уютный, добротный, после хорошего ремонта, но невольно напомнил Тому те безликие школьные дортуары, где жил он сам. Билл послушно шёл впереди, сжимая шоколадку двумя руками.
— Что он любит? — Том обернулся к фрау Эструп и тихонько поинтересовался, — что ему привезти?
— Билл плохо ест, — женщина с сожалением пожала плечами, — из сладостей предпочитает мармелад, а когда водили детей в Макдональдс, остался в полном восторге, даже картину нарисовал. А вот яблоки ему не везите никакие. У него аллергия. Один раз чуть не умер. Случился отёк Квинке.
— Это ж надо, — удивился Том, — впервые слышу, что на яблоки бывает аллергия.
— Пришли, — объявила воспитательница, — проходите, пожалуйста.
В комнате Билла жило ещё трое мальчишек. Но, несмотря на яркие покрывала, нарядные шторы, стеллаж, заклеенный постерами, игрушки и компьютер, Том снова почувствовал неловкость. Несмотря на все усилия директора, это всё равно был детский дом, казённое заведение, где все двадцать четыре часа в сутки дети были вынуждены жить не как хочется, а как надо, подчиняясь общему распорядку. Не имея возможности уединиться и побыть с собственными мыслями один на один.
— Билл, покажи Тому свои рисунки, — попросила фрау Эструп.
Мальчики-соседи с интересом уставились на нового человека и, совершенно не стесняясь, начали делать на его счёт предположения. Они и вправду выглядели не совсем здоровыми, с недоразвитой речью, косноязычные, порой даже грубые и невоспитанные. На их фоне Билл действительно выглядел милым послушным ребёнком. Но, тем не менее, все они разговаривали и общались, и Тома невольно покоробило. Вскоре мальчишкам надоело упражняться в дедукции, и они шумной компанией выбежали в игровую. Том чувствовал себя как на сковородке. Он уже проклял идею с визитом и нарочито внимательно уставился в альбом с рисунками. Том ничегошеньки не понимал в живописи, но тем не менее очень удивился, увидев не детские картинки школьного уровня, а настоящие художественные зарисовки.
— Билл, ты где-нибудь учился? — живо поинтересовался Том.
Наверное, мальчик проникся к нему доверием и совершенно неожиданно решительно покачал головой.
— Нет, — поддержала фрау Эструп, — то-то и оно, что не учился. Билл — самородок. Наша учительница рисования очень переживает, что Билл не может посещать школу при какой–нибудь солидной академии. Вот, посмотрите его рисунки на тему Макдональдса. Мы даже хотели повесить на стенд, но Билл отказался.
Том принялся рассматривать картины, удивлённо качая головой. Билл несколько минут покрутился за его спиной, а потом куда-то исчез. Шоколадку он не съел и скромно положил на край своей тумбочки. Когда Том дошёл примерно до средины альбома, произошёл маленький, но удивительно неприятный инцидент. Едва он перелистнул новую страницу, как в комнату вкатился клубок расшалившихся пацанов. Они рычали, барахтались, сбивая всё живое на своём пути. Хохотали и огрызались, словно маленькие медвежата. Внутри этого клубка что-то жалобно попискивало, и Том догадался, что мальчишки мучают Билла. Вроде бы играя, беззлобно, но и бездушно, терзая слабого безвольного аутиста.
— Ну скажи, скажи, скажи, — глумились они, — открой ротик и скажи. Ну? Кто это к нам приехал?
По всей видимости, мальчишек совершенно не беспокоило, то что Том находится тут же и наблюдает всю эту картину.
— Вот придурок, — один из пацанов внезапно выскочил из клубка, схватил шоколадку и начал запихивать её в рот совершенно несопротивляющегося Билла, — не хочешь говорить, так жри, — приговаривал он, — жри, тебе говорят!
— Немедленно прекратите, — фрау Эструп резко одёрнула хулиганов и сама выдернула Билла из туго переплетённого клубка, — это ещё цветочки, — вздохнула она и выразительно посмотрела на Тома, — ему здесь плохо, — тихо добавила женщина.
Том смущённо задёргался. Он должен был сказать немедленное «ДА», но язык отказывался повиноваться. Молодой человек перевёл взгляд на Билла. Мальчик был весь грязный, густо измазанный шоколадом, он неловко оттирал пятна, не смея поднять на Тома глаза.
— Билл, — позвал Том, — Билл. Не расстраивайся, я привезу тебе много других вкусностей. И игрушек. Что ты любишь? Что тебе привезти?
Мальчишка приподнял длинные изогнутые ресницы, и Тома обдало невыносимой болью.Его брат выглядел брошенным маленьким щенком. Грязный, слабый, замученный. Он ничего не говорил, и только его глаза умоляли взять домой, пускай в бедный и скромный, но в родной дом. Где будет свой уголок, тепло и защита.
— Герр Каулитц, я понимаю, что не имею ни какого права влиять на ваше решение, — робко произнесла фрау Эструп, — но всё же. Я понимаю, визит в подобное учреждение надолго выбивает из колеи. Но, пожалуйста…
Женщина не решилась сказать фразу «подумайте ещё раз» и лишь умоляюще посмотрела Тому в глаза:
— Мальчику здесь плохо. Никакие врачи, никакие методики не помогут Биллу заговорить без поддержки родных. Он очень хочет домой. Ну… или… хотя бы приезжайте почаще!
— Да-да, конечно, — нервно задёргался Том, — не переживай, я скоро приеду, — неловко зачастил он, оборачиваясь к брату, — обязательно. Ты не расстраивайся. Я скоро вернусь.
Билл проводил его внезапно потухшим взглядом и безвольно опустив руки, тупо уставился в пол.
Том вышел из комнаты, сопровождаемый фрау Эструп, а самому захотелось завыть от несправедливости и отчаяния.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
— Том, ну не сердись. В конце-концов, мальчик не виноват.
Было позднее воскресное утро, и Том с Карлой всё ещё лежали в спальне на старом хлипком диванчике. В квартире было прохладно, на окнах отсутствовали шторы, поэтому ни тому ни другому категорически не хотелось вставать.
— Да я и не сержусь, — Том наконец-то выбрался из нагретой постели и стал натягивать домашние штаны, — просто… это… ну… даже не знаю, как сказать. Просто у меня было чувство, что я приехал выбирать себе собачку в приюте для животных. Ну бабушка, — от возмущения у Тома не нашлось слов, и он только пропыхтел что-то нечленораздельное, — ну и пройдоха!
— Хорошо, что ты мне всё рассказал, — Карла закуталась в старый тонкий плед и перекатилась на место Тома, — я не имею никакого права осуждать твоих родственников, но всё-таки не могу понять почему эта проблема упала только на твои плечи? Почему никто не хочет разделить обязанности поровну, помочь деньгами или связями?
— Ну, вот такие у меня родственники, — Том огрызнулся уже из кухни, — кофе будешь? Ах, чёрт, кофе есть, а кофеварки нет.
— Ничего страшного, — Карла закуталась в плед и прошла в кухню следом за Томом, — попьём чай.
— Не попьём, — Том устало присел на табуретку и потянулся к пачке сигарет, — посуды вообще никакой нет, — он помолчал и иронично произнёс, — и эти люди хотят, чтобы я привёз ребёнка на воспитание в полупустой сарай.
— Так ты точно решил забрать брата из приюта, — осторожно спросила Карла. Она чуть заметно поморщилась, но Том этого не заметил.
— Не знаю, — Том угрюмо нахмурился, — этот мальчишка абсолютно никому не нужен. Даже родному отцу. А бабушка хитрая бестия. Просто решила быть доброй моими руками. Если я этого не сделаю, меня постараются сожрать с говном. Отлучат от дома и предадут анафеме.
— А он тебе нужен? Дом этот? — Карла села напротив и тоже потянулась к сигаретам, — у тебя теперь свой есть. Кстати, я сегодня же привезу посуду и кое-что из белья. У нас дома всего много, так что не переживай. Моя мама будет только рада избавиться от лишнего, — и девушка задорно рассмеялась.
— Не в этом дело, — Том мялся, не зная, как излить самое наболевшее, понимаешь, дело не в материальных проблемах. В конце концов, я не безрукий, заработаю. Дело в том, что мальчишку придётся таскать по специалистам, водить в школу, лечить, если он заболеет. Ну и одевать, конечно, кормить, покупать ему игрушки всякие. А это — время, заботы, хлопоты. А я не хочу. Я для себя ещё не жил. Я не готов заботиться о ком-то другом. Не готов и не хочу брать на себя такую ответственность.
— Вне всякого сомнения ты прав, — Тому показалось, что Карла как-то нехорошо нахмурилась, — если ты решил дать себе фору для созревания, то навязать ребёнка насильно никто не имеет права. Он ведь тебе брат, а не сын. Ты действительно уверен, что хочешь забрать Билла из приюта?
— Сам не знаю, — задумчиво произнёс Том, он нервно поёрзал, замялся и выпалил одним духом, — мне его жалко стало. И ещё оказалось, что Билл очень похож на меня. Даже не думал, что я такой сентиментальный. Но он родная кровь. Такой несчастный, забитый. Разве это дело, что при живых родственниках мальчишка в приюте живёт?
— Тогда решай, что тебе больше: жалко или страшно? — безапелляционно заявила Карла, — а я, так и быть, поехала за кастрюлями и одеялами, — засмеялась она и пошла в спальню одеваться.
Том и фрау Эструп договорились, что отъезд Билла из приюта должен произойти как можно тише и спокойней, без излишнего любопытства и зависти других детей. Фрау Эструп опасалась, что соседи по комнате напоследок могут устроить Биллу какую-нибудь неприятность и поэтому, когда Том приехал в детский дом, его брат уже сидел в маленьком гостевом холле вместе со своим чемоданом и папкой художника. Том так и не укрепился духом в принятии своего решения и поэтому чувствовал себя отвратительно. Как назло, фрау Эструп застряла где-то в канцелярии, и Том издёргался хуже истеричной барышни. К огромной досаде молодого человека, Билл не проявил не только какой-либо благодарности, но даже и элементарного интереса. Он, не шевелясь, сидел на банкетке и сжимал в руках старенького плюшевого мишку. Том не знал, о чём говорить с Биллом, как себя держать, как расшевелить маленькое каменное изваяние, и наличие мягкой игрушки только подлило масла в огонь. Биллу было уже тринадцать, он был худенький, хорошенький, даже чересчур хорошенький, весь изнеженный, тонкий, капризный. И потрёпанный плюшевый монстр придавал образу Билла странный недвусмысленный подтекст то ли дурачка, то ли мальчика с нетрадиционной ориентацией.
— Скоро поедем, — хриплым от волнения голосом объявил Том и в очередной раз выскочил на улицу покурить.
Ему хотелось, чтобы эта пытка молчанием скорее закончилась. Он был готов даже идти пешком, двигаться, что-то делать, лишь бы не мучиться в обществе молчащего и замкнутого младшего брата. К счастью, через несколько минут пришла фрау Эструп и, как будто не замечая волнения Тома, начала перечислять мелкие бытовые особенности Билла. Том тупо кивал головой, даже не вслушиваясь в такие смешные и такие важные моменты. Он весь содрогался от мысли, что через несколько минут останется с братом наедине. Никогда в жизни Том не чувствовал себя таким слабым и беспомощным.Попрощаться с Биллом вышли только директор и приютский врач. Фрау Эструп крепко расцеловала мальчика и обратилась к Тому.
— Герр Каулитц, я снимаю шляпу перед вашим самоотверженным решением, — сказала женщина, — вы преодолели чудовищный моральный и бюрократический барьер. От всей души желаю, чтобы вы с Биллом полюбили друг друга. А если вам будет трудно, вы всегда можете приехать в приют за консультацией и поддержкой.
Том нервно сглотнул, сжал маленькую руку Билла и, словно сомнамбула, пошёл к кольцу автобуса по облетающей кленовой аллее.
До отправления автобуса, идущего на Магдебург, было ещё несколько минут. Том затолкал скромный багаж Билла на верхнюю полку и выскочил к киоску за колой и чипсами. Когда он вернулся, Билл удобно устроился у окна и с явным интересом наблюдал происходящее на улице. Том догадался, что мальчик почти нигде не бывал и впитывал новые впечатления, словно пересохшая губка. Его лицо оживилось, глаза заблестели, и даже губы беззвучно шевелились при виде незатейливого пейзажа автобусного кольца.
— Вот, возьми, подкрепись. Нам долго ехать, — Том протянул брату бутылку с напитком и пакетик чипсов.
Наверное, для Билла и новенький автобус, и мягкий пушистый плед, и лакомства, которые принёс брат, были приятной переменой обстановки, олицетворением неожиданного, но очень приятного праздника. Он взял гостинцы, коротко кивнул и посмотрел на Тома с обожанием и недоверием одновременно.
Путь до Магдебурга они проделали спокойно. Билл всю дорогу, не отрываясь, глазел в окно. Том сначала пытался наблюдать за братом, но, видя, что тот не нарушает приличий, тихонько задремал. Но, наверное, обстоятельства подчинились общему нервному настроению и, едва они прибыли в город, начались неприятности. Автобус протяжно вздохнул и, словно огромный океанский лайнер, замер на центральном автовокзале Магдебурга. Хмурый и заспанный Том вылез из машины и подал руку младшему.
Погода над городом стояла влажная и унылая. Ветер гнал по небу рваные облака, надвигалась глубокая осень, и от этого на душе становилось ещё более тоскливо и муторно. Том мрачно оглядел брата с головы до ног и с лёгким раздражением подумал, что мелкого пора покормить. Раньше он никогда не озадачивался такими пустяками. В возрасте Билла Том был чрезвычайно неприхотлив. Никогда не капризничал и, будучи уличным сорванцом, ел всё, что не приколочено. Фрау Эструп предупредила, что Билл аллергик и малоешка. От одной пищи его тошнит, от другой появляется противная мелкая сыпь, а от третьей кружится голова и подкашиваются ноги. Они даже жить не начали вместе, а Том уже чувствовал досаду и раздражение по отношению к хилому и обременительному брату. Коротко поразмыслив, молодой человек пришёл к выводу, что от пары пирожных и чашки кофе в местном привокзальном кафе Билл не скончается. Тем более, надо было как-то настраивать доверительные отношения, и маленький праздник пришёлся бы очень кстати.
— Пойдём перекусим, — Том коротко кивнул и, не оглядываясь, зашагал к яркому павильону. Билл послушно засеменил следом, словно дурачок, прижимая к груди старого плюшевого мишку.
Как назло, кафе было переполнено, и Том с огромным трудом протолкался к витрине. Билл, непривычный к таким многолюдным местам, перепуганно вцепился в подол братовой толстовки и, кажется, задрожал всем телом.
— Том, здорово. Куда ты запропастился?
Том обернулся и увидел своих университетских приятелей, которые тоже зашли в кафе перекусить во время большого студенческого перерыва.
— Да, так… по делам ездил, — Том уклончиво пожал плечом и насупился ещё больше.
Он не хотел, чтобы друзья видели его в обществе полоумного спиногрыза.
— А это кто с тобой? Ты не сыном случайно обзавёлся? — Генрих Штауб коротко гоготнул и поддел Тома плечом, — а то, кто тебя знает, дамский угодник!
— Брат, — сквозь зубы буркнул Том.
— Брат? — удивлённо переспросил Карл Генике, — первый раз слышу, что у тебя есть брат. Откуда он нарисовался? Ты же сам говорил, что братьев-сестёр не имеешь.
— Ну, так вышло, — раздражённо протянул Том, стараясь как можно быстрее отвести внимание приятелей от щекотливой проблемы. Он стеснялся странностей Билла. Его постоянного молчания, его женоподобной внешности, даже старенького плюшевого мишки стеснялся. Присутствие самых близких друзей пришлось очень некстати. Присутствие Билла начисто смазывало хорошо продуманный образ Тома. Образ отличника, сердцееда и мачо.
— Здравствуй, — шумный и разбитной Генрих изо всей силы хлопнул Билла по плечу и глумливо добавил, — Брат, говоришь? А я думал, сестрёнка. Давай знакомится, я Генрих. Лучший друг Тома.
Билл затравлено посмотрел на Генриха, как-то неловко осел и позорно вцепился в штанину Тома двумя руками, едва не стащив брюки на пол.
— Чего стесняешься, — ободрил Карл, — не бойся, Генрих всегда такой, на самом деле он добрый, просто очень шумный.
Однако, слова Карла не возымели ни какого действия. Билл дико вздрогнул и, словно маленькая мартышка, вцепился в ногу Тома мёртвой хваткой.
— Он… это… из глухой провинции, — Том весь передёрнулся и едва удержался, чтобы не стряхнуть Билла брезгливым щелчком. Поведение младшего вызывало не просто омерзение, оно начисто подрывало авторитет Тома и выглядело просто отвратительно.
— Экий ты дикий, — с лёгким укором заметил Генрих, — а я то уже обрадовался, что ты будешь вместе с нами пиво пить и девчонок на вечеринках тискать.
Билл издал какой-то гортанный звук и с затравленным видом прижал к своей груди игрушечного медведя. Сценка выглядела более, чем нелепо. Билл висел на ноге Тома, прижимая к груди старую плюшевую игрушку, и совершенно дикими глазами пялился на молодых людей. На них уже начали поглядывать в очереди, и Том, пылая щеками, предложил сделать заказ. К счастью, парни переключились на другие проблемы и отстали от маленького дикаря, а тот ещё долго дрожал всем телом и испуганно икал. Но на этом злоключения Тома не кончились. Он взял себе чашку кофе и круассан, а Биллу молочный коктейль и кусок роскошного торта в виде старинного замка. Это было фирменное блюдо кафе и стоило немалых денег. Ради этого красивого причудливого лакомства родители привозили своих детей из другого конца города. Том расщедрился с той целью, что маленький дикарь увлечётся невиданным угощением и даст возможность пообщаться с друзьями без помех. Но, едва они сели за столик и официантка поставила перед Биллом красивую тарелку с башенкой и фигуркой рыцаря, мелкий паршивец разразился бурной истерикой. Мальчишка весь задрожал, покраснел и, судорожно всхлипывая, начал рыдать. Билл ревел так громко, что к ним сбежались не только охранники и официанты, но примчался сам управляющий кафе и старший кондитер. Том был готов провалиться от стыда сквозь землю. На них пялилось всё кафе, Генрих и Карл совершенно растерялись, а на уговоры добросердечной дамы-соседки Билл начинал реветь ещё больше. Том был готов отлупить младшего по щекам, и только огромное скопление людей не позволило распустить руки. В конце-концов, бедному Тому пришлось вытащить придурка на улицу и вызвать такси. Он буквально клокотал от ярости. Билл всё ещё всхлипывал, когда Том небрежно затолкал его в машину и назвал адрес.
— По-моему, это только начало, — вслух мрачно спрогнозировал молодой человек уже в салоне автомобиля и насмешливо поинтересовался, — и что же нас так расстроило?
Билл вскинул на брата заплаканные глаза и совершенно неожиданно, первый раз за всё время их общения, произнёс вполне адекватное слово:
— Жалко.
От изумления Том даже забыл закрыть рот. Он молча оглядел Билла с головы до ног и не нашёлся, что ответить. Шофёр вырулил на проспект и повёз их к дому. К великому раздражению Тома всю оставшуюся дорогу Билл безразлично пялился в окно, как-будто ничего не произошло.
Впрочем, последствие этой спонтанной истерики оказалось не таким уж неприятным. На сидении рядом с Томом стоял большой фирменный пакет с подарками от детского кафе.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Билл отошёл от окна и с интересом оглядел свою комнату. То, что эта комната всецело принадлежит ему, мальчишка догадался по нелепому детскому коврику перед диваном и дурацким машинкам, что были расставлены на комоде и подоконнике. Вкус у его нарисовавшегося братца был чудовищный. К тому же, он явно недооценивал возраст Билла, но надо было быть благодарным и послушным, чтобы не разозлить этого дёрганного молодого человека с перепуганными ошалевшими глазами. Истерика, что вчера случилась с Биллом в кафе, была внезапной, словно налетевшая летняя гроза. У него давно не было обострений. Мальчишка и сам дико перепугался накатившим слезам и рыданьям, но, едва успокоившись, он тут же просёк, что его заболевание — это отличный способ манипулировать чувствительным старшим братом. Судя по всему, Билл напугал его. А страх, будучи инстинктом самосохранения, самое сильное оружие в процессе манипуляций. Он много читал и тайком от воспитателей неплохо поднаторел в вопросах психологии.Билл не испытывал к Тому ни благодарности, ни интереса. Он просто ждал от него защиты и пользы, как от тёплого пледа, тихого дома или вкусной еды. Впрочем, Билл отлично понимал, что просто так ничего не даётся, и ему стоит сыграть роль беззащитного милого мальчика, чтобы разжалобить старшего братца ещё сильней.
Билл отыскал свою одежду, всунул ноги в огромные новые тапочки и осторожно высунул нос к коридор. Судя по всему, в квартире никого не было, и мальчик, чувствуя себя первооткрывателем новых земель, отправился исследовать незнакомое жилище, которое теперь принадлежало и ему. Квартирка была старая, запущенная, давно не ремонтированная, почти без мебели и милых домашних безделушек. В коридоре стояло огромное старинное зеркало во весь рост. Оно отразило худенького темноволосого мальчика с любопытными живыми глазёнками и настороженным цепким взглядом.
Следом была комната Тома, огромная холодная ванная и пустая безжизненная кухня. Как ни странно, комнату Тома Билл оставил без внимания. Он осторожно попинал кончиком тапка неубранную надувную кровать и почему-то на цыпочках прошёл в гулкую старую кухню. Его чемодан почему-то торчал у самого входа в помещение, а на провисшей мочальной верёвке, рядом с постиранными трусами и носками, висел чистый плюшевый мишка. Билл хотел было схватить Тедди и прижать к груди, но во время передумал. Во-первых, медведь был сырой, а во-вторых, всё его нелепое пристрастие к старой игрушке смотрелось по- меньшей мере странно. Билл же решил быть быть послушным и сдержанным лапочкой. Он аккуратно умылся над громадной, как бассейн, ванной, тщательно причесался и снова вернулся в кухню. С едой и посудой у Тома был явный напряг. Тем не менее, Билл отыскал старую сковородку, несколько кусков хлеба, ужасный рыбный паштет «Смерть кошкам» и что-то из вялых засохших приправ. Через пятнадцать минут, благодаря своей цепкой памяти (Билл подсмотрел блюдо у приютской поварихи), он сварганил вполне аппетитные тосты, зажарив на сковороде куски хлеба с паштетом и чесноком. Когда он снял с конфорки старенький ковшик с закипающим кофе, в прихожей громко хрустнул замок. Ничего не подозревающий Том вошёл в кухню и удивлённо уставился на мило сервированный завтрак.
— Том, это несерьёзно. Неужели у тебя хватит совести отвезти мальчика обратно в приют? А как же твои слова про жалость и ответственность?
Карла и Том разговаривали в комнате молодого человека придушенным шёпотом, но так как квартира была полупуста, звуки разносились по помещению эхом.
— Я знаю. Знаю, — кажется, Том соскочил со своего места и нервно пробежался по комнате, — но я не ожидал такого. Ты не представляешь, как я себя чувствовал, когда он закатил истерику. Сказать, что мне было стыдно, ничего не сказать. Я не вынесу этого. И стиля его общения не вынесу. Он же молчит постоянно, а я понятия не имею, как его расшевелить.
— Том, ещё ничего не случилось, а ты уже
— Да-да, Карла, ты права, я — малодушная дрянь! Но я изначально не хотел связываться с этой проблемой, просто… просто мне стало очень обидно за Билла. И ещё очень противно за отношение бабки и тётки.
— Том, пожалуйста, возьми себя в руки. Давай на мгновение представим, что ты всё же отвёз Билла обратно. Ну? Представил? А теперь скажи, как ты будешь себя чувствовать?
Том с грохотом плюхнулся на свою надувную кровать, отчего она жалобно пискнула.
— Карла, не мучай меня. Я и сам знаю, что буду последним дерьмом, если поступлю именно так. Но я не могу. Не могу и всё. Мне приближаться к нему противно. Смотреть на него, пытаться разговаривать. Знаешь возникает такое чувство брезгливости, как будто я наступил на лягушку.
— Ну всё, хватит, — Карла встала со стула, — вы, оказывается, оба истерики, — засмеялась девушка, — нам всем надо развеяться, прогуляться, вообщем, сменить обстановку. Сейчас я позову Билла, и мы пойдём гулять.
Карла прошла к двери и уже на пороге повернулась к Тому, который сидел, уткнув голову в колени.
— Я не особенно верующий человек, — негромко сказала она, — но, знаешь, есть такое выражение. Бог не возложит на плечи человека больше, чем тот может вынести. Возможно — это твой крест. Том, это просто надо принять. А я всегда буду рядом с тобой и буду помогать, когда это понадобится.
Весь этот разговор Билл слышал от первого до последнего слова, так как был на кухне и хозяйственной паинькой мыл посуду. Реакция Тома была вполне ожидаема. (Билл уже сталкивался с шоком на свои истерики). А вот Карла ему откровенно не нравилась. Том был простой, предсказуемый и слабый. А вот его девушка вовсе не была матерью Терезой, какой старалась казаться. Билл даже не ревновал, он опасался. Прямолинейная и строгая Карла запросто могла подмять под себя молодого человека со всеми потрохами. И тогда мечта Билла об управлении страшим братом ставилась под большой вопросительный знак. Скорее всего, она захватит всю власть в семье, и тогда оба Каулитца будут ходить по струнке под её бдительным и правильным оком.
— Билл, — Карла вошла в кухню, — ты уже помыл посуду? Умница. Собирайся, детка, мы пойдём гулять. Сейчас Том переоденется, и мы сходим в ближайший торговый комплекс. Там очень красиво и весело. Купим тебе кое-что из одежды, а потом посидим в кафе.
Билл одарил Карлу одним из своих красноречивых взглядов и коротко кивнул. Гулять в торговом комплексе ему совсем не хотелось. Шум, люди, суета. Вот если бы его отпустили посидеть в маленьком дворике с мальвами. Желательно одного и желательно с мольбертом. Но перечить этой властной строгой девушке Билл не решился. Кто её знает, стоит ему закапризничать, и она потащит его по психологам с психиатрами, те будут тянуть из Билла по жилочке и обязательно заставят заговорить. Ну ничего, он им ещё покажет, что такое прогулки в торговом комплексе. Шокирует будьте-нате, чтобы не лезли со своими разговорами.
Сказать, что прогулка в торговом центре пришлась Биллу по душе, ничего не сказать. Он глазел по сторонам, словно прозревший слепой, и только гордость не позволяла мальчику признаться своим спутникам, насколько он восхищён. Конечно, он робел и вздрагивал от каждого резкого звука, но любопытство оказалось гораздо сильней страха, и Билл отчаянно пялился на яркие витрины, многочисленные кафе и торговые павильоны. Он очень мало где бывал, и эта прогулка стала настоящим откровением. Билл никогда не видел столько света, столько людей, столько красивых вещей и столько аппетитных, порой незнакомых продуктов. Сперва они посетили продуктовый отдел, где затарились целой горой полуфабрикатов и овощей, а затем направились покупать разнообразные принадлежности для квартиры. Всё это время Том хмурился и старался держаться от Билла подальше. Карла же наоборот всячески втягивала мальчика в разговор и привлекала к обсуждению покупок. Надо сказать, что слишком деятельная Карла раздражала Билла. Он предпочёл бы молчаливое присутствие Тома, чем нарочитое, явно наигранное участие его подруги. Он отлично видел, что Карла старается не столько для него, сколько для Тома, пытаясь показать молодому человеку своё хорошее отношение к ребёнку. К тому же у девицы был чудовищный вкус, и Билл быстренько догадался, кем куплены его новые машинки и конструктор. Приобретая шторы, покрывала и клеёнки, девушка не учитывала ни цвет, ни фактуру, ни качество. Казалось, что Карла старается скупить самые дорогие и самые аляповатые вещи, лишь бы предстать перед Томом заботливой и щедрой хозяйкой. Ворох парчовых занавесок, атласных покрывал и ажурных салфеток напоминал скарб богатого восточного кочевника, которому вздумалось переезжать. В конце концов, Билл не выдержал, и, пока Карла обсуждала с продавцом качество постельного белья, отнёс несколько вещей назад на полки и выбрал другое, скромное, но более достойное.
— Боже, да он настоящий дизайнер, — Карла с восхищением развернула розово–серые льняные шторы для кухни, — Как красиво! Какой изысканный вкус!
Билл был не просто художником, любые нарушения обстановки раздражали и резали его глаз, словно ножом, он отлично разбирался в декоре и сейчас тайком подсмеивался над Карлой. Мало того, девушка громко восхитилась его вкусом, но от мальчика не укрылось, что во взоре Карлы промелькнула злобная досада, гораздо более агрессивная, чем раздражённые претензии Тома. Казалось, что он перебежал перед ней дорогу и отнял первенство главного устроителя уюта.
После мануфактурного отдела, усталые и нагруженные покупками, они наконец-то зашли в кафе. Милое сетевое заведение со вкусной выпечкой и безалкогольными напитками. В кафе было полно народу, а за стеклом призывно белели всевозможные пирожные. Билл жадно облизнулся. Его мечты о доме, семье и ежедневном кайфе со сладостями принимали реальные черты.Том тут же испуганно поджался и посмотрел на Билла с явным опасением, а Карла потащила мальчишку к витрине и начала объяснять, словно дурачку, что здесь лежит и как это есть. Казалось, что Карла мстит ему за инцидент в отделе тканей и старается выставить круглым идиотом. В отместку за громкую прилюдную лекцию, Билл демонстративно ткнул в сложное нагромождение зефира и безе и расправился со вкуснятиной соблюдая все правила этикета. (Спасибо фрау Эструп, она научила Билла всем сложностям столового поведения). Том и Карла купились на Биллову провокацию и измазались в креме по самые уши, тогда как мальчик чинно скушал свою порцию, пользуясь вилочкой и салфеткой. Когда они вышли из павильона и Билл прошёл вперёд, Карла недовольно заметила:
— Том, а тебе не кажется, что мальчишка проверяет нас на психологическую устойчивость. Он, оказывается, никакой не дикарь, не дурачок и даже не аутист. Отлично владеет этикетом, хорошо разбирается в дизайне. Не боится выбирать и оценивать. Просто нагло и дерзко провоцирует?
— А? М-да? — Том изумлённо посмотрел Карле в лицо и испуганно покосился в сторону младшего, который с интересом разглядывал витрину отдела игрушек, — даже не знаю, я об этом как-то не думал. Но почему он тогда не говорит? Почему оказался в специализированном учреждении?
— Пока не знаю, — задумчиво ответила девушка, — но подумаю над этим. Ладно, пойдём. Пора домой. Давай только заглянем в игрушки напоследок, пусть Билл выберет сам то, что ему понравится.
— Так ты ему и так всего накупила, уже ставить некуда. Или… это… хочешь посмотреть, что он станет делать?
Карла ничего не ответила и первой прошла в игрушечный магазин. Здесь тоже было людно и шумно, и Билл даже немного растерялся перед предложением выбрать игрушку по своему усмотрению. Он уже чувствовал, что от него ждут очередной выходки, словно он клоун и обязан веселить публику. Провокация за провокацию. Карла нравилась мальчику всё меньше. Том его побаивался, и им можно было управлять, девица же его понимала, а значит, была опасной. На самом деле Биллу было очень обидно. Сейчас он попал в детский рай, в святая святых, в свою мечту. Ему никогда не делали подарков, не позволяли выбирать, он никогда не был в детском мире и не имел своих личных, собственных игрушек. И сейчас Билл отлично видел, что брат не против порыться вместе с ним в модельках, трансформерах и железных дорогах. Как бы это было здорово! Во-первых, у Билла разбегались глаза, а, во-вторых, Тома можно было бы развести на все его мечты сразу. Да и поделиться впечатлением было бы лучше с братом, чем с этой резкой непростой Карлой. Она же ждала от него реакции. Билл медленно обвёл взглядом ряды игрушек, пробежался взором по витрине и нарочно громко, на весь магазин, заявил:
— Куклу!
Он сказал так громко и чётко, что к нему повернулись все покупатели, пытаясь понять: мальчишка шутит или выбирает подарок подруге?
— Вот эту! — скрепя сердце, Билл решил хоть частично восполнить свою неудачу и выбрал самую здоровенную и самую дорогую барышню в красивом старинном платье. Он уже знал, как применит эту красавицу дома, и сейчас, набычившись, требовал подарок во что бы то ни стало.
— Хочу куклу! Эту! Сейчас! — Билл даже ножкой топнул для картинности и снова показал на почти метровую нарядную игрушку. Публика была скандализирована, Том тоже. Странный женообразный подросток с лихорадочным взглядом и нервными жестами — Билл отлично показал, что просит эту куклу именно себе. От греха подальше, пристыженный, Том сделал вид, что перекладывает в тележке покупки, а Карла с неприступным лицом, невозмутимая, как статуя с острова Пасхи, отправилась платить.
А чтобы досадить Карле посильней, до самого конца торгового комплекса Билл вёл Магдалену (так было написано на упаковке) за ручку и разыгрывал из себя папу.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Зажимая подмышкой альбом, краски и кисти, Билл неторопясь спустился в уютный внутренний дворик. Как же здесь было уютно и тихо. Огромные старые яблони, сирень, мальвы. Скамеечка у самого окна, а от улицы сад отделяет высокая каменная стена, сложенная из дикого камня. Такая высокая и надёжная, что ничьи любопытные глаза никогда не увидят, что происходит внутри. Можно сказать, что мечта сбылась.
Впервые в жизни у Билла было своё личное пространство, свой уголок, своё свободное время. Мечтательный, тихий и замкнутый мальчик отлично проводил время наедине с собой. Мечтал, рисовал, читал. Длительное прибывание на людях утомляло. Билл чувствовал себя беззащитным, слабым, голым. От обилия контактов и информации он терялся, начинал нервничать, порой делал глупости и казался ещё более странным и нелепым. Переезд из приюта в дом, да в ещё такой тихий и уединённый, был пределом его мечтаний.
Билл аккуратно разложил на скамеечке и внутреннем крыльце свои художественные принадлежности и осторожно покосился на Тома, который мелькал возле кухонного окна. Интересно, зачем он его взял домой? Нет, то, что он пожалел Билла в первый визит, было ясно как божий день. Но что предшествовало его визиту? Что заставило приехать в приют? Любопытство, жалось, корысть? Билл не понимал мотивов старшего брата, и от этого было тревожно. Однажды, ещё будучи совсем маленьким мальчиком, Билл купился на собственное любопытство. Наплевав на предупреждения взрослых, он пошёл на поводу у собственного безрассудства, и вслед за этим произошёл тот кошмар... Билл помнил произошедшее очень смутно, мозг постарался вытравить страшные воспоминания. Но с тех пор он старался не разговаривать, старался не идти на контакт, чтобы никто не мог воспользоваться его доверчивостью. Даже приютскому психологу он не мог рассказать о причине своего молчания и сейчас, оставшись наедине со своей проблемой, Билл сходил с ума от беспокойства. Пережитые когда-то страдания разъедали сознание не только днём, но и ночью. Билл боялся засыпать, боялся остаться один, боялся, что к нему войдут в комнату. Теперь вокруг него не было такого большого количества народу, не было постоянного присутствия педагогов и врачей. Не было даже противных злобных одногруппников. Но от этого нового чувства одиночества тоже становилось страшно, и Билл чувствовал, как внутри него нарастает паника. Мечта о тихом и уютном доме с достатком, где бы его баловали и потакали каждому желанию, превращалась в кошмар на яву. То, о чём он мечтал и фантазировал, ударило по сознанию, словно плохо брошенный бумеранг. Он остался совершенно один, и теперь с ним могли сделать всё что угодно.Билл ещё раз осторожно покосился на кухонное окно. Том хозяйничал около плиты, напевая простуженным басом какую-то лёгкую песенку. Интересно, о чём он сейчас думает? Что у него на уме? Зачем ему сдался Билл, если все домашние хлопоты вызывают у парня дикое раздражение?
— Билл, обедать будешь? — Том выглянул в окно и поискал младшего брата глазами. Заметив, что тот стоит под самым окном и наблюдает за его действиями, Том нахмурился и коротко бросил:
— Всё остынет. При виде мелкого он даже напевать перестал. Весь поджался, напрягся, и между бровей залегла тревожная складочка. Билл помотал головой. Ему не хотелось лишний раз оставаться с новоявленным братом наедине и тем паче поддерживать с ним разговоры.
— Ну, бутерброд хоть съешь, — к облегчению Билла, Том не стал настаивать и отвернулся к своему вареву, которое, признаться, пахло так, что у мальчика потекли слюнки. К своему стыду, Билл понял, что голод пересилил страх, и, подумав, прошмыгнул на кухню, словно мышка.
— Ты... это... как оно... руки помой, — буркнул Том, — и ботинки сними. От мальчика не укрылось, что Том совершенно не знает, как себя вести и какие распоряжения отдавать мелкому братцу. Том явно тяготился ролью воспитателя, и совместный завтрак не вызывал у него ничего, кроме раздражения. Билл послушно пополоскался в ванной и робко, одной половиной попки, уселся на свой табурет.
— Тебе кетчуп или майонез?
Том шмякнул в его тарелку целый моток белоснежных спагетти. Он что, назло ставил вопрос так, чтобы Билл не мог не ответить? Втягивает в разговор? Не очень-то похоже, что он стремиться беседовать с младшим. Наверное, выполняет распоряжения своей лицемерной девицы. Пытается воспитывать, хотя совершенно не тянется к этому занятию. Зачем ему всё это? Зачем? Билл ткнул рукой в кетчуп.
— Чай, кофе?
Билл уже хотел было ткнуть рукой в банку кофе, как Том нахмурился ещё сильней и едко заметил:
— Не придуривайся, что не умеешь говорить. Не желаю общаться, как в доме глухонемых. Скажи нормально, язык тебе никто не отрежет.
Мальчик моментально съёжился. Внутри стало холодно. Теперь он действительно не мог говорить, так-как от грубого замечания Тома речь отступила куда-то вглубь сознания. Билл не мог вспомнить ни одного слова. Он беспомощно захлопал глазами, чувствуя, как внутри нарастает паника. Том окинул младшего брата презрительным взглядом, подозревая, что тот ломается и капризничает. Его лицо нехорошо передёрнулось. Билл почувствовал, как его заливает неудержимый животный ужас. Холодный и неуправляемый, как ледяная волна океана. Он захлёбывался в своём страхе. Сердце бешенно забилось, по спине потёк ручеёк холодного пота. Ещё секунда, и Билл почувствовал, что описается. Он вскочил со своего места и опрометью кинулся в туалет. Там его стошнило, и мальчик долго корчился над унитазом, пытаясь вместе со рвотой выплеснуть остатки своего ужаса.
— Томик, привет, зая. Как вы тут? Завтракали? Как мы вовремя, — в коридоре раздался смех и щебетание Карлы, — надеюсь, твои фирменные спагетти? А я с Генрихом и Карлом. Мы пиво принесли. А Биллу яблоки.
— У Билла аллергия на яблоки, — откуда-то из кухни буркнул Том, — проходите.
Услышав голос Карлы, Билл устало стёк на пол туалета и прислонился затылком к холодному кафелю. Девицу он ненавидел и боялся ещё больше, чем Тома. Страх прошёл, но от бессилия хотелось плакать. Он попал в замкнутый круг и стал рабом своей мечты. Мальчик судорожно заморгал, пытаясь смахнуть накипевшие слёзы.Он поспешно вытер лицо подолом футболки и, всё ещё дрожа, выскользнул во дворик, который ещё несколько минут назад казался таким милым и замечательным.Билл уселся на скамейку и задрал лицо к небу, чтобы скрыть непрошенные слёзы. Здесь он никому не нужен. Как, впрочем, и везде. Его бояться и ненавидят. Но сколько можно так жить? Когда же его полюбят? Когда перестанут шпынять и сторониться? Когда примут со всеми недостатками и странностями? В кухне уже раздавались весёлые громкие голоса Томовых приятелей. Пришёл кто-то ещё. Было слышно, как открывают пиво, как грохочут крышками кастрюлек и хлопают кухонным шкафчиком. Потом зазвонил телефон. Запахло свежим кофе. Про Билла никто и не вспомнил...
— На, поешь, — над Биллом неожиданно вырос Том. Смущённо переступил с ноги на ногу и протянул младшему многоэтажный бутерброд с сыром, сосисками, ветчиной, помидорами и Бог ещё знает с чем.
— Прости, я нагрубил, — Том почему-то смотрел в сторону. Мальчик принял из рук брата здоровущий кусок булки и едва не заплакал снова. Сейчас старший брат до боли походил на него самого. И Биллу до дрожи в коленях захотелось, чтобы он не торчал тут со своей дурацкой половиной багета, а присел рядом и крепко-крепко обнял за плечи. Билл судорожно сглотнул.
— Спасибо, — чуть слышно пискнул он.
— Попить принести? — так же смущённо спросил Том. Билл кивнул. Он понял, что брат переживает не меньше его. Биллу стало горько и стыдно. Впервые в жизни в душе зашевелились лёгкие, пока ещё очень слабые сомнения в правильности своего поведения. Внезапно захотелось поделиться, посоветоваться или просто помолчать вместе. Душу затопило пока ещё призрачное, неясное чувство, отдалённо похожее на раскаяние. Билл засмущался. Но ничего душевного пока не выходило, и он лишь тихо попросил:
— Принеси пожалуйста Магдалену, мешок с лоскутками и иголку с ниткой.
Кто бы поверил, что ещё неделю назад Билл не мог внятно связать и пары слов. Том задумчиво покачал головой. Наверное, фрау Эструп права. Жизнь под родной крышей может творить чудеса.
Он принёс младшему брату просимое, велел находится в поле его зрения и вернулся в кухню, где между его друзьями разгорелась жаркая дискуссия.-
— Ну так на чём мы остановились? — спросил Том, выхватывая со стола бутылку пива и запуская руку в большую миску с чипсами.
— Мы остановились на том, — Карл Генике повторил фразу Тома послушно, словно первоклассник, — что друзья-искусствоведы не могут не поддержать друзей-актёров с соседнего факультета.
— Ага, вспомнил. Ну так вы решили, какой спектакль будем ставить?
— Угу, решили, — с набитым ртом промычал Генрих, — Три мушкетёра.
— Почему Три мушкетёра? — Том вытащил из-под стола табурет и присел рядом с Карлой, — уж больно тема избитая. Её ставят все кому не лень и чаще всего, когда ни хватает ума и фантазии поставить что-то более солидное. Не интересно.
— Вообще-то, это наш первый спектакль, — скептически произнесла подруга Карлы, маленькая смуглая девушка по имени Ирма, — понимаю, что тебе хочется прославится! Но Три мушкетёра — произведение наиболее адаптированное под кино или сцену. Сценарий к нему писали десятки, если не сотни раз. Проблем не будет. Хотя... если ты, конечно, против...
— Ммм, Томик, может, Ирма права? — Карла посмотрела на Тома чуть искоса, одновременно пытаясь написать что-то на бумажке, — в конце концов, что нам ломаться? Ведь ты же не мнишь себя новой Сарой Бернар, единственной женщиной-актрисой, которая сыграла роль Гамлета.
Том недовольнго фыркнул:
— Может... это, мню. Ну, то есть хочу быть женщиной-актрисой, сыгравшей роль Гамлета. Ну... то есть, я совем не то хотел сказать...
Том совершенно запутался и закончил свою речь под дружный хохот друзей:
— Слишком тривиально. К тому же, спектакль должен быть ярким, красочным, потребуется много костюмов и декораций.
— Можно подумать, что другие спектакли играют без декораций и костюмов, — заметил староста группы (он же по совместительству ещё один ухажёр Карлы — Вальтер Брегман). И, между прочим, Сара Бернар сыграла не только Гамлета , но и тринадцатилетнюю Джульетту в свои родные семьдесят.
— Тебе видней, — недовольно огрызнулся Том, — у тебя папа директор театра. Но, я так понимаю, играть Дюма хотят все?
— Том, не мельтеши, — лениво потягивая пиво, оборвал Генрих, — играем Трёх мушкетёров, и точка. К тому же, мне непонятно, чего ты так волнуешься? Ты же ведь только музыку пишешь к спектаклю.
— Как это только музыку, — взвился Том, — я тоже играть хочу. Мне же обещали роль.
— Том, ну что ты так разнервничался? — Карла притянула его к себе и чмокнула в висок, — будет тебе роль! Самая лучшая.
— Только не Д'Артаньяна, — предусмотрительно взвизгнул Том, — и не Атоса, Портоса и Арамиса. Только не мушкетёров.
— Как ты замахнулся, — Вальтер, который записывал в блокнот раздачу ролей, нетерпеливо уставился на Каулитца-старшего, — а кем ты хочешь быть? Только не говори, что кардиналом Ришельё.
— Ну... эээ... не знаю, — Том почему-то растерялся, — герцогом Бэкингемом хочу, — неожиданно выпалил он.
Том руководствовался тем, что в романе знаменитый Британский министр был возлюбленным французской королевы. Сейчас же на роль королевы Анны Вальтер записал Карлу.
— Бэкингемом? — Вальтер посмотрел на Тома с недоверием.
Роль Бэкингема была досточно многословной и характерной. По мнению старосты, Том вряд ли походил на амбициозного и властного английского вельможу.
— Да, Бэкингем, — нетерпеливо повторил Том, — и не думайте, что я не справлюсь.
— Да, но герцог не носил дрэды, — растерянно проблеял Вальтер, — у тебя же, это... причёска не такая.
— Бэкингем с дредами, Бэкингем с дредами, — глупо заржал Генрих. Его смех дружно подхватили. Том сконфузился, мучительно покраснел, но всё равно тупо настоял на своём. Когда, отсмеявшись, Вальтер всё-таки записал Тома в блокнотик на роль лорда, молодой человек подошёл к окну и проверил, что делает младший. Билл сидел на скамейке под кухонным окном и с увлечением резал ножницами большой шёлковый лоскут. Рядом с ним уже лежала смётанная кукольная юбка и болванка для будущей шляпки.
— Ладно, а что мы будем делать с костюмами? — спросил Карл, приканчивая очередную бутылку пива. Он был уже изрядно подвыпивши, раскраснелся и разговаривал непривычно громко и развязно, — костюмы кто шить будет?
— Костюмы можно купить в театральном магазине, — Вальтер недовольно покосился на пошатывающегося Карла, который беззастенчиво рылся в миске с чипсами, засунув руку по самый локоть, — гораздо хуже с декорациями. Мартин с художественного факультета ногу сломал, дома лежит , а фрау Юта на какую-то выставку уехала.
— Кто такая фрау Юта? — пьяно осведомился Карл, — почему не знаю?
— О, Генике больше не наливать, — Вальтер еле успел выхватить свой драгоценный блокнот из-под падающего Карла, — Это художница нашего университетского театра, ну думайте, друзья, думайте. Может у кого знакомые художники есть?
— Я кажется знаю, — Том осторожно покосился на Билла, ушедшего в свои заботы с головой и, кажется, полностью отключившегося от мира, — у меня есть знакомый художник.
— Он дорого возьмёт? — тут же озабоченно поинтересовался Вальтер.
— Думаю не очень, — задумчиво ответил Том. Генрих перехватил его взгляд и удивлённо спросил:
— Ты что? Имеешь ввиду своего младшего брата? Я, кстати, так и не понял, откуда он нарисовался. Странный такой...
— Он не странный, он больной, — жалостливо заметила Карла, — такой талантливый мальчик, но, увы, совершенно отгорожен от мира. Аутичные дети все такие. Очень способные, умненькие, но полностью ушедшие в себя.
— Том, — Вальтер тут же насторожился, — ты уверен, что это хорошая идея? Это же такой объём работы. Надо, чтобы всё было на высшем уровне. И в сроки надо успеть.
— Уверен, — Том мрачно сдивнул брови и сердито добавил, — Билл не больной и не дурак. Да, он очень талантлив, а все талантливые люди не от мира сего.
— Ну, смотри, Каулитц, — важно предупредил Вальтер, — эта затея под твою ответственность. С художниками у нас напряг, так что выбора нет. Отвечаешь головой.
Том презрительно фыркнул и снова посмотрел в окно. Казалось, что Билл полностью ушёл в своё шитьё, однако он бросил на старшего брата короткий взгляд, и тот понял, что мелкий всё отлично слышал.
— Билл, иди ка домой, — негромко позвал Том, — поговорить надо, и, вообще, холодно на улице, хватит сидеть на скамейке, простудишься.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
— Такое личико, а глазки какие.
— Том, почему ты скрывал от нас, что у тебя такой братик?
— Том, ты настоящий герой. Не всякий человек согласится взять на воспитание незнакомого подростка, да ещё с проблемами коммуникации.
— Том, чтобы в час дня были в учительской без всяких отговорок. Братику надо правильно питаться. Да и ты похудел за последнее время. Пока вы здесь, я буду кормить вас сама.
— Том, если что-то нужно, материальная или психологическая помощь, не молчи. Мы обязательно поможем. Даже декан сказал, что не оставит вас без поддержки, а ты знаешь, какой он человек.
Солидные учительствующие матроны обступили Тома и Билла плотным кольцом.Том не знал, каким образом весть о его опекунстве дошла до преподавателей, но сейчас строгие классные дамы обступили братьев и щебетали так, как будто всю жизнь только и ждали, когда же Билл осчастливит их своим посещением. Том старался хранить солидное лицо, но внутри весь ликовал от призведённого впечатления. Он и не подозревал, что появление младшего братика сулит столько выгоды. Во-первых, Том сразу же приобрёл статус благородного и доброго человека, а во-вторых, любые «хвосты» или прогулы теперь можно было прикрыть походом к врачу или детскому психологу. Даже принципиальная, резкая и бескомпромиссная фрау Штольбанц сама взялась кормить братьев во время их работы, хотя до сих пор считала Тома отъявленным бездельником и прощелыгой. Теперь этот учебный год не казался молодому человеку таким долгим и мрачным. Наличие Билла сулило халявные зачёты, всевозможные поблажки и бонусы.
Надо сказать, что виновник сего переполоха с самым благообразным видом стоял за спиной Тома и скромно выковыривал пальцем варенье из подаренного пирожка. Его нежное кукольное личико было непроницаемым, но на самом деле мальчик ликовал не меньше, чем Том. Ещё несколько недель назад он и мечтать не мог о свалившейся радости. Трудный, болезненный подросток с туманным будущим, он мог расчитывать на скромное место какого-нибудь подмастерья, казённую комнату в общежитии и долгие безрадостные годы тупого скучного существования. И, хотя Билла порой перетряхивало от новых впечатлений, от обилия народа, от переменчивого настроения Тома, происходящее нравилось ему всё больше и больше. Окружающие восхищались его талантом, его внешностью, его милым спокойным характером. Его баловали, угощали всякой вкуснятиной, звали в гости. Даже его странное увлечение шить одежду для куклы было объявлено задатками гениального кутюрье. Поэтому сейчас Билл скромно стоял за Томом, предоставив старшему брату отдуваться за всю ситуацию, боясь вспугнуть такое долгожданное счастье.
— Том, не забудь, в час, — напомнила фрау Штольбанц, — я вас жду в преподавательской. Никаких кафе и никакого фаст-фуда.
Учительницы разошлись, Билл вернулся к своему рисованию, а Том к приятелям, что бесцельно шатались по тёмному и пустому зрительному залу.
— Да ты у нас герой дня, — хихикнул Генрих, — прямо мать-героиня.
— Он отец-героин, — тупо сострил Карл, и все недружно захихикали.
Том оглянулся на Билла, тот увлечённо малевал декорацию и, кажется, совершенно отключился от происходящего. Минута славы ушла, и мелкий начал раздражать. Может быть, поручить кому-нибудь из девчонок проследить за истеричным братишкой, а самому ненадолго уединиться с Карлой? Надо сказать, что появление Билла свела многообразную и такую увлекательную интимную жизнь Тома к нулю. Он любил секс, ему нравилось соблазнять, нравилась вся та разрядка, которую он получал, нравилось экспериментировать и руководить. Теперь же он не мог расслабиться ни на минуту, когда за стеной ворочался и тихо хныкал мелкий, или, того хуже, вставал ни свет ни заря и до самого рассвета сидел на тёмной кухне возле плиты, не включая свет и не зажигая газ. Том нормально не занимался сексом уже недели три и от этого накатывало безумное раздражение и периодически портилось настроение. Порой ему хотелось послать всё к чёртовой матери и выставить мелкого на улицу, чтобы не мешал наслаждаться жизнью.
— Эээ, Ирма, — Том своей фирменной неспешной походкой вразвалочку подошёл к подруге Карлы и игриво повёл бровями, — Ирма, мммм… можно тебя попросить об одной маленькой услуге?
— Для тебя что угодно, — уловив кокетливую волну, девушка отозвалась в том же тоне.
— Нам… это… с Карлой надо ненадолго отойти по делам. Тут совсем рядом, это быстро. Но я боюсь оставлять Билла одного. Ты же знаешь, какой он нервный. Разволнуется, испугается.
— Так предупреди его, что скоро вернёшься, — Ирма пожала плечами, — он же не дурачок, всё поймёт.
— Боюсь, что он увяжется за мной. Ты же видишь, какой он, не отпускает меня ни на минуту.
— Хочешь, чтобы я с ним посидела?
— Да… если тебя это, конечно, не затруднит.
— Нет, конечно. Но по-моему, он так занят, что даже не заметит твоего отсутствия.
— О, я хотел бы, чтобы это было именно так.
— Иди, — Ирма легонько толкнула Тома ладошкой в грудь и засмеялась, — не волнуйся, я всё ему объясню и даже свожу пообедать.
Уже радостно ликуя от предстоящего свидания, Том едва не вприпрыжку пробежал через весь зал, подхватил свой рюкзак и тут же налетел на входящего мужчину. Это был ректор университета. Личность недоступная и в высшей степени харизматичная.Герр Госслинг был в университете чем-то вроде Бога. Все знали, что он есть, но почти никто не видел. Даже преподаватели не многие удостаивались чести попасть на приём лично к нему самому. Очень высокий, совершенно седой, в безупречном костюме, он был немногословен, строг и холоден. Его гордая осанка, спокойная ненавязчивая речь, сдержаные манеры наводили на мысль, что герр Госслинг не живое существо, а отличный вышколенный робот, настолько он был выдержан и принципиален.При виде ректора лица студентов тревожно вытянулись. Все притихли, а Том даже забыл извиниться, что налетел на божество самым непочтительным образом. Герр Гослинг медленно оглядел присутствующих и коротко кивнул Тому:
— Герр Каулитц, будьте любезны, зайдите ко мне в кабинет вместе с вашим младшим братом, — развернулся и вышел.
Друзья Тома начали жалобно и взволнованно переглядываться:
— Ты смотри, сам пришёл, даже секретаршу не посылал.
— Ну что, ему жалко, если мальчик тихонько посидит с тобой на лекциях, почитает или порисует?
— Том, а ты точно ничего не натворил?
В состоянии самого дурного предчувствия Том крепко стиснул холодную ручонку Билла и, словно сомнамбула, вышел из зрительного зала. Пока они шли на третий этаж, Том мысленно прокрутил, в какое учебное заведение пойдёт теперь, чем будет жить и за что его выгоняют.
В предбаннике ректорского кабинета было пусто. Том ватной рукой постучал в дверь и кисло покосился на Билла. Всё из-за него, сирота несчастная. Навязался же на его голову, гений недожаренный. Сейчас выгонят из университета и велят сидеть дома, воспитывая младшего придурка.
— Проходите, — герр Госслинг медленно снял очки и посмотрел на вошедших, — ты присядь туда. Сейчас Мария принесёт кофе и конфеты, а ты присаживайся ко мне.
Услышав про кофе и конфеты, Том слегка воспрянул духом. Разговор будет долгим. Если его, простого студента, встречают таким образом, может всё обойдётся? Он легонько подтолкнул брата к столику, но герр Госслинг перебил:
— Вы, Том, присядьте и выпейте кофе, а вы, молодой человек, простите, пока не знаю, как вас зовут, садитесь ко мне.Том слегка опешил и, чувствуя себя полным дурачком, послушно уселся к столику, куда секретарша ректора, старая грымза в золочёных очках, поставила кофейник, чашки и вазочку с конфетами.
— Присаживайтесь, — герр Госслинг кивнул на свободное кресло, — и представьтесь нам, пожалуйста.
Только сейчас Том заметил, что в углу кабинета сидит полный одышливый господин в мятом льняном костюме и с растрёпанной козлиной бородкой.
— Билл, — еле слышно пискнул младший брат.
— Вильгельм, мой друг, Вильгельм, — строго поправил ректор, — в этих станах вы Вильгельм, и никак иначе. Присаживайтесь и послушайте меня внимательно. Мы, конечно, не вправе повлиять на ваше решение о будущей профессии. Но подумайте о том, какой талант вы зарываете в землю. Самородок. Талант!!!
— Ну, и так далее. Вообщем, герр Госслинг распинался минут двадцать, — Том валялся на своей надувной кровати у стены и с удовольствием пересказывал Карле царственную аудиенцию в кабинете ректора.
— Подожди. Так что, Биллу предложили посещать художественную академию? На правах вольного слушателя?
— Ага, — Том самодовольно расплылся в широченной улыбке, — этот полный господин оказался руководителем какой-то там академии художеств и по совместительству другом нашего ректора.
— И ты так спокойно говоришь — какой-то, — ахнула Карла, — Это же лучшая художественная академия в стране. Элитное учебное заведение. Туда абы кого не берут! Ну, вы, ребята, даёте! Что, вот так взял и предложил посещать? Но Билл же ещё маленький.
— Всё нормально, — сияя, ответил Том, — при академии есть художественная школа и Билла берут без всяких вступительных экзаменов.
— А как же быть с оплатой?
— Хе-хе, — Том многозначительно хмыкнул, — над нашим мелким гением будет особый патронат с индивидуальной стипендией.
— Ох, — только и смогла выдохнуть Карла, — ну прямо сказка о Золушке. А откуда этот дядька узнал про рисунки Билла?
— Случайно увидел. Он ходит к нашему ректору по делам. Герр Госслинг мне потом по секрету сказал, что он аж затрясся, когда увидел альбом нашего маленького дикаря.
— Прямо так и по секрету, — насмешливо фыркнула Карла, — представляю, как вы шептались у ректора в кабинете.
— Вот представь себе, — Том обиженно выпятил нижнюю губу, уловив в голосе Карлы нотку недоверия, — знаешь, как нас принимали. Говорят, что многим преподам герр Госслинг даже присесть не предлагает. А нам чай, кофе, конфеты. Между прочим, Билл для тебя трюфелей полные карманы нап*здил, а ты не веришь.
Он лениво сполз с кровати, сходил в коридор и принёс пригоршню красивых и дорогих шоколадок.
— Ой, миленький, — умилилась Карла, — а ты его всё шпыняешь.То молчит, то хитрит, то слишком скрытный.
— Ну да, — Том плюхнулся обратно на постель, отчего толстый надувной матрас жалобно пискнул, — просто… знаешь, я никак не могу к нему привыкнуть. Чужой он какой-то. Холодный.
— А ты что думал? Что в сказку попал? Ты он нём самом хоть, что-нибудь знаешь? О его жизни до приюта? О том, как он оказался в детском доме.
— Не-а, — Том помотал головой, — мне он вряд ли расскажет. Да, и прямо у него какая-то тайна в прошлом.
— Ну, тайна не тайна, — Карла пожала плечом, — но он же не просто так перестал разговаривать.-
— Ну, наверное, — Том потерял интерес к объекту разговора и лениво уставился в потолок, — эх, поскорее бы выбраться из всего этого дерьма.
— В смысле? — Карла слезла со своего стула и перебралась поближе к Тому, — Что ты называешь дерьмом? Тебе, что сейчас плохо?
— Не знаю, — Том внезапно смешался и заюлил, — я правда не знаю. Сначала потдался импульсу, натворил дел, а теперь не знаю, как из этого выпутаться. Понимаешь, он маленький, убогий, с ним все считаются, все опекают, все сюсюкают. Ах, как ему трудно, ах, как ему плохо. А обо мне почему-то никто не думает. Да, Том герой, да, Том благородной человек. Но он мне чужой, понимаешь, чужой, ненужный, непонятный. Почему мне никто не сочувствует. Не пытается понять, что я ощущаю. А я его не люблю…
Молодой человек выпалил всю эту фразу на одном дыхании, едва сдерживаясь, что бы не разреветься самым не мужественным образом.
Карла довольно долго молчала, глядя на Тома одновременно с сочувствием и удивлением. Потом выпрямилась, встала и, отойдя к столу, закурила:
— Знаешь, Том. Ты вот сейчас сказал фразу — я его не люблю, — девушка немного помолчала и добавила, — но это звучит странно. Больше похоже на каприз истеричной малолетки. По-моему ты просто пытаешься заставить себя полюбить. Вроде, так будет правильней и благородней.А ты не пытайся. И не кори себя за то, что не испытываешь к Биллу добрых чувств. Для начала вам надо просто привыкнуть друг к другу.
— Привыкнуть? — почти с вызовом, спросил Том, — я должен к нему привыкнуть? Сейчас я серьёзно задумываюсь, а надо ли мне всё это?
— Конечно, привыкнешь, — усмехнулась Карла, — и ещё. Я думаю Билл тебе уже не безразличен.Иначе ты бы не затеял весь этот разговор. Просто ты перфекционист, хочешь, чтобы всё было правильно и красиво. Твоё раздражение против мальчишки, вроде как, отклонение от идеальной нормы. Ты себе приказываешь его полюбить.
— Психолог ты фигов, — смущённо фыркнул Том, — ну да… так, наверное, и есть.
— Спешка нужна только при ловле блох. Всё будет хорошо. И чем сложнее тебе обойдётся брат, тем сильнее ты к нему привяжешься.
— Ага, — передразнил Том, — прямо, как с любовницей. Чем больше в бабу вкладываешь, тем жальче её терять.
Карла недовольно нахмурилась и уже было открыла рот, чтобы ответить нечто сердитое, как дверь в их комнату тихонько приоткрылась, и на пороге появилось маленькое привидение в старой простыне.
— Стучаться надо, — недовольно рыкнул Том, поспешно прикрываясь простынёй.
Билл, казалось, не обратил внимания на сердитый окрик, он слепо прищурился на яркий свет и чуть слышно сообщил:
— У меня очень болит голова.
— Сожри таблетку, — не сбавляя тона, гаркнул старший брат, — как-будто не знаешь где аптечка.
— Я принял, — казалось, Билл не говорит, а просто выдыхает слова, — всё равно очень болит.
— Подожди-ка, — Карла встала со своего места и пощупала лоб мальчика рукой.
— Том, да он весь горит. Ну-ка, неси градусник. Живей-живей, да не натягивай штаны, кто тут твою жопу не видел.
Том поспешно натянул пижамные брюки и, весь кипя от негодования, поплёлся в коридор к аптечке. Когда он вернулся, Билл слабый и распластанный, словно бесформенная кукла, лежал на его кровати. Том уже хотел было заорать, мол нечего на чужой постели валяться, как Карла его опередила.
— Немедленно звони в скорую помощь. Он сознание потерял.
Следующие полчаса вылились для Тома в паническую и малопонятную суету. Карета прибыла так быстро, будто стояла за углом и ждала вызова именно из этой квартиры. Приятный старенький доктор, до боли похожий на Доктора Айболита из русской сказки про доброго ветеринара, долго и внимательно слушал Билла трубкой. Потом сестра сделала ему несколько уколов, сняла кардиограмму и положила холодный компресс на лоб. Самого же Билла закутали в тёплый Томов халат и все одеяла, что были в доме.
— В больницу надо вашего братика, молодой человек, — старенький доктор вынес свой приговор, едва закончил осмотр, — мало того, что у мальчика ангина я подозреваю ещё и воспаление лёгких.
— Как, в больницу? — Том, с детства боящийся всяких медицинских манипуляций, затрясся от ужаса, — почему в больницу? Неужели нельзя обойтись?
— Нет-нет, — доктор решительно покачал головой, — и без промедления. Собирайтесь. Возьмите документы. И сами оденьтесь потеплее. Уже очень холодно.
Пока Том метался по квартире в поисках паспорта, полиса и карточки, Билл немного пришёл в себя. Он лежал на его кровати, спелёнутый, словно младенец и жалобно моргал чёрными ресницами, на которых повисла слеза. Карла оказалась более адекватной. Она отобрала у ошалевшего Тома пакет с вещами и коротко велела нести Билла в машину.
Уже по дороге в госпиталь Билл заснул, доверчиво ткнувшись носом в плечо старшего брата. Том осторожно выправил из-под него одеяло, поддерживая отяжелевшую голову, прикрыл полой своей куртки и крепко прижал несчастное создание к груди.
— Сейчас приедем, скоро приедем, — смущенно пробормотал он, когда Билл приоткрыл мутные глаза, — ужас, какой же ты горячий! Том потрогал лоб Билла:
— Терпи, брат, уже подъезжаем.
— И что теперь будет? — спросил Том, когда лечащий врач высказался по поводу диагноза Билла.
— Естественно, мы оставим его под наблюдением, — молодой высокий мужчина нервно передёрнул плечом, — но не думаю, что ситуация от этого сильно изменится. Моё мнение однозначно. Наблюдай-не наблюдай, а миндалины придётся удалять.
— Да, но я слышала, что в острый период такую операцию не производят, — Карла влезла в разговор, за что получила весьма неодобрительный взгляд не только от врача, но даже от его молодого помощника.
— В особых случаях производят, — доктор неодобрительно хмыкнул, едва сдерживаясь от комментария, кто тут главный по диагнозам, — а ваш случай как раз из этого разряда. И вообще, ваш мальчик удивительно слабый, болезненный. Просто не понимаю, как можно доверить воспитание безответственному подростку, который едва ли старше.
Том сначала и не понял, кто этот загадочный безответственный подросток, но тут же набычился и хотел было ответить со всем ядом, на который был способен. Его вовремя одёрнула Карла. А врач тем временем продолжал:
— Дефицит массы тела, хронический тонзиллит, анемия, запущенный гастрит. Вы вообще в курсе, что ребёнка надо не только лечить, но и кормить иногда? — ехидно поинтересовался он.
Том едва не взорвался, весь клокоча от обиды и несправедливост. Он снова попытался кинуться в атаку, но врач не дал ему произнести ни слова.
— После госпитализации я непременно подниму вопрос о пересмотре вашего опекунства, герр Каулитц, — сердито заметил доктор, — Это возмутительно, как вы запустили ребёнка. Нет слов.
— Между прочим, Том проживает вместе со своим братом всего три недели, — теперь уже не выдержала Карла, — а до этого мальчик находился в приюте святого Бонифация, и я думаю, все вопросы о состоянии его здоровья следует задать там, — еле сдерживаясь, чтобы не разораться, произнесла она, — а теперь извольте озвучить нам точный диагноз и дальнейшие совместные действия.
Том благодарно взглянул на подругу, которая сдерживалась огромным усилием воли, и благодарно улыбнулся.-
— Ладно, — доктор слегка умерил воспитательный пыл и с интересом пересмотрел на Карлу, — извините меня пожалуйста, я не знал всей ситуации. Мальчик очень слаб и ему потребуется много времени на восстановление. А диагноз? Извольте: — фолликулярная ангина, острый ларингит, острый бронхит, анемия. У этого ребёнка много проблем. И вообще, мне не нравится его дыхание. В лёгких непонятные хрипы. Будем лечить и наблюдать.
— Спасибо, — сухо отозвалась Карла, — ждём результатов анализов и вашего решения по поводу миндалин.
— Сейчас мальчику поставят капельницу, — уже на ходу пояснил врач, — и было бы неплохо, если с ним побудет кто-то из близких. Его проблемы коммуникации… ну, вы знаете сами.
— Знаем, — пробурчал Том, — знаем, не хуже вашего.
У него пылали щёки и он не знал, куда деваться от любопытных взглядов других посетителей, что ожидали своей очереди перед ординаторской. Ещё ничего не произошло, а ему было нестерпимо стыдно и горько за колкие слова доктора.
— Пойдём, — Карла потянула Тома за рукав, — Билл там в палате один.
Когда они почти подошли к палате, Карла негромко сказала:
— Знаешь у меня ощущение, что ты не за Билла боишься, а за свою репутацию.
— Не надо меня воспитывать, — Том всё ещё был под впечатлением от предъявленных претензий — только и слышу от тебя нотации. Раз такая умная, сама и воспитывай это отродье.
Карла даже и не удивилась резкой отповеди Тома. Пожала плечом и совершенно спокойно ответила:
— Он не отродье, а твой единоутробный брат. Тогда получается, что и ты отродье. У вас одна мать. Иди к нему. А я поеду домой за деньгами и вещами. Что привезти тебе?
— Может… это… лучше… я съезжу, — Том попытался смалодушничать.
— Нет, — у Карлы едва заметно сузились глаза, — меня он почему-то недолюбливает. Боиться, что ли. И вообще, это твой брат, так что… — девушка чуть-чуть замялась, — сиди-ка ты с ним сам!
Она хохотнула, чтобы разрядить обстановку и быстро зашагала прочь по длинному больничному коридору. Том горько вздохнул и нехотя вошёл в палату. Так-как Билл был тяжёлый, ему выделили отдельное помещение. Сейчас около мальчика возилась полная медсестра и, приговаривая самым добродушным тоном, ставила капельницу.
— Ваш братик настоящий ангел, — похвалила пожилая женщина, — такой милый, терпеливый, даже не пикнул. Настоящий мужчина.
Приступ братолюбия у Тома прошёл ещё в приёмном отделении, и он приблизился к кровати с большой неохотой. Вежливо кивнул на комплимент медсестры и посмотрел на Билла. Мальчишку обкололи антибиотиками со стимуляторами, и он выглядел несколько бодрее.
— Как себя чувствуешь, — весь сжимаясь от неловкости, невнятно вякнул Том, — лучше уже?
Билл приопустил чёрные ресницы, и старший брат так и не понял, что хотел сообщить мелкий.
— Ангел, мой, я приду через полчаса, — проворковала медсестра, поправляя на Билле одеяло, — лежи мой хороший, и тебе станет лучше.
— Вы, присаживайтесь, — она подвинула стул для Тома к самой кровати, — вот здесь звонок моего вызова. Здесь вода. Салфетки. На стеллаже чай, кофе и сахар. Сменное бельё в шкафу. А если мальчик захочет в туалет, дайте ему горшок сами, он такой стеснительный.
Том едва не поперхнулся. Он не испытывал ни малейшего желания осуществлять столь интимный уход и недовольно скривился.
— Отдыхай, — и медсестра шариком выкатилась в коридор. Они остались вдвоём.
— Ну как ты? — Том присел рядом на стул. Билл выпростал из-под одеяла влажные слабые пальцы и осторожно нащупал руку Тома. Он действительно был очень слаб, и каждое движение давалось с огромным усилием. А ещё Том понял, что Билл очень боиться медицинских манипуляций, как и он сам. Непонятная, пока ещё совершенно неопределённая волна жалости охватила Тома, точно так же, как тогда в приюте. Слабенький, подавленый и совершенно одинокий человечек не мог не вызывать жалости. Том сжал его свободную от капельницы руку и смущённо спросил:
— Может быть, тебе почитать?
Билл тихонько покачал головой. Его тёмные глаза слипались. Он всё ещё горел от температуры и хотел спать.
— Я тогда уйду, чтобы тебе не мешать? — Том встрепенулся. Биллл испуганно дёрнулся, сжал его руку сильней и чуть слышно прошелестел:
— Побудь со мной. Эти слова почему-то успокоили раздёрганного Тома. Он сразу почувствовал себя важным и нужным. Со знанием дела поправил на брате одеяло, попоил его соком и даже неловко погладил по голове. Немного помолчали. Билл, кажется, задремал, Том сначала пялился в окно, а потом принялся разглядывать бледную мордочку с капельками испарины на лбу. Всё-таки удивительно, как они похожи. Тот же разрез глаз, форма губ, носа. Одинаковые подбородки и уши. Если б не разница в возрасте, их можно было бы назвать близнецами.
«Навязался же ты на мою голову», — беззлобно выдохнул Том. Мальчик встрепенулся во сне, приоткрыл мутные больные глаза и что-то жалобно шепнул.
— Что ты хочешь? — Том встрепенулся, — попить? Или этот… как его? Горшок!
— Том, — спёкшимися губами позвал Билл, — Том.
Чтобы расслышать, старший брат наклонился ниже и его за шею тут же обвила слабая, как веточка, рука:
— Том, — в полузабытьи снова позвал Билл, — Том, я не подведу. Я всё нарисую. Я правда нарисую.
— Тебе не велено болтать. Лежи отдыхай.
Том догадался, за что так переживает Билл. Мальчишка почти панически боялся снова оказаться чужим, ненужным, ни на, что не пригодным. Громоздкой обузой, как чемодан без ручки, который тащить неудобно, а бросить жалко. Наверное, по его паническим предположениям так удачно начавшаяся сказка о собственном доме и любящих родственниках могла рассыпаться в одночасье словно карточный домик.
— Не переживай. Всё будет хорошо. Ты поправишься и обязательно всё нарисуешь.
Том снова неловко погладил младшего брата по чуть завивающимся волосам. Билл удивлённо вздохнул и широко распахнул глаза.
— Том, я боюсь, — он внезапно выпростался из-под одеяла и словно маленькая обезьянка, повис на старшем брате.
— Чего ты боишься? — Том, всё ещё опасаясь за капельницу, неловко приобнял Билла рукой.
— У меня никого нет, — Билл вцепился в Тома намертво, словно приклеился, не в силах разжать судорожные объятия, — никого нет, кроме тебя. Понимаешь?
И Билл уставился на Тома мутными от жара глазами, словно пытаясь понять действительно ли старший брат понимает о чём ему говорят.
Том ошарашенно принял мелкого в объятия и поглаживая по влажной спине, пробормотал:
— Так по идее и у меня никого нет.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
После его болезни прошло более месяца.Билл вернулся домой в холодную полупустую квартиру, которая уже успела стать ему родной. Начал ходить в школу, на занятия к психологу и постоянное присутствие людей уже не пугало его так сильно, он научился справляться со своей неприязнью к толпе и просто отключался, если не хотел вникать в происходящее. А ещё он очень привязался к Тому. Это произошло, как-то непроизвольно. Может и не очень постепенно, но без старшего брата, единственного родного человека ему быстро становилось скучно и тоскливо.
Билл не знал, зачем ему нужен брат в данный момент, просто хотелось ощутить его присутствие. Так было спокойней, комфортней… Уютней, наконец. Том дарил ощущение спокойствия и защищённости, в котором Билл так остро нуждался всю свою жизнь. Мальчишка вздохнул, потом избавился от мокрых носок и, брезгливо подхватив их двумя пальчиками, понёс в ванную комнату.Бельё Том постирал, а вот вытащить из машинки не успел. Влажные вещи валялись в барабане с самого утра. Билл засучил рукава и принялся развешивать мокрые одёжки на верёвку. Белья накопилось много, и мальчишка старательно расправлял мокрые майки, носки и трусы. Вещи старшего брата он разглаживал с особой тщательностью, даже место им выбрал самое лучшее, поближе к батарее центрального отопления. Билл перебрал почти весь таз и на самом дне наткнулся на красивые кружевные стринги, принадлежащие Карле. Совершенно внезапно ему стало очень неприятно, волна обиды и ревности затопила сознание по самое горлышко, и Билл, плохо скрывая злорадство, с чувством выполненного долга, засунул вещичку в помойное ведро.
Это была даже не ревность, а страх. Страх того, что эта девица украдёт у него брата. Ведь рано или поздно Том жениться, у него может появиться свой ребёнок… Билл станет помехой, и от него постараются избавиться. И дело стояло даже не в уютной комнатке или количестве подарков, которые ему покупал Том, а в том, что сам старший брат исчезнет для него навсегда. Исчезнет его забота, внимание и, пусть неумелые, но такие искренние проявления нежности.
Что интересно, Билл отлично понимал и оценивал ситуацию с будущей женитьбой старшего брата. Даже о себе он иногда думал в контексте семьи и супруги. Ему не нравилась Карла! Как многие замкнутые дети, Билл был очень чувствительным ребёнком. Очень часто он просто догадывался о происходящем, как будто додумывал ситуацию в своей голове. Он мог чего-то не знать и не видеть, он просто чувствовал на уровне подсознания, и это подсознание почти никогда не подводило.Бывало так, что Билл мог невзлюбить нового знакомого с первого взгляда, просто так. Даже без видимой причины. Ну, не понравился человек и всё тут. И, как ни странно, уже позже, новый человек действительно проявлял себя не лучшим образом. Был ли он лживый, злой или жадный, интуиция Билла не подводила. Мальчишка верил своему первому впечатлению, и Карла попала под эту же раздачу.Она отлично подходила Тому — такая же красивая, решительная и трудолюбивая. Мальчуган понимал, что брат от неё без ума, во всём слушается, советуется, ищет поддержки. И, надо сказать, что Карла ему помогает, любит, поддерживает, даже немного опекает, но, тем не менее, Билл ей не верил. В ней было что-то чужое, слишком прагматичное и расчётливое, что так не вязалось с весёлым и бесшабашным характером старшего брата. Да, Билл был странный ребёнок. Инфантильный, мечтательный, читающий умные взрослые книги, но при этом исключительно наивный и непрактичный в быту.
Билл закинул последнюю майку на верёвку и сел на перевёрнутый таз. Мальчику всегда казалось, что Карла очень правильная, рассудительная, даже немного занудная, она никогда не делает ошибок и от души презирает тех, кто не избежал такой участи. У него почти не было фактов, одни подозрения.
Мальчишка и сам не знал, что его тревожило. Просто невнятные дурные предчувствия. И дело было даже не в том, что от благополучия Тома зависело благополучие Билла. Мальчишке было противно, что Карла слишком уж активно вмешивается в их ЛИЧНЫЕ с братом отношения.
В прихожей громко стукнула дверь. Билл вздрогнул и соскочил со своего импровизированного сидения.
— Привет, — Том пришёл вместе с Карлой, и Билл, не скрывая своих эмоций, криво сощурился.
— Чего это ты? — удивился старший брат, — плохо себя чувствуешь?
Билл пожал плечом и по своему обыкновению ничего не ответил. Тем временем Том уже прошёл в кухню и начал выгружать из пакетов продукты.
— Молодец, — он похвалил за развешенное бельё и велел откатить бутыль с питьевой водой в коридор. Билл, лениво пиная баллон ногой, доставил его к кладовке и неожиданно замер, поражённый своим открытием. Сумочка Карлы валялась на подзеркальнике, и из неё буквально вываливался нелепый розовый мобильник. Сама девица, будь она неладна, засела в туалете, и Билл, словно во сне, потянулся к проклятому телефону. Ему просто захотелось посмотреть. У него пока не было собственного аппарата. Том не мог разориться даже на самый простенький кнопочный телефон. Денег постоянно не хватало и покупка мобильника для Билла всякий раз откладывалась на неопределённое время.
А розовый поросячий телефон так и манил. У него даже уши заложило от волнения. Как назло противная трубка зацепилась за что-то изнутри, и Билл едва не разорвал подкладку, пока извлекал это чудо техники.
— С каких это пор ты стал лазать по сумкам? — эти слова прогремели над его ухом, словно раскат грома. От испуга Билл едва не выронил телефон на пол.
— Я просто… просто… хотел поиграть, — торопливо соврал он и, весь преисполненный досады, отвернулся.
— А спросить у меня ты не мог? Или забыл, как разговаривают? — Карла покрылась багровыми пятнами. Она буквально задыхалась от гнева и не смотря на ситуацию, Билл невольно удивился почему Карла так опасается за свой телефон.
— А ну дай сюда.
Она вырвала трубку из его рук, торопливо щёлкнула по экрану и проверила в порядке ли блокировка. Впрочем, на этом инцидент не закончился. Билл впервые видел, что Карла разозлилась по-настоящему. До сих пор она смотрела на все его странности со взрослой, надменной снисходительностью, мол, дурачок, что с него взять. Неужели его недавние ревнивые мысли не так далеки от истины?
— Эй, Том, — позвала она и крепко стиснула Биллову руку, — прикинь, наш мальчик начал лазать по сумкам. Сейчас застала его копающимся в моей торбе. Говорит, что хотел взять поиграть телефон.
— Билл, — Том появился на пороге кухни, — в чём дело? — грозно спросил он, — как это понимать?
Билл хмуро потупился. Как ни странно, он совсем не испытывал привычного страха. Он был весь во власти досады, что его нелепое детское желание неожиданно обернулось настоящими серьёзными претензиями. Понятие личные границы для Билла было не слишком понятным. Не пуская к себе в душу посторонних, он с наивным детским садизмом мог запросто вторгнуться в чужое пространство. А ещё, он в серьёз обозлился на Карлу и демонстративно выдернул свою руку из её цепкого захвата.
— Он в последнее время совсем распустился, — возмущённо заметила девушка, — а всё потому что ты, Том, потакаешь Биллу во всём. Слишком много ему позволяешь.
Наверное, Карла и впрямь знала Тома лучше других. Она ударила по самому больному и попала точно в цель. Вне всякого сомнения Том был простой, как вода в кране и одновременно заносчивый, словно принц крови. Воспитывать себя он не позволил бы даже любимой девушке.
— Билл, ты что себе возомнил? — гнев Тома обрушился на повинную голову Билла, — Если ты слабый и больной аутист…
— Я не слабый и не больной, — Билл весь вспыхнул, уловив в тоне брата не просто насмешку, а злобный, разъедающий яд.
— Ах, ну конечно, — хохотнул Том.
Билл не понимал, какая муха укусила его старшего брата. Он никогда не проявлял к младшему такой откровенной злобы, и мальчик почувствовал, что назревает серьёзный скандал. Робкие мостки доверия и близости, которые начали наращиваться в больнице внезапно дали глубокую неисправимую трещину.
Ссора выходила нелепая и Билл отлично понимал всю отвратительную правду своего поступка. Он чувствовал, что сейчас ему надо уйти в тень. Немедленно покаяться, извиниться, признать всю глупость своего поступка, но неожиданно приливший к голове жар затмил остатки здравого смысла. Его раздирала ревность по отношению к Карле и мальчишка неожиданно пошёл ва-банк.
— Я не слабый и не больной, — Билл, вскинул голову и с вызовом посмотрел на Тома. Тот выдержал его взгляд и ядовито заметил:
— Скажи спасибо своим многочисленным болячкам и ангельским глазкам. Тебя взяли из приюта только из жалости. Если ты такой смелый и честный, то почему тебя в детском доме пинали все, кому не лень?
Билл почувствовал, как из-под его ног уходит пол. Он не ожидал от Тома такого страшного вероломства, его слова убили мальчишку наповал. Он почувствовал, как от горя и недоумения нестерпимо защипало в носу. Он сдержался огромным усилием воли, стиснул зубы и выпалил в полном отчаянии:
— Думай, что хочешь. Но она тебя не любит. Только притворяется. Просто хочет подобраться к нашим деньгам. Она ещё не знает, кто мой отец. Да он…он… по стенке тебя размажет. Он такое может. Мой отец он знаешь, кто?
— Каков комедиант, — Карла всплеснула руками, — Каким деньгам? Какой отец? Том, что он такое несёт?
— Ну всё, хватит! — рявкнул Том, — не сомневаюсь твоему умению пудрить мозги. Раз ты так осмелел и обнаглел, то почему бы тебе не вернуться в приют и показывать свой характер там? Или может быть, поедешь домой к своему отцу, который от тебя отказался? Сбагрил в психиатрическую клинику, когда у тебя внезапно поехала крыша!!!
Билл судорожно сглотнул и с недоумением уставился на старшего брата. Их было двое взрослых и они были против него одного. Растерянного, подавленного мальчишки. Ему хотелось зарыдать, забиться в истерике, сделать что-нибудь эпатажное. Но что-то держало изнутри. И даже не страх, что слёзы воспримут как очередную комедию, а гордость и страх унизиться перед предателями.
— Том, ему нужен психиатр, — с тревогой заметила Карла.
Внезапно Билл почувствовал, что слова Карлы очень близки к истине. Угроза вновь оказаться в специализированном приюте, высушила его слёзы моментально.
— Хорошо, я уеду, — неожиданно кивнул он, — извини, если причинил столько неудобств.
Он рывком сдёрнул с вешалки влажную курточку и, как был без шапки и в тапочках, выскочил на улицу.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, Аутист
— Куда его могло понести? — проворчал он, — шляется в тапках и подхватит воспаление лёгких.
— Да, времени прошло много, — согласилась Карла. Она помешивала жаркое и стояла, повернувшись к плите, — давай твою тарелку, — позвала она.
— Я не буду, — Том резко вскочил со своего места, закурил очередную сигарету и жалобно спросил, — ну где его черти носят? Уже столько времени прошло.
— Надо было раньше думать, — совершенно спокойно ответила Карла и поставила перед Томом ароматные тушёные овощи с мясом.
— А не ты ли затеяла эту ссору? — внезапно взорвался молодой человек, — тебе что, и вправду стало жалко телефона? Ну, поиграл бы немножко. Не маленький, не сломал бы.
— Дело не в телефоне, — Карла резко обернулась и строго посмотрела на Тома, тон у неё оставался холодный, но в глазах засверкали злые огоньки, — он очень распущенный ребёнок. Уроки не учит, дома ничего не делает. Теперь вот по сумкам начал лазать. А ты с ним уси-пусечки разводишь. Его бы выпороть хорошенько надо. Тебе, между прочим, ещё фрау Эструп говорила, что его нельзя жалеть. Надо воспитывать, а не потакать каждому капризу. А ты тряпка, он из тебя верёвки вьёт.
— От избытка жалости ещё никто не умирал, — заорал Том, — он особый ребёнок. Он только–только от стресса начал отходить, а я с ним поступил, как скотина. И вообще, как ты можешь так говорить? Уроки не учит, дома не помогает. Ребёнок ночью на улице болтается, полураздетый, а ты про воспитание рассуждаешь.
— Ничего не будет с твоим ребёнком, — Карла не выдержала и тоже заорала, — вот увидишь, пошляется до утра, придёт с соплями до колен, и ты опять будешь дуть ему в попу.
— Карла, — Том даже немного опешил от такой отповеди и сбавил тон, — Карла, ты что, ревнуешь? Что ты такое говоришь? Он же может насмерть простудиться. Да и не мы ли выставили его из дома?
Но видимо, злой бог домашней ссоры сегодня был в особом ударе, и всегда спокойная Карла завопила, как резаная:
— Это он ревнует. Он вредничает. Сейчас, небось, подслушивает под дверями и радуется, что удалось нас поссорить. Он меня ненавидит, всеми силами хочет выжить, а ты введешься на его уловки.
— Да ничего он не хочет, — гаркнул Том, — это ты, как дура, введешься на провокации. Да, он ревнует, но не до такой же степени. Билл, конечно эгоист, но не подлец.
— Зато ты подлец, — зарыдала Карла, — взял себе чудовище на воспитание. Братик, любимый, — передразнила она, — а на меня х*й забил.
— Карла, да что с тобой? — Том вскочил со своего места и попытался поймать девушку за руки, но она вывернулась, выбежала в коридор, и, поспешно собрав свои вещи, выскочила на лестницу.
— На тебе, играйся, — и она резко швырнула свой телефон об стену Томовой прихожей и захлопнула дверь.
Том устало стёк на табуретку и обхватил голову руками. Его охватила такая слабость, что захотелось доплестись до кровати, забиться под одеяло и заснуть, чтобы ничего не видеть и не слышать. В такой позе он просидел около получаса. Потом встрепенулся, нашарил на столе свой телефон и привычно набрал номер Карлы. Потом обречённо махнул рукой и встал.
На улице было темно. Том вышел из подъезда и напряжённо вгляделся вдаль улицы. Тихо, пусто. Только жёлтые фонари горят. И ни души. Он прошёл в дом, отпер дальнюю дверь и выглянул во дворик. Та же картина. Он вернулся в прихожую и набрал городской номер Карлы. Не подходили долго, потом трубку сняла фрау Кун и очень прохладно ответила, что Карла устала и спит.Том тяжело вздохнул. Куда мог деваться Билл? Прошло около пяти часов, и он не мог приложить ума, куда запропастился маленький паршивец. Куда мальчишка мог податься в такой час и в таком виде, Том просто не предполагал. Он покрутился ещё минут пять и снова снял трубку телефона. Он набрал номер Карла. Примерно через час друг уже сидел на его кухне. За это время Том весь издёргался и довёл себя разными предположениями до самой настоящей истерики.
— Ну-ка, вспоминай, с кем Билл дружил и к кому мог податься, — скомандовал Генике, — всё, пароли, явки, чужие дачи, — пошутил он, — Главное не вешать носа. Он найдётся, и ты всыплешь ему по первое число.
— Карл, — Том посмотрел на друга глазами больной собаки, — это мне надо всыпать. Мы поссорились, и я его очень сильно обидел.
— Слушай, а давай в полицию позвоним, — предложил Карл, — как это я раньше не додумался?
— Не, могу, — мрачно отозвался Том, не глядя на Карла, — не могу. Мне нельзя.Я его опекун. Угадай какой вопрос мне зададут первым?
— Ну, хорошо, — Карл задумчиво покачал головой и больше ничего не спросил, — раз такое дело, давай искать сами. Ну, думай же? Томми. К кому Билл мог пойти? К Карле…
— Мы поссорились, — Том стряхнул пепел с очередной сигареты и криво усмехнулся, — да и с ней тоже. Это она спровоцировала Билла убежать из дома.
— Ну и дела творятся в Датском королевстве, — мрачно хмыкнул Карл, — Ну, а ещё к кому?
— Не знаю, — Тому стало очень стыдно, что он совершенно не знает привычек и друзей своего младшего брата, — вряд ли он с кем-то крепко сдружился. Ты же его знаешь.
— Ну, а твои тётка или бабка?
— Сомневаюсь. Билл знает о их наличии, но никогда не контактировал.
— А обратно в приют он мог уехать?
— У него денег нет. Он, как был, убежал. В домашних штанах, тапочках и сырой куртке.
Том сходил в комнату, принёс рюкзачок брата и вытряхнул его на стол. Три учебника, тетради, изгрызенная ручка, надкусанная конфета, кошелёк с мелочью, проездной билет и ключи.
— Не густо, — вздохнул Карл, — но всё равно сиди и думай. Может быть, кто-то из общих знакомых, преподаватели, знакомые врачи.Почтальон, продавцы…
— Да ни с кем он не дружил. В основном дома сидел. Он если кого и знал, то это всё мои приятели.
— А может, всё-таки позвонишь бабке?
— Зачем? — Том пожал плечами, — ей глубоко наплевать.
— Да, но она единственная родственница, — напомнил Карл, — позвони. Попробуй.
Как ни странно, у бабушки почему-то не отвечали. Том даже обрадовался, что дело решилось так просто. Его бабуля артистка ещё та.
— Она далеко живёт? — спросил Карл, когда Том повесил трубку после очередного десятого гудка.
— Нет. Можно дойти пешком.
— Одевайся, — скомандовал Генике, — прогуляешься заодно. А то от табачного дыма совсем зелёный стал. А я пока по ближайшим магазинчикам прогуляюсь. Вдруг Билл туда заходил, — он всунул Тому в руки куртку и начал одеваться сам, — и всё время держи меня на связи. А если Билл у бабки, то не убивай его сразу. Оставь мне кусочек, — хохотнул он и вытолкал Тома на лестницу.
До бабушкиного дома Том долетел за полчаса. В квартире везде горел свет, и Том уже мысленно представлял, как войдёт, коротко объяснит ситуацию, извинится, может быть, даже выпьет чаю и как потом всыплет дома Биллу по самое первое число. Или нет. Он не будет ему всыпать. Бить детей не педагогично. Он просто не будет с ним разговаривать. Целый день. Или даже несколько дней. Будет просто молчать, чтобы Билл прочувствовал своё поведение.
Стоит ли описывать разочарование молодого человека, когда он застал у бабушки её престарелых подружек и мирное вечерние чаепитие, без малейшего присутствия младшего внука.
— Томми, что-то случилось? — бабушка демонстративно схватилась за сердце.
— ААа… эм… мм… ничего, — Том скис и едва не сел мимо табуретки в прихожей, — мы это… из театра возвращались, — соврал он, — и разминулись по дороге.
— Ты водишь его на взрослые спектакли? — изумилась бабушка.
— А, ну да, — Том не знал, что и сказать, — мы… это… в оперу ходили, — совсем заврался он, — слушали Аиду.
— Какой же ты молодец, — закудахтала бабушка, — я всегда была права, что из тебя выйдет отличный воспитатель. Правильно. Молодцы! Только так можно воспитать умного и образованного человека. И сколько же стоят билеты?
— Эту… ну, бабушка, можно я позвоню домой. Вдруг он уже добрался до квартиры?
— Конечно, ангел мой, а я пока пойду, заверну вам пирожных.
Когда бабка ушла, Том торопливо набрал номер Карла. Деньги на его мобильном подходили к концу, и Том воспользовался городским телефоном.
— Ещё сходил в лавку «Сластёна», — рассказывал Карл, — но там его не было, — отчитался Карл, — сейчас побегу в большой супермаркет на площади. Он круглосуточный. Там есть шикарный отдел игрушек. Возможно Билл там. Слушай тут возле супермаркета скорая стоит. В общем, я побежал!
— Томми, — почему ты такой бледный?
Бабушка появилась в коридоре с упаковкой сладостей:
— Тебе плохо?
— Нет, бабуля, — Том поспешно отмахнулся, — всё хорошо.
Он схватил пирожные и выскочил на улицу. Бабушка была в своём репертуаре. Она не постыдилась завернуть внукам некондиционные обломки, состоящие из кучи крошек и обломков зефира. Том громко вздохнул, несколько секунд постоял, потом проверил баланс своего телефона и снова позвонил Карлу:
— Карл, пожалуйста, купи во французской кондитерской пирожных. Деньги я тебе отдам. Нет. Пока не нашёлся. Самых лучших. Да. Да. Я потом всё объясню. Только не очень жирных, у Билла слабый желудок.
Однако Билл не появился ни утром, ни к обеду. Том не находил себе места, и даже позитивный, всегда улыбчивый Карл заметно приуныл.
— Я боюсь, что надо звонить в полицию, — осторожно сказал он, — Тем более, что Билл почти не знает города. Он просто-напросто мог заблудиться.
— А спросить побоится или постесняется, — Том уныло закончил мысль своего друга.
— Лишь бы с ним ничего не случилось, — заметил Карл, — он ведь такой хорошенький. Не дай Бог позарится какой–нибудь извращенец.
Эти рассуждения вслух только подлили масла в огонь. Том и так был на взводе. Они обзвонили всех знакомых и родственников, обошли все ближайшие лавки и магазины, заглянули в поликлинику и школу.Мальчишка как в воду канул, Том просто не понимал, куда пропал младший брат. От слов Карла он нервно передёрнулся и покорно кивнул.
— Да, давай звонить в участок, — согласился Том, — я с ума сойду, если буду сидеть сложа руки.
О своих проблемах он уже не думал. Будь, что будет. Лишь бы мальчишка вернулся домой живой и невредимый.
— Ты фрау Аделине звонил? — Карл уже прошел в коридор и взялся за трубку городского телефона.
— Да, конечно, — Том кивнул.
— А его воспитательнице из приюта? Как ее зовут?
— Фрау Эструп, — подсказал Том, — да, ей я тоже звонил.
— На, разговаривай, — и Карл протянул Тому трубку.
В полицейском участке к заявлению отнеслись внимательно, но, к досаде Тома, удивительно спокойно. Попросили придти в ближайшее отделение, принести фотографию и что-нибудь из одежды для служебной собаки. Карл тут же вытащил из корзины нестиранную кофту и старательно завернул вещь в пакет, потом снял с комода фотографию, где братья были запечатлены вместе, и присоединил к своему свёртку. Тем временем, диспетчер участка начала подробно расспрашивать, во что был одет мальчик. Когда безупречно вежливая сотрудница дошла до белья, Тома затрясло. Он повернулся к Карлу и прошептал побелевшими губами:
— Зачем им знать, какие у него носки и трусы?
Молодой человек уже догадался, что эта информация нужна для опознания невостребованных тел, но Карл опередил и поспешно сказал:
— Ну, мало ли. Может, он в больнице? Ты же сам сказал, что он удрал в тапочках, а Билл слабый болезненнй. Мог и в клинику угодить.
До полицейского участка Том дошёл, как во сне. Заявление о пропаже ребёнка приняли очень быстро и пообещали держать Тома в курсе всех событий. Ничуть не успокоенный, он вывалился на крыльцо полицейского отделения и закурил очередную, наверное, уже сотую сигарету. Погода стояла прохладная, деревья давно облетели, земля была выстуженная, и в скором времени обещался снег.Том оглядел улицу взглядом полным отчаяния. Он даже корить себя перестал, просто тупо смотрел перед собой и мысленно повторял одни и те же слова, словно молитву:
«Ну, где же ты? Где? Вернись. Прошу тебя, вернись».
— Пойдём домой, — позвал Карл, — надо дежурить на телефоне. Да и мало ли, вдруг Билл уже вернулся, а ключей нет.
Том хотел было благодарно улыбнуться, но не смог и только тупо кивнул. Дома, конечно же, было пусто.
— Я схожу в магазин, — сказал Карл, — надо поесть. Свари кофе, пока я хожу.
Когда он ушёл, Том дошаркал до кухни, на автопилоте включил плиту, поставил кофейник и сел на табурет, на котором любил сидеть Билл.
«Где же ты? Где? Вернись. Пожалуйста, вернись!» Ему хотелось плакать от отчаяния и досады, но слёз не было, и Том устало уткнулся головой в колени. К ночи он издёргался окончательно. Молодой человек вздрагивал от каждого громкого звука, и каждая минута тянулась, как час. Как назло Карлу пришлось отлучиться домой, и Том остался совершенно один. Уходя, Карл посоветовал ему прилечь и вздремнуть. Том не спал вторую ночь, выкурил несколько пачек сигарет и походил больше на зомби, чем на заботливого старшего брата. Он двигался на полном автопилоте, но от предложения вежливо отказался. Ему почему-то казалось, что если он уснёт, то с Биллом непременно случится что-нибудь плохое, и он больше никогда не вернётся домой. Он как бы наказал себя за злые слова и грубое поведение, лишив сна и отдыха. Если Билл и хотел отомстить старшему брату, то этот фокус удался сполна. Том, словно волк, слонялся из угла в угол и переходил от всевозможных зароков и обещаний к самым страшным фантазиям. Он мысленно обещал уделять младшему брату больше внимания, сводить его в театр и цирк, купить добротную новую куртку, а летом вывезти на море. При этом Тому мерещилось, что Билла отбирает попечительская комиссия, что право на опекунство передают бабке и, как апофеоз разыгравшегося страха, как его вызывают в морг на опознание. Последнее особенно ярко врезалось в сознание, и Том живо вообразил, как он входит в патологоанатомическое отделение, как санитар выдвигает ячейку холодильника и как он, Том, смотрит на изуродованное тело младшего брата.Несколько раз звонил телефон: в полиции обнаружили двух беглецов, но один из них оказался гораздо моложе, а второй был натуральным блондином. Пару раз звонили приятели, и Том с грустью понял, что у него, оказывается, не так много друзей, как он думал раньше. Он до того издёргался, что даже не удивился прохладно-вежливому звонку Карлы. Она поинтересовалась, нашёлся ли мальчик, но приехать и поддержать не выразила ни малейшего желания.К четырём часам утра Том понял, что просто больше не в состоянии находиться дома. Ему казалось, что время застыло, как желе, а стены давят на грудь и мешают дышать. Том отправил Карлу сообщение, что выйдет проветриться, натянул куртку и вышел из дома.Вокруг было ещё темно, с неба сыпал лёгкий снежок, и поздний осенний рассвет встречала холодная колючая позёмка. Выпал первый снег. Том огляделся вокруг и жалобно сморщился — пусто, черно, точно так же, как у него на душе. Может быть, Билл где-то рядом, может быть, ему плохо, страшно, больно, холодно, а он даже понятия не имеет, в каком направлении искать. Том зябко поёжился, поднял воротник повыше и зашагал прочь от дома…
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Некоторое время Билл не мог прийти в себя и брёл по улице, не ощущая холода. Если попытаться описать чувства мальчика, охватившие его в тот момент, то, скорее всего, не хватило бы слов, чтобы передать те потрясение и ужас, которые охватили всё его существо.В его голове одновременно роились ощущения чудовищного вероломства и предательства. Он уже неоднократно разочаровывался в людях, но так жестоко и грубо с ним ещё никогда не обращались. Во всяком случае, его мать, отец, бывшие соседи по детскому дому хотя бы делали вид, что сочувствуют и переживают. Том же оказался самым откровенным и злым. Билл никак не мог понять, чем он так разочаровал брата, что сделал такого, что Том внезапно пожалел о своих чувствах и произнёс те самые злые слова про жалость. Билл, сгорбившись, брёл по переулку, отдаляясь всё дальше от дома. Он очень надеялся, что Том выскочит вслед за ним, догонит, обнимет, уткнётся носом в его макушку и скажет, что пошутил или вспылил или, может быть, рассердился. Билл даже был готов понести наказание, если бы брат объяснил, в чём дело и почему он так разгневался.Ведь всё было хорошо: Том нянчился с ним в больнице, охотно играл в детские игры, иногда читал на ночь и, если мелкому было страшно, соглашался полежать рядом, пока тот не заснёт. Билл даже говорить начал, причём много и хорошо. А ведь до того, пока Том не забрал его домой, с этой проблемой не мог справиться ни один психиатр. Том накупил ему игрушек и одежды даже сводил в зоопарк, правда, в тот день все звери почему-то спали, и Билл увидел только жирафа и обезьян. Впрочем, они всласть накатались на лошадях и так обелись сахарной ватой, что вечером у младшего заболел живот. И вот теперь всего этого не будет! Ни чудовищной подгорелой яичницы на завтрак, ни железной дороги, которая занимала почти всю Биллову комнату, ни вечерних приготовлений уроков и утренних скоростных пробуждений под писк будильника и оглушительный мат Тома.Неужели это всё из-за Карлы? А может быть, Том и вправду решил жениться, и теперь Билл помеха? И как он раньше не догадался. Просто Том тоже был очень одинок, тем более, он недавно переехал и не привык жить один. Билл скрасил его одиночество, помог обустроить дом, а потом. Потом Том решил жениться и привести супругу в дом. А зачем ему лишние проблемы, тем более что Билл такой болезненный, странный и плаксивый? Мальчишка аж весь сжался от жалости к себе и страха за безалаберного старшего брата.Разве нормальная, добрая девушка позволит, чтобы ребёнок убежал из дома? А её странное поведение? Карле просто что-то очень нужно от Тома, а он, глупый, не понимает и ведётся на все уловки. Отвратительная двуличная обманщица, как она ловко подловила Билла с телефоном и настроила Тома против. Мальчишка уныло вздохнул и присел отдохнуть в пустом облетевшем сквере. Только сейчас он почувствовал холод и, наконец, заметил, что убежал в один тапочках. Мальчишке было так больно и горько, что он лишь равнодушно махнул рукой на свой внешний вид и уныло уставился в землю. Постепенно первый шок прошёл и мальчуган невольно задумался о том, что же ему делать дальше. Тому он больше не нужен, в городе Билл толком никого не знает и вывод напрашивается только один: надо возвращаться в приют.
Почему Том так легко отказался от своих чувств? Билл тихо вздохнул. А может быть, старший брат его никогда и не любил? Действительно поддался жалости и теперь не может смириться со своей ошибкой? Мальчишка вздохнул ещё горше. Как теперь вернуться в приют? Ведь это не только отказ от полюбившегося человека и милых приятных благ, это — новые позор и унижение, новые щипки и тычки, новое и ещё более сильное осознание того, что он был рождён по ошибке, совершенно никому не нужный и никчемный.Билл встал. Ноги начали нещадно зябнуть, и он энергично потопал о землю, чувствуя, как его пальцы начинают неприятно неметь и покалывать. Если он посидит ещё немножко, то может обморозиться и даже умереть. Билл потёр заледеневшие щиколотки и неловко пробежался по дорожке. Ему нравился этот сквер. Пока Билл был в госпитале, Том гулял с ним именно здесь. Они бродили около пруда, подкармливая уток и любуясь старым готическим собором, потом заходили в кафе и старший покупал мороженое, запрещая рассказывать об этом факте лечащему врачу под страхом отлучения от сладости. От этого воспоминания Биллу стало ещё больнее. Он весь сжался, чувствуя, что в носу предательски защипало, но слёз почему-то не было. Только огромная чёрная пустота в душе, ощущение какого-то бесконечного зависания на одной и той же пронзительной щиплющей ноте. Билл старательно подобрался и, пытаясь отогнать мысли подальше, побежал по самой дальней узкой аллее. Спортивные занятия не были его коньком, и он начал задыхаться уже через десяток метров, после чего тяжело шлёпнулся на скамеечку и стал растирать ноги. В парке было пусто, даже на пруду исчезли вездесущие утки. Кроме мальчишки в скверике был только один пожилой господин, который читал газету сидя на соседней скамейке и, чуть поодаль, совсем древняя бабушка с детской прогулочной коляской. Ладно, младенец, с которым хочешь не хочешь, а надо гулять, но вот господин Билла удивил — не та сейчас погода, чтобы рассиживать на холодной скамейке под мелким моросящим дождём и читать прессу. Мальчик удивлённо пожал плечом — какое ему дело до этих людей? Решить бы свои проблемы. Билл зябко тряхнул плечом и почувствовал, как в кармане куртки тихонько звякнули монетки — уже что-то хорошее! Темнеет и, надо признать, он не ел с самого утра. Желудок протестовал и за невнимание к себе отреагировал неприятной сосущей тошнотой. Что ж, теперь он может зайти в круглосуточную пекарню и купить булочку. Между прочим, эту пекарню Биллу тоже открыл Том. Когда у них совсем не было денег, молодые люди бегали в это заведение за невероятно вкусным и главное дешёвым хлебом. Как это было упоительно пить по вечерам чай на их большущей и неуклюжей кухне. При свете мягкой настольной лампы они, голодные, но жутко довольные глотали горячий чай, а хлеб просто раздирали и уминали без всяких добавок. Билл вздрогнул, поспешно отогнал воспоминание и направился к выходу. Бабка на соседней скамейке клевала носом и совершенно не обращала внимания на орущего младенца, зато господин с газетой оторвался от своего чтения и внимательно посмотрел на Билла. Их глаза встретились. Мужчина хотел было что- то сказать, но как будто внезапно подавился, внимательно взглянул на юного беглеца и привстал. Внезапно мальчику стало не по себе. Он вдруг почувствовал, что уже знает этот спокойный уверенный взгляд, чуть ленивый, вроде бы равнодушный, но в то же время удивительно цепкий и гадкий. Билл прибавил шагу, чувствуя, что неприятный взгляд так и впивается ему в спину. Он никак не мог вспомнить, где встречался с этим человеком, и это ничуть не успокаивало. Мальчишка запахнул курточку поплотнее и, мелко дрожа, выскочил на проспект.
Сдобная булочка только раздразнила аппетит. Билл так ужасно проголодался, что был готов слопать целый жбан ненавистной манной каши или даже мерзкое пюре из шпината. Тем не менее, стало чуть веселее. Мальчик поднял воротник, натянул рукава на худые, вечно зябнущие кисти и вышел из пекарни на улицу. Надо было идти на вокзал. Денег у него не осталось, но мальчик рассчитывал упросить какого-нибудь доброго контролёра и доехать до своей станции бесплатно. За сегодняшний вечер ему повезло дважды, и в одной подворотне, возле мусорного контейнера, он наткнулся на пару потёртых, но вполне сносных кроссовок. Преодолевая природную брезгливость, мальчишка тщательно вытряхнул обувку и всунул замёрзшие ступни внутрь.Где находится вокзал Билл знал очень примерно. К тому же, грустные мысли совсем не торопили мальчика с отъездом. Он представлял, как появится в приюте голодный, грязный, в нелепой одежде, и его сердце сжималось от тоски. Он то, дурачок, размечтался, что они приедут в приют погостить вместе с Томом — нарядные, уверенные в себе, щедрые и весёлые. И как он появится теперь? Билл хорошо помнил, как в их группе удочерили маленькую первоклассницу, Юту Киршбанд. Девочка страдала сильнейшим заиканием, мочилась под себя и была первым объектом для насмешек и издевательств. Какого же было изумление одногруппников, когда девчонку приютила пожилая пара из Лейпцига. Гордая и невероятно счастливая, она уехала на собственном автомобиле и обещала больше никогда-никогда не возвращаться в приют. А через три месяца её завшивленную, побитую и полуголую, вернула попечительская комиссия. Стоит ли описывать, каким издевательствам подверглась несчастная девчонка со стороны прежних обидчиков? Билл боялся, что просто не переживёт, если с ним случится нечто подобное, однако зла Тому он всё не желал. Что поделаешь, если вышла такая досадная ошибка? Наоборот, Билл был очень признателен старшему брату за те счастливые дружные дни, что они провели вместе.Он чуть поразмыслил и решил, как объяснит своё появление в приюте: он скажет, что Тому срочно понадобилось уехать. Уехать одному. Взять Билла с собой он не может. Да, не может. Почему? Да потому что Тома призвали в армию, а детей туда не берут, поэтому он немного поживёт в детском доме, а когда контракт Тома закончится, он непременно приедет за братом.Тем не менее, мысли о приюте не давали Биллу покоя. Он представил лица своих соседей по комнате, кривые усмешки одноклассников, жалостливую улыбку фрау Эструп, и ноги сами по себе понесли мальчишку прочь от вокзала. Он так привык к своей комнатке, к вечному ворчанию Тома, к милому дворику с мальвами и сиренью, что не выдержал и заплакал. Жизнь вне дома и, особенно, вне брата была для него пустым, никчемным прозябанием. Билл всей душой сопротивлялся возвращению и ревел на всю улицу, не сдерживаясь.Таким образом он проболтался по улицам целый день: заходил в какие-то магазины, прошёлся по центральному проспекту, поглазел на водный мост.Впрочем, его глаза постоянно туманили слёзы, и красот старинного города мальчик почти не разглядел. К ночи он почувствовал, что ужасно устал. Он не спал уже вторые сутки, и его начинало клонить в сон, едва мальчуган попадал в тёплое помещение. Билл и сам не помнил, как всё-таки дошёл до железнодорожного вокзала. Ему так хотелось спать, что он долго стоял перед табло и никак не мог разобрать, на каком поезде надо ехать. Усталый и совершенно разбитый, он вошёл в огромный зал ожидания и робко присел на край холодной железной скамейки. Глаза закрывались сами по себе, и Билл, уже не в силах бороться со сном, заснул, едва откинулся к спинке. Он проснулся глубокой ночью, словно от удара. Мальчик разлепил глаза и в это же мгновение от него шарахнулся тот самый пожилой господин, которого он видел в парке. Народу в зале ожидания было много, но почти все они спали, а те, кто не спал, занимались своими делами и совершенно не обращали внимания на усталого потрёпанного ребёнка и благообразного вальяжного господина. Билл почувствовал, как у него пересохло во рту и через всё тело прокатился ледяной ком невероятного ужаса. Он вспомнил!!! Вспомнил, кто этот человек. Вспомнил то, что его память милосердно хранила в своих закромах, спасая сознание от непосильного груза. Вспомнил, почему перестал говорить. Вспомнил все те мельчайшие, порой даже ненужные подробности, что сломали его жизнь и обрекли на существование в интернате для ненормальных детей.
Билл хрипло вздохнул и съёжился в комок. Мужчина спокойно сидел напротив него и с интересом рассматривал старого знакомого. У Билла не осталось ни малейшего сомнения, что господин его узнал. Он постарел, обрюзг, но по-прежнему выглядел важно и весьма представительно. Кто бы мог подумать, что этот добродушный, чуть ленивый медлительный человек — извращенец и убийца. Билл не отрываясь смотрел ему в лицо и чувствовал, что взгляд водянистых серо-голубых глаз гипнотизирует его, словно взгляд удава. Тогда, много лет назад, он избежал расправы только потому, что внезапно потерял речь. Его окружили врачами и педагогами, и даже безалаберная мать ни на секунду не оставляла Билла одного, пока его не увезли в психиатрическую клинику. Но сейчас… Сейчас он был совершенно один. Мальчик нахохлился и сжался, словно промокший воробей. Он должен был закричать, призвать на помощь других пассажиров или даже полицию, но, снедаемый страхом, Билл совершил одну из частых ошибок, которую делают жертвы насильников и убийц: он встал и направился прочь из зала ожидания. Мальчику хотелось избавиться от этого проклятого взгляда, уйти, спрятаться, скрыться, и он пошёл в туалет. Протиснувшись через багаж каких-то сонных восточных людей, он медленно побрёл к санузлу.
Коридор ведущий к туалету был совсем небольшой. Тусклая лампа скудно освещела небольшой закуток и, что бы не упасть Билл машинально выставил руки вперёд. Три шага вперёд, три назад вот и всё помещение. Где-то далеко ненавязчиво журчала вода. На пластиковой белой стене отражались силуэты людей из зала ожидания. Очертания широкополой шляпы отразились от стены кривым полулунием. Выставленный вперёд подбородок. Толстое и тёплое пальто напоминающее огромный картофельный мешок.
Мальчик невольно вжался в стену, чувствуя, как по спине течёт липкий ледяной пот. Размытая тень на стене кажется жила своей самостоятельной жизнью. Невнятно шевелилась и подходила всё ближе.
«Том, Том., — мысленно призывал мальчик, — Томочка, милый, спаси меня. Том, где ты?! Том, пожалуйста, помоги мне…»
Внезапно на Билла дохнуло влажным теплом. От хлопка двери он вздрогнул всем телом. Сердце бешенно заколотилось. Солидный господин в шляпе тоже невольно вздрогнул, раздраженно посмотрел в сторону белой полосы света, что на секунду обозначилась за дверью туалета. Этот же самый луч упал на лицо Билла.
— Твою мать! Билл! Какого черта ты здесь делаешь? Я ищу тебя… ты…
Первым желанием Тома было отлупить Билла по щекам — больно, обидно, сильно. За всё, что он перенёс за бессонные ночи, за панику, за пережитой ужас. Тома буквально колотило от ярости. Что Билл себе удумал? Что ему всё позволено? Что он может вот так издеваться над старшим братом? Запугивать его? Шантажировать? Он уже занёс руку для удара и, вместо этого, крепко прижал Билла к себе, стиснул в объятиях и, уткнувшись носом в черноволосую макушку, прижал тощее тельце к себе, поглаживая обвившие его в ответ ручонки и целуя замурзанные щёки. А Билл, который буквально рухнул в руки старшего брата возле тёмных и отдалённых туалетов, даже дыхание затаил, силясь не расплакаться. Однако он всё же разревелся. Громко, безудержно, совсем как младенец, у которого отобрали любимую игрушку. Он ревел от облегчения, что всё кончилось, что они сейчас поедут домой, что Том переживал за него, что он его по-прежнему любит и страшно волнуется.
— Том, — шмыгая носом, продудел Билл, — я не хочу в приют! Том, не отдавай меня никому, пожалуйста.
— Прости меня, прости, пожалуйста, — Том сам чуть не ревел, — я тебя обидел, гадостей наговорил. Как я могу тебя куда-то отдать? Ох, что же мы стоим, возьми мою куртку и идём. Немедленно. Я сейчас вызову такси.
— Ну, молодой человек, повернитесь спиной и хорошенько подышите. Так, хорошо. Покажите-ка ваше горло. Теперь подышите носом, — герр Нойманн сложил фонендоскоп и пожал плечами, — не знаю, но у него даже насморка нет. По крайней мере пока. Говорите, бегал почти сутки в тапочках? Хм… бывает. Стресс это дело такое. Организм, чтобы выжить, пускает в ход самые неожиданные резервы. Ну, давай градусник, герр Каулитц-младший. Тридцать шесть и три, — врач улыбнулся, убрал инструмент в портфель и строго приказал, — и больше не ссорьтесь! А вы, Том, молодец. Времени прошло всего ничего, а мальчик изменился до неузнаваемости. Он у вас и говорить начал, и вырос заметно, и вес набрал, а то был, как мешочек с костями. Поменьше нянькайтесь с ним, пусть на гимнастику запишется, в бассейн. Побольше движения!
— А сейчас что делать? — Том осторожно ссадил Билла, который был у него на коленях, на диван и испуганно уставился на врача.
— Да ничего особенного, — врач пожал плечами, — дайте горячего чаю, можно растереть спину водкой, положите горчицу в носки, потом покормите и пусть спит. Долго. Часов десять.
Когда Том пошёл провожать врача, Билл с упоением завернулся в свой любимый старенький плед. Сейчас, дома, в своей комнате, на своей кровати, среди привычных вещей и звуков он был самым счастливым человеком на свете. Том вернулся из кухни, неся чашку дымящегося чаю и пару шерстяных носок.
— Что это? — Билл удивлённо вытянул ногу из носка и брезгливо оглядел зеленоватую субстанцию, что облепила его ступню.
— Как что? Горчица! — Том, удивленно, вскинул брови, — а, что не так? Это герр Нойманн велел.
— Вот ты дурной, — Билл весело расхохотался, — горчицу в носки сухую насыпают. Даже я это знаю.
— А я из тюбика выдавил, — смущённо признался Том, — ну, ты чай выпил?
— Ага, — Билл кивнул и сонно прикрыл глаза, — хорошо-то как.
— Ну и спи тогда.
— Том, — Билл приоткрыл один глаз и хитро взглянул на брата. Тот тоже сиял от счастья и даже не скрывал этого, — Том, ты ведь больше не сердишься на меня?
— Нет.
— Тогда посиди со мной. И Билл подвинулся к стене, старательно освобождая на кровати побольше места.
— Ладно, — Том устроился рядом, облокотившись спиной о стену. Билл забился брату под мышку и крепко прижался к его боку.
— Слушай мелкий, — Том зевнул, — а ведь за тобой, около туалетов, следил какой-то мужик.
Билл поднял голову, молча уставился на старшего брата и чуть заметно кивнул.
— Ты, дурачок, хоть понял, во что мог вляпаться?
— Томми, ты знаешь, мне надо тебе, кое-что рассказать, — после длительной паузы тихо произнёс Билл, — для меня это очень важно.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
— Пока я был здоров мы все вместе жили в небольшом городке, — Билл устроился поудобней и начал рассказывать.
— Если хочешь я покажу тебе его на карте. Он крошечный, но очень уютный. Там у моего отца был огромный дом, а наша мама пила ещё не так сильно и была очень красивая. Наши соседки часто говорили, что она вскружила голову моему отцу, словно мальчишке, что он сбрендил на старости лет и женился на молоденькой. Я не знал, что обозначает слово «сбрендил», но оно меня очень смешило.
— Хм, — Том вскинул бровь, — признаюсь я не очень вникал в подробности жизни матери, после того, как она оставила моего отца и ушла к твоему.
— Да, так получилось. Отец её просто обожал.
— А кто твой отец? Чем он занимается?
— Я его плохо помню, — Билл вздохнул.
— То есть, что значит плохо?
— После происшествия есть вещи, которые до сих пор, как в тумане, — Билл вздохнул, — Я знаю, что некоторые люди были в моей жизни, но я совсем не помню, кто они и как они выглядят. Отца помню смутно.
— Какого происшествия?
— Потерпи. Сейчас расскажу.
— Просто я видел отца очень редко. Наверное, потому и не помню. Помню, что он был старый и сердитый.
— А чем он занимается?
— Бизнесмен, — Билл вздохнул, — мама говорила, что очень богатый. У него своё предприятие, несколько фабрик и ездит он на большой чёрной машине. Как же её… У соседа из дома напротив герра Бакстера такая же.
— Ого, — Том вспомнил соседскую Bugatti и присвистнул.
— Мы хорошо жили. Наш дом был настоящий дворец. А ещё у меня было много друзей, — Билл почесал в затылке и неуверенно продолжил, — я тогда был здоров. Ну, разговаривал в смысле, и вообще…
— Я ничего об этом не знал.
— А ещё в нашем городке жил некий дядя Альфред. Я точно знаю, что он работал на почте. Кажется был заведующим. Такой солидный важный. Всегда носил шляпу и тёплое пальто. Даже летом часто ходил в нём.
— Стоп, — Том мгновенно насторожился, — мужик, который следил за тобой возле туалетов, он случайно ни этот дядя Альфред?
— Угу, — Билл кивнул, — он мамин брат.
— В смысле? Какой брат? — изумился Том, — никогда не слышал, что бы у мамы были братья, а у бабушки другие дети. Ты ничего не путаешь?
— Ничего, — Билл упрямо мотнул головой, — дядя Альфред брат нашей мамы. Вот это я помню точно.
— Родной? — Том захлопал глазами.
— Родной, — подтвердил мальчик.
— Мне он показался довольно старым, — Том от удивления даже сел на кровати и задумчиво посмотрел на брата.
— Может, он просто таким кажется, — Билл равнодушно пожал плечами, — дядя Альфред часто приходил к нам, и мама всегда разговаривала с ним, как с очень близким человеком.
— Лопни мои глаза, — Том закрутил головой, — вот дела! Я даже краем уха не знал о таком родственнике.
— Он всегда держался отдельно и приходил к маме только в те дни, когда отца не было дома, — Билл вздохнул, — а ещё к дяде Альфреду очень часто приезжала бабушка. Намного чаще, чем к нам. Всё что-то делала: то готовила, то стирала хотя он совершенно взрослый. Кстати, бабушку я помню смутно. Как-будто кусками.
— Почему же я о нём никогда не слышал? — продолжал удивляться Том, — всё-таки дядя, близкий родственник.
— Мне кажется, что дядя Альфред долгое время был в каком-то закрытом заведении, — задумчиво ответил Билл. Он машинально взял дредлок Тома и начал водить им по плечу брата, — бабушка часто повторяла фразу: " Ах, только бы не повторился этот ад. Я не выдержу, если Альфреда снова увезут».
— Как мило, что бабуля уделяла этому дяде гораздо больше внимания, чем, например, тебе, — угрюмо заметил Том.
— Да мне и без бабушки было неплохо, — хихикнул мальчишка, — тем более мой отец его не любил. Точно не помню, но отец всегда уходил, когда тот появлялся в доме и ворчал, что этим… как их… забыл слово… не место среди нормальных людей.
— Кому не место? — переспросил Том.
— Забыл! Слово ещё такое странное.
— Может быть, извращенцам? — осторожно предположил Том.
— Нет. Как-то смешно.
— Педофилам?
— Неа, — Билл старательно наморщил лоб, — слово ещё такое, похоже то ли на «растратель», то ли «раститель».
— Растлитель, — догадался старший брат.
— Ага, точно.
— Мило, — Том хмыкнул, — только весёлого здесь совсем мало. И что же было дальше?
— Это произошло как бы не сразу, — Билл выразился так коряво, что Том удивленно посмотрел Биллу в лицо.
— Как это понять?
— Ну, я хотел сказать, что дядя Альфред был самый обычный. Я слышал в приюте, как другие дети рассказывали про педофилов.
А дядя Альфред ни к кому не приставал, дружбы не заводил. Даже ни с кем не заговаривал. Он вообще был очень важный, надменный, почти ни с кем не здоровался и кажется кроме работы, вообще никуда не ходил.
— Хорошенькие же познания у вас были в приюте, — Том передёрнул плечом, — Так что же произошло?
— Сперва в нашей деревне пропала девочка, потом в соседней деревне сразу два мальчика, — начал рассказывать Билл, — отец часто читал газеты и однажды сказал, что в нашей округе завёлся маньяк. Я хорошо помню, что тогда понаехало множество полиции и всё вокруг обыскивали. А потом… потом… произошло это…
Том заметил, что Билл дрожит мелкой дрожью. Он покрылся холодным липким потом и руки непроизвольно затряслись.
— Стой, пожалуйста, ничего не рассказывай, — он схватил младшего брата в объятия и встряхнул, словно тряпичную куклу, — Билл, остановись. Не надо рассказывать.
—Том, я должен рассказать, — голос у Билла был слабый и чуть слышный, — мой психиатр сказал, что если я не проговорю то, что пережил, то всю жизнь буду жить с этим ужасом, и страх будет преследовать меня до конца дней, — мальчик внезапно подобрался и крепко стиснул руку старшего брата, — Том, пожалуйста, можно я расскажу тебе? Тогда у врача я не смог взять себя в руки, но сейчас я обязательно расскажу.
— Может быть, всё-таки не надо?
— Нет, Томми, пожалуйста, — Билл упрямо мотнул головой, — я очень хочу избавиться от этого ужаса. Только ты это… обними меня покрепче, — смущённо попросил он, — для меня это очень важно.
Билл немного помолчал и продолжил свой рассказ:
— В тот день мы играли с мальчишками в прятки на старом лесном кладбище. Я тогда ещё любил бегать, бороться, ну, и всё такое. Я понимаю, играть на кладбище это грех, но оно было такое старое, заброшенное, туда никто не ходил. Так вышло, что я проиграл три раза подряд и долго водил и, чтобы больше не проигрывать, я решил спрятаться как-нибудь посерьезней, получше. Я тогда зашёл подальше и залез в старый склеп. Это было очень глухое и мрачное место. Но очень скоро я пожалел, что выбрал такое отвратительное место. А потом я увидел дядю Альфреда. Я ещё очень удивился, что он там делает — на это кладбище надо идти через болотце, и взрослые там почти никогда не появлялись. Нам, конечно же запрещали туда ходить, но мы всё-равно не слушались. Я не хотел выдавать своего присутствия и притаился. Дядя Альфред сперва посидел на пеньке, покурил, потом вытащил откуда-то из кустов лопату и начал разгребать землю возле склепа. Едва он копнул, как я увидел мальчика из соседней деревни. Того самого, который пропал. Я дурачок даже не понял, что он мёртвый и ещё очень удивился, что это ребёнок делает в таком месте и в таком виде. Он был какой-то весь серый, мягкий, словно мешок и совершенно голый. А дядя Альфред вдруг стал раздеваться, он снял с себя одежду и начал делать… ну… это…
— Да-да, я понял, — поспешно перебил Том.
— Сначала дядя Альфред насиловал этого мальчика. Это был такой ужас. Я понимал, что мне надо скорее уходить, что он может меня заметить, но я как будто прирос к полу, даже с места сдинуться не мог. Наверное, он приходил к этому убитому мальчику несколько раз. Я уже потом заметил, что вокруг склепа вся земля была ужасно перекопана. Мне было так противно и так страшно. Том, ты себе не представляешь, что я тогда пережил.
Том действительно не представлял. Он даже в самом извращённом воображении не мог придумать, что пережил ребёнок, наблюдая забавы садиста и некрофила. Но молодой человек понимал, что Билл призвал к себе все свои силы, и он первый, кто слышит эту ужасную историю. Мальчишка впервые попытался облегчить душу, и Том приготовился выслушать кошмар до конца.
— Мне казалось, что это продолжалось целую вечность. Я не помню. Я вообще, очень долго не мог вспомнить произошедшего. Всё было как в тумане. Я только иногда припоминал отдельные картины, и от этого становилось ещё хуже. Потом дядя Альфред оделся и начал рыть новую могилу. Он отошёл от мальчика, и тут я разглядел, что это сын нашей учительницы, фрау Ингмар. Мы вместе поступили в школу, и он был моим приятелем. И тогда я закричал…
Билл замолчал. Он нервно грыз свой кулак и тупо смотрел в пол.
— Билл, — после внушительной паузы, начал Том, — не на…
— Не волнуйся. Теперь я в норме, ты только держи меня за руку. Это тогда я ничего не смог рассказать. А сейчас уже могу.
Том стиснул холодные пальчики, и Билл закончил свой рассказ:
— Я закричал, и дядька Альфред меня увидел. Мы несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Он понял, что я узнал его и видел всё от начала до конца. У него был такой страшный взгляд — холодный, равнодушный, словно он исполнял любимую работу, а я прервал его на самом интересном месте. Он отряхнул руки, встал и направился ко мне…
А дальше я знаю только по рассказам других людей. Мальчики, что были со мной, рассказали, что я прибежал страшно крича, и у меня начались судороги. Наверное, дядя Альфред меня не тронул только потому что побоялся привлечь внимание. Мои друзья ужасно перепугались, мы ведь ещё совсем маленькие были, только первый класс окончили. Меня кое-как донесли домой, и отец вызвал скорую. Я почти совсем не помню эти дни. Говорят, что я то засыпал, то вдруг начинал метаться и кричать Я перестал узнавать близких и издавал только нечленораздельные звуки. Возле нашего дома целыми днями дежурила скорая. Наверное, мне ничего не помогало. Через несколько дней меня отвезли в психиатрическую клинику. Я немного помню тот момент. Я был обколот успокоительными препаратами и почти всё время спал, а то вдруг проснулся. Помню, что отец нёс меня в машину и о чём-то ужасно ругался с мамой. Я не очень-то разобрал, о чём они говорили. Но отец сказал: " Ребёнка надо держать подальше от вашей семейки. У меня есть самые нехорошие подозрения. И не надейся, что ты получишь хоть один пфенинг из моего состояния». Вот, вообщем-то, и всё…
Том молча стиснул брата в объятиях и уткнулся носом в его макушку. Он был потрясён и даже не находил слов, чтобы ободрить и успокоить ребёнка, пережившего такое ужасное потрясение. Он и сам перенёс шок от многих тайн и новостей своей семьи, но его эмоции не шли ни в какое сравнение с тем, что выпало на долю маленького младшего брата.
— Том, — Билл жалобно улыбнулся и потёрся носом о плечо старшего, — ты знаешь, я так спать хочу. Ты только полежи со мной, ладно? Пока я не засну.
— Конечно. Теперь всё будет хорошо. Главное, чтобы ты проснулся здоровым и весёлым, ведь совсем скоро Рождество.
— Ага. А ты точно на меня не сердишься? — сонно поинтересовался Билл и, уже засыпая, гордо заметил:
— Ты первый, кто узнал всю правду!
Несмотря на предыдущие бессонные ночи, Том проснулся рано. Лосёнок ещё сладко посапывал под боком, предусмотрительно стянув со старшего брата одеяло. Во сне он был ещё более трогательный и смешной. Том поправил под мелким подушку, подпёр голову рукой и, разглядывая сопящую мордашку, задумался. Он был потрясён рассказом младшего брата, и сейчас, наблюдая его сладкий утренний сон, невольно осознал, что Билл стал для него не только самым близким, но и авторитетным человеком. Он открыл ему новые чувства — когда эмоции возобладают над разумом, а ум протестует против любых штампов и условностей. Вполне возможно, что их хитрая и двуличная бабушка была права в отношении этого страшного дяди Альфреда, когда родительская любовь переходит все мыслимые границы и превращает человека в зомби. Неожиданно Том понял, что ради Билла он способен сделать то же самое. Сейчас в его голове роилось множество вопросов: как обезопасить мальчика от объявившегося дяди, что задумала бабушка и почему родной отец Билла позволил поместить мальчишку в приют при живых родственниках.
На счёт отца у Тома было особенно много вопросов, и если его бабушка вполне могла преследовать корыстные цели, то позиция мужчины порождала много вопросов.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Тому было хорошо. Он даже не знал, что хорошо может быть от таких простых вещей. Мягкий ночник, кружка чая, тупой сериал и сонный осенний дождь за окном. Он и Билл сидели вдвоём кровати, закутавшись в общий плед, и предавались пафосному безделию. Точнее, бездельничал один Том, тупо пялясь в экран телевизора. Билл усердно рисовал на тумбочке, высунув от усердия кончик языка. Количество его эскизов перевалило за сотню, но мальчишка, вошедши во вкус, прорисовывал всё новые детали и подробности.
— Наверное, надо ужин приготовить? — Том лениво потянулся и щёлкнул пультом телевизора.Билл на секунду оторвался от своего рисования, не глядя мотнул головой в сторону настенных часов и снова уткнулся в альбом.
— Уже темнеет, — со вздохом констатировал Том, — пойду на кухню.
Билл опять помотал головой, старательно прорисовывая костюм короля.Тома почему-то умиляла эта манера Билла с особой тщательностью прокрашивать пустое белое пространство. Он словно впадал в транс, наблюдая, как безжизненное полотно под его кисточкой или карандашом приобретает сочные краски жизни. Надо сказать, эскизы получились нарядными, яркими, словно и в самом деле были из той надменной и показной эпохи.
— Ты совсем ничего не ешь, — укорил Том, — скоро одни кожа да кости останутся. Пока ты лежал в больнице меня постоянно ругал врач, что я морю тебя голодом. Так никогда не поправишься. Давай, хотя бы чаю.
Билл оторвался от рисования и выразительно посмотрел Тому в лицо.
— С конфетами и печеньем, — поспешно пообещал Том.Билл отложил карандаш и нырнул к Тому под плед, обвил тонкими ручонками за талию и прижался всем телом.По началу эта манера внезапно бросаться на шею и прижиматься, повергала Тома в ужасное смущение, особенно если дело происходило на людях. Билл вёл себя, как маленькая мартышка. Плевав на все приличия, свой довольно большой возраст и реакцию окружающих, он вцеплялся в Тома, как детёныш обезьяны и долго вис на его «шерсти».Только через некоторое время Том вспомнил рассуждения фрау Эструп. Учительница говорила, что приёмные дети, если в семье царит лад и понимание, становятся необыкновенно ласковыми. Даже немного навязчивыми в своём желании получить порцию внимания и нежности от приёмных родителей. Во всяком случае, гораздо более ласковые, чем родные дети, воспитанные с младенчества. Сама фрау Эструп наблюдала, как её воспитанница, уже будучи барышней двадцати пяти лет, обнималась и целовалась с приёмной мамочкой, не взирая на пристутствие посторонних людей.
«Такие дети, как бы компенсируют ту порцию ласки и внимания, которую не получили в раннем младенчестве, то есть в самый комфортный период своей жизни, — рассказывала педагог Билла, — их не носили на руках, не умилялись, не пели колыбельную, не прижимали к себе. А знаете, Том, почему маленькие дети, играют-играют, а потом вдруг подбегают к мамочке и прижимаются к её телу? Незримая связь с мамой может продолжаться долгое время и такие объятия как бы напоминают ребёнку, что он единая часть этой женщины, капля плоти вышедшая из этого организма».
— Ну, — поторопил Том, подхватывая тощее тельце и прижимая к себе, и когда Билл согласно кивнул, коварно добавил, — с бульоном и котлетой.
Надо сказать, что эти невинные прикосновения Билла оказались не такими уж противными. Уже сам, своим умом, Том додумался, что мальчишка никогда не получал столько ласки, сколько требовалось его организму. Как только что выяснилось его отец был холоден и суров, он недолюбливал сына от непутёвой жены, бабушка вечна занята собой, а тётка попросту равнодушна.
Билл со вздохом кивнул. Ел он по прежнему плохо и поправлялся медленно. Том встал, чтобы пойти на кухню.
Пока он возился около плиты и массивного старомодного холодильника ему неожиданно припомнился небольшой эпизод произошедший с ними в больнице.
— Я с тобой, — Билл выразил желание прогуляться по коридору, а точнее, проехать на Томе верхом до дальнего огромного витражного окна. Он уже поправлялся и иногда братья совершали прогулку по длинному больничному коридору.
— Поехали, — согласился Том, закидывая Билла к себе на закорки.
В больнице к ним уже привыкли и, к вящему удовольствию Тома, нередко умилялись его наивной, но трогательной заботой о младшем.
Лошадка Том и ковбой Билл благополучно миновали горный перевал около поста медсестры, напоили уставшего коняшку около кулера и даже немного ограбили почтовый поезд в районе холодильника. Когда Том аккуратно ссадил Билла на диван и принялся доставать контейнеры с едой, которые добросовестно привозила Карла, его окликнули:
— Герр Каулитц, к вам пришли.
Том думал, что это Карла или кто-нибудь из его друзей и очень удивился, когда в глубине больничного коридора показалась бабушка и тётка. Надо сказать, что за всё то время, как Билл переехал к Тому, ни бабка, ни тётка ни разу не навестили вновь обретённого внука и племянника.
— Чмок-чмок, — фальшивые поцелуи в воздух, без прикосновения губами, — Карла сказала, что вы здесь уже вторую неделю.
— Да, — Том коротко кивнул, — у Билла до сих пор плохое дыхание в лёгких.
— Какой красивый мальчик, какая куколка, — запричитала тётка, пытаясь схватить Билла за руки и расцеловать совсем не картинным образом. Билл вполне предсказуемо попятился и спрятался за Тома.
— Он такой слабенький, худенький, надо его получше кормить, — наставительно сказала тётя Ирма, хотя, к необъяснимому злорадству Тома, не привезла для ребёнка даже конфетки.
Том неопределённо пожал плечом.Несколько минут прошло в неловком молчании. Том пытался понять с какой целью приехали его родственники. Родственники, в свою очередь, тупо молчали, видимо, не зная, как оправдать этот пустой ненужный визит. К счастью, неловкую паузу нарушил лечащий врач Билла, молодой и сердитый герр Нойманн.
— Извините, герр Каулитц, — врач подошёл быстрым решительным шагом и взял Тома под руку, — я бы хотел с вами поговорить.
— Да, — Том опасливо покосился на Билла и отошёл с доктором в сторону, — я вас слушаю.
— Мы провели всестороннее обследование вашего брата, — торопливым казённым языком начал доктор Нойманн, — и пришли к выводу, что миндалины мальчика всё же придётся удалить. Наш отоларинголог считает, что его гланды уже не являются иммунным фильтром, а наоборот, выступают в роли дополнительного очага инфекции. Мне не нравится его жёсткое дыхание и, главное, шумы в сердце, которые могут быть спровоцированны начинающимся ревматизмом.
— Ну да, если это необходимо, — Том слегка растерялся, — и когда же назначена операция?
— Вот об этом я и хотел бы поговорить, — доктор открыл карту, которую держал в руках, — к сожалению вы уже исчерпали весь лимит вашей страховки и средств на проведение операции явно не хватает. И если вы всё же согласны провести операцию именно сейчас, то вам придётся оплатить это вмешательство наличными деньгами.
Том растерянно посмотрел на врача, пытаясь прокрутить в голове сразу две мысли. Визит родни и материальные расходы.
— Я понимаю, что эта проблема несколько не вписывается в ваши планы, — герр Нойманн, видя растерянность Тома, сказал более примирительно, — у вас есть время подумать. По нынешнему состоянию я уже могу выписать Билла домой, но всё же очень рекомендую подумать на счёт проведения операции. Ситауция не очень хороша и вам следует подумать об операции. Не волнуйтесь, это вмешательство хорошо отработано и не требует длительного периода восстановления. К тому же, оно не так дорого и не потребует коллосальных средств.
— Да, хорошо, я подумаю, — растерянно пробормотал Том, — я обязательно подумаю.
— Всего хорошего, герр Каулитц, — доктор коротко махнул рукой, — жду вашего решения. Врач ушёл, и Том вернулся к родственникам.
— Что-то случилось? — осведомилась бабушка.
— Да, Биллу нужна срочная операция по удалению миндалин, — Том кивнул.
— Ни в коем случае, — бабушка заголосила так неожиданно, что Том невольно вздрогнул, — ни в коем случае. Миндалины — это барьер против инфекции. После их удаления инфекция будет спускаться прямо в дыхательные пути, нигде не задерживаясь.
— Да, — подхватила тётка, — к тому же, это может повлиять на голосовые связки. Помнишь мою знакомую? После удаления миндалин она совершенно потеряла голос.
— Да, но врач говорит, что у Билла большой риск развития ревматизма, — Том покосился на брата и видя, что мальчишка испуганно насторожился, прижал его к себе.
— Это глупости. Врачам лишь бы резать, чтобы меньше возиться, — вскипела бабушка, — конечно, консервативное лечение миндалин входит в обычную страховку, а операция нет, вот они и провоцируют тебя на вмешательство, чтобы содрать побольше денег.
— Да, но у Билла развивается ревматизм, — испуганно вставил Том.
— Он разовьётся скорее, если ты позволишь удалить мальчику миндалины, — решительно ответила бабушка, — подумай, Том, хорошенько подумай.
— Герр Каулитц, Биллу пора на укол, — позвала дежурная медсестра, — проходите, пожалуйста, в процедурную. Не смотря на то, что Билл ужасно боялся уколов, Том даже обрадовался такому повороту событий и когда они вышли в коридор, любимых родственников уже нигде не было.
В тот день Том был очень разочарован этим лицемерным визитом, но сейчас им вновь овладели тревожные мысли о состоянии здоровья брата и предстоящих расходах. А недавний побег Билла лишь добавил масла в огонь.
" Неужели они не видят, как мне трудно? — стучало в мозгу у Тома, — У нас совершенно нет денег. К чему эти слащавые визиты, если добрые родственнечки даже не планируют помочь. Как хорошо устроились. Как здоровы быть добрыми чужими руками. И эти миндалины! Удалять или подождать? А вдруг и вправду ревматизм? Что тогда? Жизнь на лекарствах и перспектива инвалидности?
Он машинально грохнул кастрюлю на конфорку. Очень хотелось курить. Том уже полез было за пачкой сигарет, что лежала на краю столка, как в кухне появился Билл.
— Том, я спать хочу, — смущенно признался он.
Он, вообще, часто засыпал в самое неподходящее время, а теперь ещё и этот злополучный побег.
— Мне кажется у тебя опять температура, — Том почувствовал, как его даже через рубашку шибануло нестерпимым жаром от тощенького тела, что доверчиво липло к его плечу, — и это после целого курса уколов. Вот зачем ты только сбежал? — в отчаянии выпалил он.
— Я больше не буду, — Билл сонно потёрся носом об его рукав, — Том, я так хочу спать.
— Да, конечно.Иди в комнату. Я сейчас.
Том выключил под кастрюлей газ и прошёл в спальню вслед за Биллом.
— Ты побудешь один пока я сгоняю в аптеку?
— А ты быстро?
— Очень быстро, — рассеяно пообещал Том, — ложись.
Пока Билл устраивался на старом скрипучем диване Том то и дело горестно вздыхал.
Опекунского пособия хватало максимум на несколько дней, а мелкого требовалось хорошо кормить и одевать, так как надвигающаяся зима обещала вполне ощутимые морозы.
— А аптека далеко? — Билл высунул нос из-под старого протёртого пледа. Чёртова нищета. У них в доме нет ни одной приличной новой вещи. И холодно, как в погребе. Вредный домоуправ наотрез отказался включать отопление, за неуплату. А Билл! За его внешний вид невольно становится стыдно и больно. После перенесенной болезни он осунулся ещё больше, побледнел и неожиданно вытянулся. Его тонкие хрупкие руки торчали из рукавов старой вытянутой кофты почти наполовину, отчего Том поморщился ещё больше. Парень растёт и требует новой добротной одежды. Играть в заботливого старшего брата было хорошо только на публику. На самом деле все эти финансовые проблемы ни сколько не способствовали их пока ещё очень хрупкому и робкому взаимопониманию.
— На проспекте, — коротко бросил Том, натягивая куртку и поглядывая на младшего брата с одновременным чувством досады и жалости, — не обещаю, но если останется сдача куплю тебе, что-нибудь вкусное.
Молодой человек вышел на улицу и зашагал прочь от дома. Он прошёл по старинной тихой улочке, на самом деле, не столько в аптеку, сколько лишь бы не сидеть дома и наблюдать унылый взгляд Билла. Том невольно поморщился. Жалость, которая проснулась в больнице, под действием обстоятельств, пригасла как-то сама собой, и сейчас Том испытывал досаду за своё слабодушие и мягкотелость. Он отлично понимал, что брата надо любить, лелеять и холить, как мелкого и слабого. Но его самого никто не жалел и не холил, и навалившиеся проблемы предстояло решать в одиночку.Том свернул в очередной переулок и, сам того не замечая, вместо аптеки направился к старому лютеранскому кладбищу, где покоился прах их непутёвой матери. Шагая по отполированным камням мостовой, Том вдруг почувствовал странную и даже инфантильную ревность по отношению к Биллу. Ему вдруг стало до боли обидно, что судьба распорядилась с ним более сурово. Его мелким хотя бы восхищались, отдавали должное его тихому нраву и милой внешности. Билла не шпыняли, не ругали за проказы, не подозревали во всевозможных проделках. Он был слабенький и болезненный. Его даже не пытались нагружать делами. Аутичный и странный, он с самого детства не знал материальных проблем. Том уже знал, что Билл никогда не ходил в магазин, не планировал траты, не учился зарабатывать деньги. Изначально все эти проблемы решались без него. Маленький брат даже не подозревал, что Том в его возрасте уже умел зарабатывать, а если быть более точным, мастерски мошенничать в карты, ловко воровать в магазине и виртуозно облапошивать одноклассников в разных пари. Был в багаже Тома и мелкий криминал, он даже имел приводы в полицию, и даже приторговывал сигаретами с травкой. Ничего серьёзного на Тома накопать не смогли, но с тех пор у него остался почти панический страх перед полицейскими и тюрьмой. И вот теперь в угоду желанию быть мудрым и добрым, он сам собственноручно взвалил на свои плечи совершенно ненужные проблемы. Том шёл к кладбищу и мысленно ругал себя за податливость и безволие. Любить Билла было хорошо со стороны. Милый и красивенький, он производил благоприятное впечатление на окружающих, как бы заранее собирая бонусы хорошего отношения. На самом деле Тому претила его замкнутость и непонятный скрытный нрав. Даже его болезненность была противной, совсем не мальчишеской, и сейчас Том содрогался от отвращения, что раскис, расчувствовался и вёл себя в больнице, как старая дева с подкидышем. Он мучительно боролся с двумя полюсами, куда его бесконечно перетягивало собственное я. С одной стороны, мудрый и добрый Том-перфекционист был готов исправлять погрешности недоброго мира своими руками, с другой стороны Том-недоросль требовал внимания и поклонения.Разобиженный на весь белый свет, на Билла, на родственников и друзей, Том вошёл на территорию кладбища и направился по знакомой аллее. Он не был здесь с самого дня похорон и даже не удосужился сводить Билла. Он не знал, какие отношения связывали младшего брата с их матерью, и решил пока не экспериментировать. Надо сказать, что у него самого тоже не было потребности сидеть на могиле и проводить часы в долгих исповеданиях. Просто сейчас Тому хотелось уединения, а кладбище всегда привлекало молодого человека умиротворяющей и мистической тишиной.Том миновал старинные мрачные склепы, густые заросшие участки давних захоронений и вышел к скромному, пока ещё голому участку с урнами. Том поискал глазами скромную серую плитку и неожиданно натолкнулся взглядом на одного из посетителей. Возле стены колумбария вальяжно прогуливался Генрих, кутаясь в тёплое кашемировое пальто.
— Ты что здесь делаешь? — этот вопрос молодые люди задали одновременно.
— Я к маме пришёл, — Том невольно покраснел и нетерпеливо посмотрел на Генриха. Если у него и была какая-то приличная отмазка, то Генриху здесь делать было явно нечего.
— Да так, гуляю, — Генрих без тени смущения пожал плечом.
— Что, прямо вот так, на кладбище? — позволил себе усомниться Том.
— Я, конечно, не гот, но кладбища люблю, — Генрих неожиданно занервничал и усмехнулся как-то совсем не натурально, — тишина, покой, умиротворение.
Оба неловко замолчали. У Тома не было сомнений, что он явно мешает Штаубу. Но возвращаться домой к голодному Биллу в пустую нетопленную квартиру ему совсем не хотелось, и молодой человек неловко потоптался на месте. Чёрт бы побрал Генриха. Что ему здесь надо?
— Как дела-то у тебя? — поинтересовался Генрих, закуривая очередную сигарету, — что-то ты в последнее время как в воду опущенный. Я слышал, что Билл удрал из дома?
— Было дело, — Том невесело хмыкнул, — уже вернулся. Здоровье не важно. Ему надо срочно удалять миндалины.
— Пустяковая операция. Чего грустить-то? Подумай о хорошем. Спектакль вон на носу. Потом Рождество.
— Ну, не совсем пустяковая, — поморщившись, сообщил Том, — ему восстанавливаться надо будет. Питание хорошее. Лекарства опять же. Из одежды совсем вырос.
— Что, с деньгами плохо? — догадался Штауб.
— Не то слово, — Том снова вздохнул и, не выдержав, всё-таки пожаловался, — пособия самое большее на неделю хватает. Жрать и то не на что.
— Ммм, хреново, — промычал Генрих, — а родственники твои? Они помогают?
— Издеваешься? — презрительно фыркнул Том и осторожно посмотрел на Генриха. Тот действительно нервничал. Поминутно доставал мобильный телефон, смотрел на время, проверял смски. Похоже, он кого-то ждал, и Тому было самое время убираться восвояси.
«Штауб, наверное, готессу себе завёл, — подумал Каулитц, — вот и шляется теперь по кладбищам, а я им мешаю». Он вздохнул и, не зная, как вежливо удалиться, тоже начал поглядывать на мобильник и ковырять ногой гранитную дорожку колумбария.
— А поработать? — поинтересовался Генрих.
— Пока не получается, — вздохнул Том, — по специальности меня ещё не берут, а в других конторах требуют на полный рабочий день. А мне не разорваться: и в универ надо, и за мелким присмотреть. Ищу, чтобы было свободное расписание.
Генрих сочувствующе покачал головой. Несколько минут опять помолчали.
Стояла глубокая осень, и серый пасмурный день неумолимо катился к закату. Над кладбищем нависли рваные сизые тучи, и от мрачного холодного пейзажа Тому стало совсем не по себе. Дул пронзительный северный ветер, обещая скорое выпадение снега. Каулитц зябко поёжился (его собственная курточка тоже оставляла желать лучшего) и решил удалиться без всяких вежливых расшаркиваний.
— Том, постой, — уже в спину окликнул Генрих, — я вот что хотел тебе предложить, — он помялся и, запинаясь через каждое слово начал объяснять, — есть способ заработать. Причём, неплохие бабки. Только ты хорошенько подумай. Не отказывайся сразу.
Том невольно насторожился. В его мозгу начала вырисовываться логическая цепочка: кладбище — Генрих — заработок. Всё это отдавало чем-то странным и подозрительным, но Тома уже разобрало любопытство.
— Я тебя внимательно слушаю, — встрепенулся он.
— Томми, ты… это.
— Да не тяни ты кота за хвост, — обозлился Том, — говори, как есть. Я не мальчик, переживу как-нибудь.
— Ну, ты знаешь. Сам ведь когда-то приторговывал, — Генрих пожал плечом и посмотрел Тому в глаза.
— Травка, что ли? — догадался Каулитц-старший.
— И не только, — Генрих поспешно кивнул, — ты не волнуйся. Всё продумано. Опасность минимальная. Здесь на кладбище забираешь в ячейке колумбария. А потом к тебе в универе подходят и забирают. Ты их не знаешь. Никого искать не надо, они просто сами к тебе подойдут и заберут. Очень удобно. Тебе тем более. У тебя мама недавно умерла, никто и не заподозрит, почему ты на кладбище ошиваешься.
— О, нет, — Том решительно покачал головой, — только ни это.
— Ок, Генрих примирительно поднял руки вверх и умоляюще зачастил, — Томми, только ты смотри, никому. Я на тебя надеюсь, мужик! Не подведи! Мне иначе головы не сносить.
— Могила! — недвусмысленно хихикнул Том и решительно зашагал прочь.
Когда он вернулся домой, было уже темно. Чертыхаясь и спотыкаясь в сумрачном подъезде, он с трудом нашарил замочную скважину и вставил ключ. В квартире, как ни странно, было тепло и пахло поджаренным хлебом. Том разделся и, потирая озябшие руки, прошёл в комнату. Его встретила Карла.
— Чего это у нас так жарко и жрачкой пахнет? — поинтересовался он. Девушка сидела на кровати. Билл, как ни странно, спал. Он весь съёжился и из-под старенького пледа торчали его худые ступни в драных носках.
— Тише, — шикнула Карла, — мелкий у дворника дров выпросил и камин растопил, потом все бутылки собрал, сдал и купил хлеба с чаем.
— Неужели у нас было столько бутылок? — ужаснулся Том.
— Похоже, он ещё и так насобирал, — вздохнула Карла, — не включай свет, пусть поспит. У него опять температура. Думаю, простыл, пока по улице шатался. Горит весь. Думаю, не меньше тридцати девяти. Принеси-ка градусник!
— Тридцать восемь, — констатировала Карла, — я вызову врача.
— Может, обойдётся? — с надеждой спросил Том, тупо разглядывая шкалу термометра, — как же так? Мы ведь только что из больницы.
— То-то и оно, — вздохнула Карла, — а сколько он бродил по улице раздетый.
— Наша страховка не покрывает расходы, — взмолился Том, — мы истратили всё до последнего цента.
— Я заплачу за визит врача, — Карла встала и прошла в прихожую, — постарайся наскрести хоть немного налички, надо будет купить лекарства. И уложи Билла в постель.
Том тяжело вздохнул. Ну что за напасть такая? Почему неприятности сыпятся на него как из прохудившегося мешка? Как будто он прогневал Бога, и тот решил наказать за все прегрешения сразу. Он сходил в комнату Билла, расстелил постель и перетащил мальчишку в кровать. Билл был горячий и слабый. Его вялые руки безжизненно мотались из стороны в сторону, пока Том укладывал его в постель. Слабый, похудевший, чуть живой от жара и боли в горле, он даже не мог разлепить веки, чтобы оценить происходящее. На этот раз врача пришлось ждать долго. Том несколько раз выходил покурить на улицу, нетерпеливо вглядываясь в тёмную даль их тихой улочки. Время приближалось к полуночи, а доктора всё не было. Билл же весь пылал, несмотря на две таблетки аспирина, которые ему дала Карла. От интоксикации его вырвало, и он лежал на кровати чуть живой, глядя в потолок пустыми мутными глазами.
— Я не знаю, что делать, — призналась Карла, — доктора всё нет, а у него температура под сорок.
В дверь громко и решительно позвонили. Врач был тот же самый, что вёл мелкого в больнице. Он долго и внимательно осмотрел заболевшего, потом сделал укол и велел хорошенько укутать.
— Что с ним? — Том так нервничал, что сам незаметно для себя, беспрестанно дёргал подол и без того растянутой старой толстовки. Его мучила проблема отсутствия денег, но ещё больше Том боялся, что Биллу станет совсем плохо, и он умрёт, тем более, что сам Том почти не болел и ничего не понимал в лекарствах.
— Ничего особенного, — герр Нойманн высказал явное неудовольствие по поводу плохого досмотра за ребёнком, — я же вас предупреждал, что он очень слабый, иммунитет никуда не годится. Мальчика надо беречь, хорошо кормить, тепло одевать. Небось, ноги промочил, и готова простуда.
Том невольно покраснел. Сегодня, пока он шлялся по улицам и впадал во вселенскую тоску, Билл собирал бутылки и банки, чтобы вечером покормить семью. Том невольно перевёл взгляд на скромные поджаренные кусочки хлеба и жидкий чай, которые стояли на столике, и ему стало невыносимо стыдно.
— Я пропишу ему антибиотики, — Герр Нойманн из портфеля пачку рецептов и начал писать, — предупреждаю сразу лекарство дорогое. Мы уже давали вашему брату антибиотики, и к прежним препаратам уже не будет чувствительности. Ему нужен новый и сильный препарат. И помните про миндалины.
Том покорно кивнул. Доктор сделал ещё несколько распоряжений и, пообещав навестить заболевшего завтра, ушёл. Карла пошла запирать двери, а Том остался с Биллом. После укола ему стало полегче, и он смотрел на старшего брата испуганным жалобным взглядом. Билл явно стыдился, что опять заболел и доставил кучу проблем. Том нервно прошёлся по комнате, зачем-то переставил на столике Билловы игрушки, потом посмотрел в окно. Из его головы не выходили поджаренные кусочки хлеба, и он старательно не смотрел в сторону скромного ужина.
— Я скоро приду, — наконец, хрипло сказал Том.
— Опять в аптеку? Да?
Билл сделал неопределённое движение головой, которое, видимо, означало полное отсутствие денег, и испуганно сжался в комок.
— Не ссы, лягуха, — грубовато отрезал Том, — болото будет наше! Я скоро!
Дежурная аптека находилась в двух кварталах от дома. Том преодолел это расстояние буквально за десять минут и уже на крыльце запоздало сунул руку в карман. На ладони в свете ночного фонаря жалко посверкивали три медные монетки. Том вспомнил, что на последние деньги он сегодня купил пачку дешёвых сигарет. От досады Том громко выматерился и сплюнул под ноги. Он рассчитывал купить хотя бы часть прописанных препаратов, и вернуться домой с пустыми руками было выше его сил. Несколько минут молодой человек стоял на крыльце, чувствуя, как на его плечи как будто опустили бетонную плиту. Перед глазами стояли кусочки поджаренного хлеба и пылающий от жара младший брат. Том тупо смотрел себе под ноги, желая провалиться сквозь землю. В какой-то миг ему вдруг захотелось бежать. Куда угодно. Прочь. Подальше от всех этих проблем, от Билла, от Карлы, вообще подальше от всех знакомых и друзей, кто знал его насущные дела.
Потом Том медленно вытащил трубку и, держа её, словно гадюку, на приличном отлёте, медленно набрал номер Генриха.
Меньше, чем через час Том уже выходил из супермаркета, плотно прижимая к себе пакет с апельсинами, соком, нарезкой и хлебом. А в кармане приятно шелестел пакетик с лекарствами и плотный рулончик денег.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Пятясь задом и обливаясь потом, Билл втащил в небольшую гримёрную огромный свёрток с декорацией и, шумно отпыхиваясь, свалил его на диван. Это был третий, осталось ещё два. Едва мальчишка разогнулся, как в маленькую комнату ввалилось сразу несколько человек.
— Туфли, туфли, я не могу идти на сцену босиком, — Карла заметалась по комнатушке, разыскивая свою королевскую обувь, — все ищем мои туфли.
— А я потерял роль, — Вальтер, в отличие от бестолково топчущейся Карлы, начал энергично обследовать ящики стола и трюмо, — ну куда же она запропастилась? Чёрт, я отлично помню, что положил её на стол.
Его монолог прервал Генрих:
— Шляпа, — заорал он, — кто сидел на моей мушкетёрской шляпе и смял её?
Билл от греха подальше выскользнул в коридор и устало прислонился к стене. После его болезни прошёл почти месяц, но порой Билл чувствовал себя настолько плохо, что был вынужден останавливаться и пережидать приступы дурноты. Тем не менее, вся эта закулисная суета, весёлые друзья Тома и какая-то бесшабашная театральная возня нравились ему чрезвычайно. Ещё пару месяцев назад Билл даже мечтать не мог, что станет таким центром внимания. Что с ним будут советоваться, как со взрослым, что он станет таким знаменитым и уважаемым. А всё благодаря Тому.Билл подошёл к балюстраде и внимательно посмотрел вниз, разыскивая брата глазами. Поначалу он не очень-то ему верил, точнее, не верил свалившейся удаче, и вот надо же, как оно всё повернулось. Конечно, Том порядочная бука и зануда, но Билл очень скоро понял, что это всего лишь маска. Том просто боится показаться слабым и добрым. А на самом деле, он очень славный и заботливый. Сколько он всего сделал для Билла, сколько накупил, сколько потратил времени. И самое главное, он всегда был рядом. Особенно в больнице. Где Биллу было очень страшно и тоскливо. Буквально, не отходил ни на минуту. Порой просто держал за руку, и от этого уже становилось легче. Наверное, впервые в жизни Билл почувствовал себя защищённым и нужным. Порой, даже неловко становилось, что он познакомился с ним так нелюбезно. Брат. Старший брат. А какой он красивый. А какой он красивый. Хм, только причёска у него странная. Дрей… брей… тьфу., как их там??? Надо будет спросить. И потрогать. Странно, они столько времени вместе, а Билл так ни разу и не потрогал эти странные штуки на его голове. Хи-хи… волосяные колбаски. Интересно, Том расплетает их, когда моется? Это тоже надо спросить. Или нет. Том, конечно, рассердится или ещё вернее — смеяться начнёт. Нет, всё-таки его брат просто супер. Такой весёлый, задиристый. Билл отлично видел, как на Томе виснут девчонки. Интересно, он таким же вырастет? Все говорят, что они очень похожи. А вдруг на нём тоже начнут виснуть девчонки? Хм…но они же чужие. Интересно, это приятно целоваться с чужими девчонками? Билл даже невольно покраснел при одной мысли о том, что его возьмёт и поцелует какая-нибудь девочка. Правда, все его знакомые барышни — это ровесницы Тома, его однокурсницы и представлять себя с такими взрослыми девушками просто нелепо. Надо будет подумать о тех одноклассницах, что учатся в его новой художественной школе. Хотя зачем целоваться и обниматься с чужими? Гораздо приятней и безопасней делать это с тем, кто родней и ближе. Как Том, например. С ним так приятно обниматься. Зарываться носом в его толстовку, обнимать руками и прижиматься всем телом. Ведь он самый родной, самый лучший. Он не предаст и не обидит. И пахнет от него всегда так хорошо. Чем-то тёплым и сладким. Так пахнет в жаркий полдень на лугу. Терпким и медовым. Вот бы подушиться его одеколоном. Хотя, стоп. А на полочке в ванной нет никакого одеколона. Том пахнет так сам! Вот Карле везёт, её он целует! Приятно, наверное, когда к тебе прикасаются такие губы. Билла он только обнимает, и то, не на людях. А уж поцеловал-то всего один раз, да и то, как-то неловко и криво, словно стесняясь, пока Билл спал после наркоза и ничего не чувствовал. А что здесь такого? Они же родные! Надо будет и это спросить. Почему неприлично целоваться на людях? И вообще, где же ты шляешься, милый братишка, когда твой младшенький так проголодался? Подскакивая, словно козлёнок. Билл сбежал вниз по лестнице и поймал Тома за руку. Тот был чем-то чрезвычайно озабочен. Он задумчиво крутил перед собой мобильный телефон и, кажется, не замечал, что Билл вертится рядом.
— Том, я есть хочу, — Билл выцарапал крупную тёплую ладонь и прижался к ней щекой, — пойдём поскорее.
С некоторых пор он вдруг начал есть и днём и ночью, словно навёрстывая те годы, когда от тоски и раздумий пища не лезла в глотку. Билл вёл себя словно благородная собачка, сбежавшая от хозяйки и не брезгующая порыться в объедках. Он ел всё, что плохо лежало, не стесняясь кусочничать или ныть в магазине.
— Ну, Том, пойдём скорее в кафе!
А ещё он начал говорить. Пока не много и не часто. Стеснялся оттого, что отвык и порой не мог сформулировать мысль. Но говорил фразами. Достаточно сложными и разумными.
— Том, ну! — Билл обнял Тома двумя руками и привычно зарылся лицом в старенькую толстовку, — Слышишь, как урчит в животе?
— Сейчас, потерпи немного, — Том расцепил тонкие ручонки и подошёл к какому-то парню со старшего курса. Билл разочарованно нахмурился. Тем более, что Том отлучился только на пять секунд, чтобы взять маленький пакетик. Для этого было совершенно не обязательно отталкивать младшего от себя.
— Фигня какая-то, — Билл обиженно кивнул на пакетик и, тут же забыв, зачастил, — купи мне булочку. Нет, две. С джемом и сосиской, — Билл умильно улыбнулся и опустив глаза, скромно добавил, — а лучше три.
— Ну всё, завтра генеральная репетиция, — подталкивая Билла к автобусу, констатировал Том, — а потом премьера. Костюмы, надеюсь, готовы? Билл кивнул. Том подвинул его к свободному сидению и строго поинтересовался:
— А уроки ты выучил, отличник? Завтра будет уже не до занятий.
Билл старательно закивал, хотя на нём висела математика и физика. Но на кой чёрт ему сдались эти предметы? Ведь всё ясно как божий день. Он выучится, станет художником, и все эти точные науки в его жизни никогда не пригодятся. А сосчитать стоимость булки и сосисок в супермаркете он сможет и без всяческих интегралов с законами Ома.
— Между прочим, мы сегодня на хозяйстве одни, — напомнил Том, — Карла поехала домой. Дела у неё какие-то, — проворчал старший брат, а Билл невольно просиял. Сегодня их ждёт чудесный холостяцкий вечер, с пивом, мультиками и посиделками на кухне до глубокой ночи. И главное, при всём при этом не будет нудных нотаций про режим, алгебру и немытые руки. Том будет принадлежать только ему одному.
— Давай выйдем здесь, — Том кивнул на белоснежную громаду торгового комплекса, — а то у нас в холодильнике пусто, а ты вечером заноешь — хочу булочку, хочу чипсов, хочу каку на лопате. Билл невольно захихикал. Какой у него всё-таки замечательный брат. Вроде и говорит давно не смешные вещи, но в его устах это звучит так, что животик надорвёшь. Пока они бродили среди полок и выбирали, чем будут ужинать, Билл ни на минуту не прекращал любоваться братом. Его даже подкалывало от ревности, когда на него бросали аналогичные взгляды молоденькие девушки-продавцы.Вот было бы здорово приехать с Томом в приют, навестить фрау Эструп. Пусть его увидят все прежние обидчики и задиры. Они-то до сих пор сидят в детском доме, а они приедут нарядные, на Томовом мотоцикле, обязательно с подарками и гостинцами. Все из себя щедрые и великодушные. Теперь-то никто не посмеет сказать, что Билл наркоманский выкидыш и сын проститутки.Когда к нему приезжала мама, он стыдился её, старался увести подальше и демонстративно сокращал время визита до минимума. Она приезжала довольно часто, слюняво целовала «малышика» в губы, распространяя ужасный запах перегара, нарочито громко восхищалась тому, как он вырос, а потом начинала громко рыдать пьяными слезами. Но самое ужасное заключалось в том, что хорошенько проплакавшись, мамочка, шла в корпус, ловила каждого встречного ребёнка и долго внушала, что Билл самый милый сыночек, и умоляла его не обижать. Дети помладше испуганно шарахались от шатающейся тётки с размазанной косметикой, а старшеклассники наоборот находили отличный способ поиздеваться. Они кидались к Шарлотте в объятия, громко надсадно ревели, изображая горе, и потом клятвенно обещали защищать малыша до последней капли крови. Шарлотта опять начинала рыдать, лезла целоваться к милым детишкам, и кончалось всё это одинаково. Фрау Эструп вызывала охрану, и сердитый герр Пелко выдворял мамашу на улицу. В такие дни Билл не мог есть. От всего происходящего было мучительно стыдно и горько. А вечером его ждали тычки, тумаки и угрозы. Порой весьма болезненные и главное несправедливые. А один раз красавица старшего класса девушка по имени Матильда оттаскала Билла за волосы. Её парень увидел, как Шарлотта повисла на шее Матильды, и решил, что она мамаша девицы. Попробовала бы она теперь тронуть Билла хоть пальцем, когда с ним такой серьёзный и красивый брат.
— Билл, да ты спишь что ли? — младший очнулся от оклика старшего брата, — я уже третий раз прошу расстегнуть рюкзак. Это всё твоё, понесёшь сам, — Том сгрузил кучу пакетов и кульков в распахнутый рюкзачок и громко сказал, — Поехали. Темнеет уже.
Домой они завалились, когда над городом распростёрся ранний осенний вечер. Том протопал на кухню, включил плиту и чайник, а Билл начал перекладывать покупки в холодильник.
— Что готовим? — спросил Том, — яичницу или спагетти?
Билл на секунду задумался. Порешили, что холостяцкие посиделки стоит отметить картофельным пюре с сосисками, и младший отправился мыть руки.В ванной Билл опять задумался, машинально запуская мыльницу, как лодочку. Он всем сердцем полюбил их старую квартирку и уже не представлял себе жизни без милых закутков, гулкой ванны и уютного дворика. Он буквально боготворил Тома за то, что тот дал ему возможность бывать одному, за отдельную комнату, за покой и комфорт. Попробовал бы Билл в приюте мыть руки по полчаса и пускать в раковине кораблик.Надо сказать, что благодаря Биллу их скромное жилище преобразилось. Что-то купили, что-то подарили, что-то просто отдали. Билл сам сшил на старенькой машинке занавески, расставил игрушки, повесил картины. Он был милый и услужливый, соседи часто дарили ему домашние вещи, и хозяйственный мальчишка тащил в дом всё, что приглянулось его взору. «Хорошо бы ещё собачку завести или кота, — сам с собой рассуждал Билл, — тогда дом будет совсем живой».
— Билл, да что сегодня с тобой, устал что ли так? — окликнул Том, — зову зову, принеси полотенце из шкафа. Это совсем грязное.
Пока они ужинали, Билл то и дело кидал на Тома любопытные взгляды. Интересно, а Том его любит? Всё-таки так и не понятно, зачем он его взял. Вроде добрый, заботится, всё покупает, даже уроки с ним делает, но почему всегда такой хмурый? Не улыбнётся лишний раз, не приласкает, а если и обнимет, то так, словно повинность исполняет. И лицо у него сразу становится испуганное, словно перевёрнутое.
— Уроки сделал? — ещё раз спросил Том, — точно? Что-то я не видел тебя за учебниками.
Пришлось признаваться, что задачу по алгебре он не решил, да и на физику тоже забил. Хорошо, что Билл теперь ходит в специальную художественную школу. Класс там крошечный, и за общеобразовательные предметы не ратуют даже сами педагоги. Но всё же стыдно приходить в четвёртый раз с пустой тетрадью. Пока Том пыхтел и грыз кончик карандаша, Билл сделал за брата задание по черчению и потихонечку рассматривал старшего, изучая, как тот хмурит брови.
— Том, а ты меня любишь? — вдруг (даже неожиданно для самого себя) спросил Билл, — ну любишь? Или так просто?
— Что просто так? — Том вздрогнул и оторвался от тетради.
— Ну просто так взял меня из приюта или полюбил? — Том даже крякнул от неожиданности. Выпустил из рук карандаш и с недоумением посмотрел на младшего брата.
— Ну и вопросы у тебя, — хмыкнул он и, увиливая от ответа, зачастил, — открой-ка задачник. Что-то у меня не сходится. Ну и примеры детям задают. Я так и знал. Сорок в тридцать шестой степени. Вот фигня. Пойду, позвоню Генриху. Спрошу, как решать. Он в математике отлично рубит.
Том ушёл, а Билл так и остался со своим вопросом один на один. Ему почему-то стало нехорошо. Очень тревожно и горько, словно приятный уютный мирок был готов лопнуть, как радужный мыльный пузырь.
— Решили, — Том вернулся в комнату, — записал решение на бумажку и милостиво разрешил, — перекатывай своим почерком.
Потом они вместе помыли посуду, запустили стиральную машину и по очереди отправились мыться. Билл принял душ первым, закутался в толстый халат Тома и уселся в своей комнате смотреть мультики. Однако, нерешённый вопрос сверлил сознание мальчика всё сильней. От волнения его даже затошнило. Билл вдруг представил, что надоест Тому, тот его разлюбит или того хуже женится на Карле. Младший станет помехой, и его вернут в приют, как возвращают испорченный товар в магазин. Он этого не переживёт. Он просто умрёт от одного сознания, что опять придётся жить в общей комнате, что мыть руки, кушать и даже ходить в туалет надо будет по расписанию, а не тогда, когда хочется. Что рядом будут чужие равнодушные люди, и он никогда не станет художником или модельером одежды. И рядом не будет Тома, пусть немного ворчливого и придирчивого, но зато такого родного и доброго.
«Это всё из-за Карлы! — внезапно догадался Билл, — Том любит её больше, чем меня. Она ему интереснее. Она взрослая, деловая. Всё так легко решает. Помогает ему. А ещё она с ним спит. Да!!! Она спит с Томом!»
Мальчишка даже задохнулся от этого открытия. Честно говоря, Билл не очень-то понимал, зачем пары спят вместе. Но ещё в детском доме он слышал столько пикантных намёков, что проникся к этому вопросу с полной серьёзностью. Даже среди самых маленьких детей было столько интриг и недомолвок, что Билл считал совместный сон делом очень важным, таинственным и немножечко стыдным. Даже не немножечко. От всех этих разговоров его кидало в жар и мучительно пламенели щёки. Что любопытно, как все аутичные дети, Билл не имел ни малейшего представления о тайне зачатия. Все эти разговоры о совместном сне носили для него непостижимый, пикантный и отвлечённый характер. Со всей наивностью он полагал, что люди просто лежат вместе и, как апогей, целуются и ласкаются. О сексе он знал ещё меньше, чем о тайных мыслишках, что бродили в голове его старшего брата. Смущало Билла и то, что для совместного сна люди полностью раздеваются. Как всякий стеснительный ребёнок, он очень трепетно относился к своему телу и стыдился малейшего проявления вольностей.Весь горя от смущения и главным образом от волнения, Билл запахнул на себе тёплый халат Тома и осторожно высунулся в коридор. Старший уже намылся и сейчас напевал какую-то весёлую песенку в своей маленькой спальне. Билл тихонько открыл дверь и робко заглянул в комнату.Том был полностью обнажён, не считая большого банного полотенца, что мягко обвивало пышную гриву дредлоков. Билл замер, невольно залюбовавшись стройной фигурой старшего брата. В его разглядывании не было ни малейшего эротического подтекста. Он просто любовался Томом, как любовался бы красивым пейзажем, античной скульптурой или замысловатым рисунком. Не очень высокий, но удивительно пропорциональный, загорелый, с мягкой бархатной кожей и сильными мускулистыми ногами, он показался Биллу настоящим Апполоном. Классическим совершенством, идеальной натурой, которую он недавно пытался нарисовать сам. Тем временем Том тщательно вытерся вторым полотенцем и начал смазывать кожу, выдавливая крем из большого тюбика. Он поворачивался перед зеркалом, и Билл невольно отметил, какие у брата яркие выпуклые соски, плоский рельефный живот и главное упругие русые завитки внизу живота. Сам Билл ещё не постиг прелестей превращения в мужчину, и развитое тело брата повергло его не столько в смущение, сколько в недоумение пополам с досадой. Билл почувствовал себя хилым и смешным. Он бы и дальше грыз себя за нелепость, но Том выключил свет и с грохотом повалился на кровать. Билл постоял ещё несколько минут и затем, задержав дыхание, как перед прыжком в воду, осторожно вошёл в комнату.
— Ты чего не спишь? — удивился Том, включая ночник, — голова болит, или опять есть хочешь?
— Мне страшно, — Билл и сам не знал, почему ответил именно так. Но ему и вправду было страшно за свой едва устоявшийся мирок, который он так боялся потерять. Том сел в постели и с трудом подавил раздражение. Он хотел спать, и младший братец со своими причудами был очень не к месту.
— Можно я лягу с тобой? — Билл произнёс эти слова и почувствовал, как бешено, запылали его щёки.
Ещё в детском доме он слышал грубые и ехидные намёки на парней, кто спит друг с другом. От этих слов становилось ещё более страшно и стыдно. Но сейчас он был готов пожертвовать даже своей честью, лишь Том оставил его дома.
— Ох, ну ложись, — не очень охотно согласился старший и подвинулся к стене. Билл зажмурился и нырнул в тёплую нагретую постель. Сам он был босиком и уже порядком озяб.
— Что, опять заболеть хочешь? — сердито пробурчал Том, — ноги совсем ледяные!
Билл промолчал, с ужасом поджидая, что вот сейчас начнётся ОНО. Тот неведомый сон вдвоем, о котором так любили болтать одноклассники. Но, как ни странно, ничего страшного не произошло. Том просто обнял его за плечи и крепко прижал к себе. Правда, куда как крепче и приятней, чем делал это на людях.
— Приснилось что-то страшное? — он чмокнул его в макушку, и Билл, растаяв, словно кусочек сахара в горячем чае, уткнулся Тому в плечо. Нет, он его всё-таки любит. Билла до сих пор никто не обнимал с такой нежностью. Удивительно приятно оказаться в плотном коконе рук, словно в уютном гнезде, чувствуя себя в полной безопасности.
— Нет, — Билл помотал головой, — просто захотелось к тебе.
— Спи, дурачок, — Том прижал Билла к себе и тихонько погладил по спине тёплой ладонью, — завтра тяжёлый день.
Билл так и заснул, совершенно забыв о том, зачем пришёл. Он спал крепко и сладко, как не спал давно, только иногда приоткрывая глаза и убедившись, что Том рядом, снова погружался в сон.Утром Билл проснулся первый и долго рассматривал Тома в мутном свете осенней зари. Тот раскинулся и спал беспокойно. Билл полюбовался на старшего брата и уже хотел было вылезти из тёплой постели, как его озарило ужасное сознание. ОН ПЕРЕСПАЛ СО СВОИМ СТАРШИМ БРАТОМ!!! ОН ПРОВЁЛ С НИМ НОЧЬ! ОН СДЕЛАЛ ЧТО-ТО УЖАСНОЕ, И ТЕПЕРЬ… что теперь будет, Билл и сам не знал. Весь дрожа, он свесил ноги с кровати. Том тоже проснулся и сочно потянулся, хрустнув застоявшимися мышцами.
— Ну чего? — спросил он, видя хмурое лицо брата, — опять кошмары во сне?
— Том, — Билл побледнел и едва шевелил губами, — Том, скажи, мы переспали? Да?
— Что? — Не понял старший, — что ты сказал?
— Том, мы переспали? — повторил Билл, — мы ведь переспали, правда? Его лицо сменило все цвета, начиная мертвецкой бледностью и кончая пунцовым румянцем.
— Так вот зачем ты припёрся, — Билл так и не понял, почему старший брат ржёт, как ненормальный, едва не свалившись с кровати, — экспериментатор хренов!
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, закончен, Аутист
— Боюсь, — честно признался младший, — я ведь первый раз выступаю.
— Я тоже, — Том ободряюще улыбнулся, — ты главное на первые ряды не смотри. Да и у тебя роль крошечная. Чего там. Всего три слова.
— Да там всё равно из-за света рампы ничего не видно, — подхватила Карла. Она сорвалась со своего места, подхватила нарядное королевское платье и начала расправлять обширные воланы и рюши, — Билл, ты просто кудесник. Такие костюмы сшил. Декорации нарисовал. Ещё и в роли себя попробуешь.
— Я это боюсь, — словно заведённый повторил мальчишка и уныло уставился в пол.
Том с тревогой посмотрел на Карлу. Конечно, такое приобщение Билла к активной жизни дело очень хорошее, но не спасует ли аутичный ребёнок в самый неподходящий момент?
— Ну, что ты на меня так смотришь? — со вздохом спросила Карла, когда Билл выбежал из переполненной гримёрной за водой для утюга, — да, я всё понимаю. Но выхода нет. Ну что нам делать, если заболел племянник Сабины? А у него была роль мальчика-пажа. Ты же сам знаешь. Роль крошечная, но важная.
— Карла, а если он заистерит на сцене? — с тревогой спросил Том, — он ведь совершенно не предсказуем в своих поступках.
— Поменьше потакай его слабостям, — строго заметила девушка, — это уже не болезнь, а воспитание. Не вздумай выразить свои опасения при нём. Выйдет и сыграет. А тебе стоит проявить больше твёрдости. Не будь тряпкой.
— Ты как всегда права, — Том сначала хотел обидется, но передумал. Он сам мандражировал и храбрости эти слова ему не прибавили, — а если всё–таки расплачется или в обморок упадёт? Он же такой впечатлительный. Помнишь, какие он истерики закатывал, когда мы только приехали. То в кофейне, то в поликлинике. Даже здоровые люди не всегда могут выступить.
— Ах, если, то да сё, — Карла снова сорвалась со своего места и начала помогать Ирме надевать костюм Констанции, — а может ему наоборот понравится.
Том хохотнул, но остался при своём. Он с тревогой посмотрел на дверь и начал переодеваться в костюм герцога.В маленькой гримёрной было тесно. Спектакль был большой, в три действия. Народу задействована тьма. Маленькой комнатки не хватало, и все будущие персонажи (а это было целых три факультета) расположились в соседней подсобке и даже в коридоре. Билл, как один из организаторов зрелища, был всё время занят. И весь исполненный важности, бегал от одного к другому с утюгом, иголкой и плойкой. Том как раз влез в удивительно смешные широкие штаны, как Билл вернулся с кувшином и сказал:
— Карла, там тебя кто-то спрашивает.
— Ну, как ты подумал? — Тихонько спросил Том, едва девушка вышла за дверь, — сможешь сыграть? Нам очень надо. Пожалуйста, не подведи.
Не смотря на запрет подруги, он очень переживал за спектакль, но ещё больше за Билла. Не хотелось бы испортить такое шикарное представление рёвом актёра или того хуже, скандалом. К тому же Том думал о Билле иначе, чем в начале знакомства. Он пока не решил, как следует относиться к маленькому брату. Но в нём вдруг что-то изменилось. Как будто система дала сбой. И если бы Тома спросили, любит ли он мелкого, скорее всего, он бы кивнул утвердительно. Когда Билла не было рядом, он раздражал. Со стороны его поступки казались нелепыми. Не по возрасту глупыми, инфантильными. Порой даже наглыми. В своих капризах Билл действовал с небывалым напором. Упёртый и вредный, он умел доводить до белого каления. Но в его наивности и упрямстве была первозданная чистота. И когда мелкий появлялся в поле зрения, Том понимал, что, кажется, его полюбил.
— Том, — Билл уцепился холодными пальцами за его толстовку и повис, как змееныш, — а ты будешь стоять за кулисами?
— Господи, — Том даже руками всплеснул, — а ты думал, что будет по-другому? Конечно буду.
Билл на секунду задумался и тупо уставился в пол. В это же мгновение в гримёрную ворвалась Ирма и следом за ней Генрих.
— Томми, это катастрофа, — Ирма плюхнулась на диван, — ты представляешь, заболел Макс Баадер, который играет Рошфора. Мало нам мальчика Сабины, так ещё это. Что делать-то? Там роль не в три слова.
— Совсем заболел? — глупо спросил Том.
— Представь себе. Острый аппендицит. Только что отвезли в госпиталь.
— Да, я его сам провожал, — Генрих вытер мокрое лицо (на улице шёл дождь) и присел рядом с Ирмой, — мы не можем выкинуть этого персонажа из пьесы. Он почти постоянно взаимодействует с гвардейцами, кардиналом и Д’Артаньяном.
Все встревожено замолчали. Даже у Билла из перегретого утюга перестал фыркать пар.
— Том, — Ирма робко посмотрела на молодого человека, — Том, ты же писал сценарий вместе с Вальтером. Никто не потребует дословности. Основной ход событий ты знаешь. Будешь импровизировать. А остальных мы предупредим.
— Томми, выручай, — слова Ирмы подхватил Генрих, — не отменять же спектакль.
В комнату заглянул Карл. Ему коротко обрисовали ситуацию, и он подключился к уговорам.
— Том, — Карл потряс Томаса за плечо, — будь другом. А с нас потом ящик пива. Ведь запорем выступление. Столько готовились. Столько времени потратили. Денег. Сил.
— Премьеру можно и перенести, — задумчиво отозвался Том, — импровизация это несерьёзно. Я всех начну сбивать. Ребята запутаются в репликах.
— Том, — старшего брата подёргал мелкий, — Том, — робко позвал он, — все ждут.
— Я не знаю, — Том задумчиво покосился на Билла, — а как же костюм? Грим, парик?
— Всё сделаем. Всё подгоним, — Ирма почувствовала, что он заколебался, — Томми, милый, спасай. Мы не можем так опозориться. Ведь пришли родители. Директор. Неужели, в последний миг выйдем и отменим?
— Во всех театрах бывает дублирующий состав, — вздохнул Том, — а мы об этом не подумали.
Несколько секунд он молчал.
— Что с вами делать, — Том устало махнул рукой, — ну если меня закидают гнилыми помидорами.
— Скинемся на прачку и химчистку, — радостно загоготал Генрих.
В ту же секунду всё завертелось. Билл понёсся за костюмом, примчалась гримёрша, Вальтер кинулся искать роль.
— Господа артисты, первое действие, — в гримёрную заглянул распорядитель, — задействованные в первом акте на сцену.
Гурьба мушкетёров и гвардейцев ринулась из гримёрной. Билл не успел оглянуться, как его потащили за собой. Он участвовал только во втором действии, но ему не дали вернуться и током толпы поволокли к кулисам.
О сцене Билл никогда не мечтал. И всё происходящее сейчас напоминало сон. Когда наступил его выход, он даже паники не почувствовал. Словно сомнамбула, вышел на залитую светом сцену и замер. Это было странное ощущение. Он не боялся. Нет. Зрители были там… Далеко. За белым отсветом рампы. А он был здесь. Один. На огромном пустом пространстве. Один. Почти, как и всегда. Или не один. Он чувствовал, что на него смотрят. От него ждут действия. И эти действия сейчас может сделать только он один. Билл был для них, для людей, для зрителей. Он был нужным и важным. Пусть в такой крошечной роли, но его ждали и приветствовали. Без его крошечной роли спектакль терял всякий смысл. А ещё он не мог подвести Тома. Том ведь так старался. Он сделал так много, как никто другой. Музыку написал. Помогал редактировать пьесу. Шил вместе с Биллом костюмы. И сегодня будет играть две роли сразу. Билл просто не может быть таким неблагодарным, тупым и трусливым. Он не может опозорить старшего брата. Не может подвести. И будет так приятно, если Том оценит его дебют по достоинству. Билл судорожно вздохнул, приосанился и, чувствуя дрожь в коленях, сделал несколько робких шагов. Ничего не произошло. Пол не разверзся. Зал не начал улюлюкать. Всё шло по плану.
— Ваше Величество, — Билл не узнавал свой искажённый усилителем голос, — Ваше величество, герцог Джордж Вильерс Бэкингемский ожидает вашей аудиенции в малой голубой гостиной.
Господи, он даже не запутался в сложном английском имени и не переврал слово аудиенция.
— Хорошо, — Карла, которая играла Анну Австрийскую, медленно встала, — передайте, что я буду через пятнадцать минут.
Билл церемонно откланялся и устремился к кулисам, судорожно ища Тома глазами. Он даже испугался, когда не увидел его у занавеса. Сердце ухнуло в пятки. Билл беспомощно огляделся, чувствуя, что внутри начинает нарастать паника.
— Ты умница, — Том нашёлся в глубине кулис возле какого-то старшекурсника, сунул в карман белый пакетик и подхватил Билла в объятия:
— Умница, — он закружил брата вокруг себя, — Ты не испугался. У тебя всё получилось. Ты был такой важный, такой церемонный, как самый настоящий паж.
Билл счастливо захохотал и с чувством чмокнул Тома в напудренную щёку.
— Ну всё, сейчас мой выход, — Том опустил брата на пол, — думаешь я не волнуюсь?
Спектакль прошёл великолепно. Молодые актёры и не подозревали, что их первое выступление будет иметь такой ошеломительный успех. Труппу вызывали на бис целых пол-часа. А цветов подарили столько, что они не уместились в гримёрной.
— Билл, ты не представляешь, как это здорово, — У Тома от восторга не находилось слов, — я и не думал, что всё будет так замечательно. А тебе? Тебе понравилось?
— А то, — Билл, подгоняемый толпой взволнованных и радостных актёров, вцепился в руку старшего брата, — ты так здорово сыграл. А когда лорд Бэкингем умирал, зрители чуть не плакали.
— Держи. Это тебе, — Том отцепил от огромного букета белоснежную розу и вручил младшему брату. Билл смущённо улыбнулся, но цветок принял и бережно прижал к груди, не смотря на колючки.
Впереди в коридоре создался небольшой затор. Артистов пришли поздравить родственники, друзья, педагоги и даже представители прессы. Народу было так много, что Том и Билл не сразу смогли протолкаться к гримёрной. Из-за радостного возбуждения, Том не сразу сообразил, что произошло. Он попытался пройти в комнатку для переодевания, но путь ему загородил рослый полицейский с дубинкой.
— Пройдите сюда, — указал он, — и вы, и вы тоже.
Только через несколько секунд Том сообразил, что все его друзья, кто участвовал в спектакле стоят, сбившись в кучку, рядом с гримуборной и недоумевающее переглядываются. Сзади напирали желающие поздравить организаторов спектакля, и Тому ничего не осталось сделать, как отступить и присоединиться к своим друзьям. Похоже, что Билл сообразил раньше, что дело нечисто, и судорожно вцепился в костюм старшего брата двумя руками. Том не понимал, что произошло. Он беспомощно оглянулся и увидел, что полицейских довольно много, и среди них присутствуют не просто патрульные, а какие-то важные чины в штатском. Они держались особняком и сосредоточенно переговаривались.
— Что произошло? Что случилось? Почему здесь полиция? — Том обратился к кому-то из однокурсников, который недовольно хмурил брови и сердито покачивал головой. Судя по его лицу, Том понял, что триумф премьеры и предстоящий банкет безнадёжно испорчены. В свою очередь заволновались и родственники, которые пришли поздравить своих чад. Народ всё прибывал, в коридоре было тесно, и Том почувствовал, как в животе начинает наливаться холодный комок паники. Он судорожно стиснул пакетик с наркотиками, который лежал у него в кармане. Что бы ни случилось, но от этой дряни надо немедленно избавиться. Но можно ли её скинуть прямо здесь? Тихо и незаметно. В принципе можно, достаточно вытащить руку из кармана и просто выкинуть пакетик на пол. Но даже если пакет не обнаружат сейчас, то потом всё равно выяснят, чьи отпечатки пальцев были на этой находке. Том почувствовал, как по спине потёк ледяной ручеёк пота. Сбросить? Подсунуть кому-нибудь другому? Высыпать? Проглотить? Разорвать? Распихивая толпу, наконец-то появился заместитель декана.
— Добрый вечер, — он обратился к неприметному мужчине в безупречном сером костюме, — я герр Хонекер, заместитель декана. Что произошло?
— Комиссар Кун, — холодно представился неприметный мужчина, — криминальная полиция.
Том насторожился, словно рысь, и при слове «криминальная полиция», почувствовал, как подкосились его ноги.
— У нас премьера студенческого спектакля, — герр Хонекер искренне недоумевал, — родственники, пресса. Через час праздничный ужин и встреча с представителями прессы. Неужели что-то столь серьёзное? Подождать до завтра никак нельзя?
— К сожалению, нет, — комиссар полиции был явно недоволен таким приёмом и, едва сдерживая желчные выражения, коротко пояснил, — я вынужден прервать ваш праздник. Приношу свои извинения. Час назад в госпиталь святого Франциска поступили две девушки, студентки вашего университета. Они поступили в коматозном состоянии от передозировки наркотиков. К сожалению, не смотря на все усилия врачей, одна из них скончалась.А вторая девушка не надолго пришла в себя и сообщила, что приобрела наркотики у студента вашего университета.
— Да, но это надо доказать, — герр Хонекер был неприятно поражён такой новостью, но всё ещё старался держать лицо.
— Девушка сообщила, что получила наркотическое вещество от молодого человека, который сегодня играл в спектакле роль Рошфора. И она купила у него героин как раз перед самым спектаклем. Молодые актёры начали тревожно переглядываться и перешёптываться. Из-за праздничной суеты и перестановок в спектакле, они не могли припомнить, кто исполнял эту злополучную роль.
— На самом деле, вы напрасно волнуетесь, — в беседу взрослых вмешался ещё один господин в штатском, — мы сейчас просто произведём досмотр, и если обнаружим что-то подозрительное, заберём этого человека с собой, и вы сможете совершенно спокойно продолжать празднование.
— Совершенно спокойно, — герр Хонекер возмущённо передёрнул плечами. Однако возразить ему было нечего, и он покорно кивнул.
Том же почувствовал, как из-под его ног уходит пол. Тем более, что одна студентка, исполнявшая роль Кэтти, чуть слышно пискнула:
— Так ведь Том исполнял роль Рошфора?
— Он заменил Макса Баадера, — недовольно перебил Карл и с тревогой посмотрел на Тома.
В свою очередь Том судорожно выискивал глазами злополучного Генриха или хотя бы Карлу. Его трясло, и он плохо соображал, что делает.Боже мой! Сейчас начнётся досмотр. Он вывернет карманы и ему конец!!! Умерла девушка! Вторая в коматозном состоянии. Это дело повесят на него, даже не разбираясь в тонкостях наркотической цепочки. От наркотиков надо избавиться. Избавиться!!! Немедленно. Прямо сейчас. Том был уже в том состоянии паники, что любое, даже самое дурное решение, казалось милосердным избавлением от ожидания расправы. Пакетик надо проглотить. Он маленький. Так делают многие наркодиллеры, перевозящие дрянь в самолётах. Главное, не разжевать его, не испортить предательски тонкую оболочку. Иначе он умрёт от жуткого передоза, как и те глупые девчонки. Вот сумеет ли он сожрать дурь незаметно, да ещё без воды. Молодой человек потянулся к карману, словно во сне.
«Господи, помоги!» — нащупывая пакетик, взмолился неверующий Том.
Чёрт, хоть бы Карла появилась. И где чёртов Генрих Штауб? Это он втянул Тома в эту наркотическую цепочку. Тем временем полицейские оцепили кучку растерянных студентов и оттеснили в гримёрную комнату. Том шёл одним из последних. Если он только переступит порог комнаты, то ему уже никогда не проделать своего фокуса. Он беспомощно обернулся. Карла появилась в конце коридора. Она была очень бледна и неслась к гримёрке огромными шагами. Божественный ректор института шёл следом и едва поспевал за взволнованной девушкой.В это же мгновение Том почувствовал холодную ручонку Билла, которая настырно лезла к нему в карман.
— Ты чего? — опешил он.
— Давай, — в полном отчаянии прошипел Билл, — ну же, давай. Скорей!
Ошарашенный Том молча повиновался. Тоненькая прохладная лапка сцапала пакетик и вместо этого сунула брату платок герцога Бэкингема до тошноты пропитанный духами. Том был потрясён. Значит, Билл всё знал и видел.
Билл проводил брата глазами, и мгновенно растворился в толпе. Том вошёл в гримёрную комнату на дрожащих ногах.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Всё безупречно вежливо, коротко и быстро. Том вывернул карманы Бэкингемовских штанов, выложил на стол расчёску, заколку от парика, платок и студенческий пропуск.Полицейский похлопал его по бокам, проверил куртку и коротко бросил:
— Забирайте свои вещи, вы свободны.
Том отошёл от стола на ватных негнущихся ногах. Его начало отпускать, но в голове ещё было пусто, как будто все мысли смыло проливным дождём. Он пытался собрать произошедшее воедино. Слова полицейских, последнее свидание со своим поставщиком, поведение Билла. Что-то не складывалось. Тому казалось, что из этой мозаики выпал один важный пазл, который мог бы решить всю головоломку. Что-то было не так.
— Томми, но ведь это ты играл графа Рошфора, — жалобно шепнула дурочка Кэтти, — полицейский же сам сказал, что наркотики были у того, кто играл Рошфора?
Тому хотелось выбраться из этого чёртового места поскорее, и этот возглас вызвал нестерпимое желание дать идиотке пощёчину. Однако вместо этого он привычно пошло улыбнулся и ответил:
— Можешь сама поискать у меня в штанах? — парни стоящие рядом дружно загоготали, а Карл терпеливо напомнил:
— Том заменил Макса. Вот теперь хорошо бы поговорить с самим Максом.
— Он в больнице, — напомнил, кто-то из приятелей, — я звонил полчаса назад. Его привезли утром и вот только что прооперировали.
Том хмыкнул, испепеляюще посмотрел на болтливую дурочку и направился к выходу. Какой теперь банкет. После пережитого хочется только одного. Поскорее добраться домой, принять душ и повалиться в кровать. И всё-таки, тут что-то не так. Он чего-то не может уловить? Неужели та умирающая девица сказала так чётко и внятно «Парень в костюме Рошфора?» Ладно. Допустим, могла. Но ведь Макс Баадер сейчас в больнице. Даже если предположить, что наркотики продал он, то всё равно что-то не сходится. Ну, предположим, он продал им зелье ещё в универе, потом поехал домой и от угрызений совести с ним разыгрался аппендицит? Такое может быть? Может. Но, оказывается, Баадер не был в универе с утра. Значит, сегодня он вряд ли мог что-то продать. Уж не сдал ли Тома его поставщик со старшего курса? Эта идея взорвалась в мозгу молодого человека, как молния. Он даже осмыслить её не успел, как вздрогнул от дикого вопля Карлы:
— Ради Бога, помогите. У него судороги. Том, Том скорее!!! Вызовите скорую. Мальчик совсем посинел. Он сейчас задохнётся…
Всю дорогу до больницы Тома трясло, как в лихорадке. Судороги у Билла прекратились, но он лежал, словно труп, бледный и совершенно неподвижный.
— У мальчика были подобные припадки раньше? — торопливо расспрашивала серьёзная и неприветливая врач скорой помощи, — он принимал какие-то препараты? Ел новую, незнакомую пищу? Ребёнок аллергик?
— Ээ… нет, не знаю, — Том не знал, куда деваться от охватившего его ужаса и проблеял что-то невнятное, — мы живём вместе совсем недавно. Но вроде, не было.
— Мальчик принимает какие-то лекарства? — настаивала врач, — он мог съесть какие-то препараты?
Только сейчас, через мутную пелену страха до Тома начали доходить вопросы сотрудников скорой помощи. Наркотики!!! Это слово взорвалось в мозгу молодого человека, словно бомба. Он затрясся, чувствуя, как по спине ползёт ледяной ручеёк пота. Билл проглотил пакетик с героином и случайно его прокусил. Том до крови прикусил себе кулак, чтобы ни заорать диким голосом. Что он наделал? Что натворил? Маленький глупый Билл. Его смешная чёрная блошка. Он погубил родного младшего брата своими руками. Том обхватил голову руками и, не сдерживаясь, разрыдался прямо при сотрудниках реанимационной бригады.
— Молодой человек, возьмите себя в руки, — врач не проявила к Тому ни малейшего сочувствия. Словно чувствуя его вину, она строго сказала, — сейчас не семнадцатый век, но нам нужно знать точно, что проглотил ребёнок?
Тома снова затрясло. Если он сообщит, что мальчишка проглотил несколько доз героина, то его тут же отправят в тюрьму, а Билла после больницы и реанимации вернут в приют. Тома заколотило.
— Почему они так упорно спрашивают про лекарства? — удивлённо шепнула Карла. Она тоже была очень бледна и всё время держала Билла за руку, — ведь это может быть приступ эпилепсии или другое заболевание.
Том только мотнул головой. Господи, какая ей разница, лишь бы Билл выжил. Молодой человек непроизвольно стиснул холодную ладошку брата. Но как им сказать? Как объяснить происхождение этой отравы и то, как она попала к мальчишке? Всё ещё сотрясаясь от рыданий, Том мысленно обратился к богу, умоляя вернуть ему брата живым и здоровым. Он был готов забросить поганое ремесло. Мысленно клялся найти работу, больше уделять внимания младшему брату и больше никогда не связываться с Генрихом и его сомнительными друзьями.Том уже представил себе, как Билл лежит в гробу, весь засыпанный белыми гиацинтами, представил скорбящих знакомых и родственников и заревел с новой силой.
— Том, прекрати, — чуть слышно шепнула Карла, — тебя могут неправильно понять. Ещё пока ничего не ясно. Постарайся взять себя в руки и вспомнить, что ел Билл.
Том, не стесняясь, вытер лицо подолом толстовки и втянул побольше воздуха, собираясь с духом. Ради того, чтобы Билл выжил, он приготовился выдать себя с головой. Но едва он открыл рот, как его перебил парень парамедик:
— Ничего особенного. Пока не переваренные пирожные, чай, конфеты, шоколад, — он извлёк желудочный зонд и живо спросил:
— Просто какое-то безумное количество сладостей. У ребёнка есть аллергия на шоколад?
— Нет. Раньше никогда не было, — Том помотал головой.
— А эпилепсией мальчик страдает?
Том уже не слушал врача. Его уши заложило, словно ватой, и он предоставил возможность рассказать о многочисленных болячках Билла Карле.
— Мы подъезжаем, — сообщил водитель, — нас встречают.
Однако, Том не позволил санитарам переложить брата на носилки и сам внёс в приёмное отделение на руках.
— Что-то вы к нам зачастили, — строгий герр Нойман невесело улыбнулся, — что на этот раз?
— Судороги неясного генеза, — коротко отрапортовала врач неотложки, — в желудке только остатки непереваренной пищи. Не обмочился. Язык не прикусывал. Пульс и давление в норме. Реакция зрачков хорошая. Ввели грамм реланиума и пол-кубика седуксена.
— В первую смотровую его, — распорядился герр Нойманн, — электроэнцефалограмму, компьютер головы и шеи, кровь и мочу на токсикологию. Промывные воды в лабораторию.
Врач скорой помощи собрала свои бумаги, посмотрела на Тома и коротко посоветовала:
— А молодому человеку накапайте успокоительные капли.
Герр Нойман хмуро кивнул и ничего не сказал. Когда бригада приёмного отделения исчезла за распашными стеклянными дверями, Том тяжело опустился на банкетку у входа.
— Томми, я отлучусь ненадолго, — робко спросила Карла, — пойду, сообщу ребятам, что мы доехали, и принесу нам кофе. Том кивнул и уткнулся головой в колени. Карла ушла.
«А что, если героин уже растворился и попал в кровь? — думал он, — Расплылся по всему организму, и пока он тут пускает сопли, врачи не знают, от чего умирает его младший брат. А если он не умрёт, то останется полным инвалидом?»
И всё по его вине, когда всё начиналось так хорошо. Билл начал разговаривать. Стал есть. Радовался жизни, принимал участие во всех мероприятиях. Ну, да! Он его полюбил. Сам даже не понял, как и когда. Может и вправду родная кровь не вода. Привык, притерпелся, а потом и полюбил. И что здесь такого? Ну, нет у Тома родственника ближе, чем Билл. Нет и не будет. И пусть он ещё маленький, капризный, эгоистичный, болезненный. Но он верен ему, как собачонка, и, в отличие от Тома, не является таким поганым трусом. Надо всё рассказать врачам. Плевать, что будет потом. Как-нибудь выкрутиться. Главное, чтобы Билл жил! Но Тома опять опередили. Герр Нойманн, скидывая на ходу одноразовый халат, уже шёл в приёмное отделение.
— Мы провели обследование, — сообщил врач, — и ничего криминального не выявили. Ну, разве что огромное количество съеденных сладостей. Анализы в приделах нормы. Инструментальные исследования тоже. Зная проблемы с психикой вашего брата, можно подумать на истерический припадок. Во всяком случае, мы оставим мальчика под наблюдением. Пригласим психиатра. Сделаем дополнительные тесты, и если всё будет в норме, отпустим домой.
— Мне можно пройти к нему, — спросил Том.
— Да, пожалуйста, — кивнул герр Нойман, — и скажите сестре, пусть даст вам успокоительное. Я сейчас выпишу.
Том натянул бахилы. Принял из рук сестры одноразовый халат и прошёл в маленькую палату приёмного покоя.
Билл, накачанный препаратами, спал. Том легонько поцеловал брата в лоб и тихо сел рядом.
Билл даже не думал, что Том так страшно распереживается. Он тихонько приоткрыл один глаз и осторожно глянул на брата. Вот не думал, что Томми такой истеричный. Прямо, как он сам. Но приятно. Билл снова закрыл глаза и пошевелил под одеялом ногами, пытаясь укрыть голые пятки. Том тут же соскочил со стула, бережно подвернул тёплый плед и снова сел рядом. А вот с этими пакетиками Тому надо заканчивать. Билл ещё тогда, с первого раза догадался, что это за светлый порошок. Просто постеснялся сказать. И вот чем это всё кончилось. Если б не Билл, Тома давно отвезли бы в тюрьму. Но этого допустить никак нельзя. Если только его заберут, Биллу тут же придётся вернуться в детдом. Том нужен ему, как воздух. Он гарант его счастья, его успешной карьеры и спокойной размеренной жизни. Как можно рубить сук, на котором сидишь?
— Том, я хочу пить, — чуть слышно пролепетал младший, — дай воды.
Банкет после спектакля организовывала фрау Штольбанц. Дотошная тётка с принципами и кучей правил. Но к Биллу она прикипела и пока он помогал накрывать на столы, разрешила пробовать всё, что захочется. Печенье, конфеты, тортик, рулеты, зефир, штрудель, берлинеры… Список можно было продолжать до бесконечности. Спонсоры и организаторы спектакля не поскупились, а такого количества сладостей, Билл никогда не видел.
Ну, где же Том с кружкой?
— Пей, — Том сам поднёс пластиковый стаканчик к губам младшего брата.
Как хорошо. Н2О- формулу воды они уже проходили. Холодненькая, чуть подкисленная. И её так много. Мечта. Интересно, а если сейчас попросить кока-колы? Том купит?
Билл снова приоткрыл один глаз и осторожно посмотрел на старшего брата. Взрослый, но такой бестолковый. Настоящий балбес. А вот тошнить его стало очень вовремя. И чья-то пенящаяся зубная паста, в туалете, тоже подвернулась очень, кстати. Кто знает, как события могли повернуться дальше. Вот ведь дурачок. Если б Билл вовремя не сообразил, всё могло бы закончится очень плохо. Куда Том без него? Большой, но такой простодушный. Без Билла ему никак нельзя. Дубина одним словом.
Билл столкнулся взглядом с Томом и застенчиво заулыбался.
Неожиданно в мозгу Тома, что-то щёлкнуло и он настороженно подобрался.
— Билл, — Том очень внимательно посмотрел в глаза младшего брата, — Билл, ты меня слышишь?
Младший вяло мигнул ресницами, но взгляд у него был осмысленный. Даже хитрый. Артист больших и малых театров. Том поставил стакан на столик и очень нелюбезно поинтересовался:
— Скажи честно. Ты всё знал? Ты затеял весь этот спектакль нарочно?
— Я хотел увезти тебя подальше, — Билл невинно захлопал блестящими тёмными глазами, и неожиданно ехидно добавил:
— Я всегда знал, что ты мечтаешь прокатиться на полицейской машине.
Том только крякнул, в изумлении посмотрел на младшего брата и покачал головой.
— На скорой мы уже прокатились, — ледяным тоном ответил он.
— Так и знал, что тебе понравится, — Билл очень резво для больного подскочил на кровати.
В палату заглянула медсестра.
— Мы не вылезаем из больницы, — Том перешёл на шопот и прошипел тоном разъярённой змеи:
— Если продолжится в таком духе, доктор Нойманн скажет, что я плохо за тобой ухаживаю, не могу обеспечить должный режим, ты вечно болеешь и нуждаешься в специальном учреждении с медицинским уклоном.
Билл предсказуемо набычился, нахмурился и начал дёргать край пододеяльника.
— Хотя, конечно спасибо, — после небольшой паузы смущенно произнёс Том, — ты даже не представляешь, что сделал для меня.
— Очень даже представляю, — обиженно буркнул Билл и жалобно добавил:
— Том, ты бы заканчивал с этим! Думаешь я не понимаю. Я же всё видел. Эх, Том, всё это до добра не доведёт.
— Закончу. Обязательно закончу, — пристыженный Том заюлил словно на сковородке, — я, в общем то, не хотел…
Оба немного помолчали.
— Ты побудешь один? Мне надо в универ, — Том, наконец, встряхнулся и вопросительно посмотрел на младшего брата, проверить, как там ребята. И, вообще…
— Иди уже, — Билл совсем, как взрослый махнул рукой и неожиданно попросил самым невинным тоном:
— Томми, а купи мне кока-колу.
— А тебе можно? — Том встал и машинально нащупал в штанах кошелёк.
— Конечно, — Билл кивнул и крикнул вдогонку, — ещё возьми мороженое, сухарики и картошку.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Спал Том плохо. Крутился с боку на бок, несколько раз вставал покурить и каждый раз прислушивался, что происходит в комнате мелкого. Впрочем, оттуда не доносилось ни звука, и Том даже приоткрывал дверь, чтобы услышать мерное сонное дыхание. Он совершенно не знал, что делать. После истории с наркотиками и больницей прошло более месяца. Они жили дома, учились, хлопотали по дому, Билл посещал психолога, Том проводил много времени на репетициях группы. Иногда они ссорились, но чаще жили в полном согласии. Но Том всякий раз вздрагивал от любого телефонного звонка. По улице стал ходить оглядываясь, а в университете всячески избегал Генриха.
А ещё они постоянно пересчитывали деньги, которых катастрофически не хватало. Том постоянно подрабатывал, но этого заработка всё-равно не хватало. И социальное пособие и скудный заработок исчезали в считанные дни. Заниматься наркотиками Том бросил и в их бюджете тут же выросла огромная незаполнимая дыра. Пока Том жил один, он обходился самым элементарным. Он был здоров, неприхотлив и не нуждался в особых расходах. Теперь перед ним выросла дилемма, что Биллу нужны дорогостоящие лекарства, что парень растёт и одежда на нём просто горит. Что за психолога, за бассейн, за занятия со специалистами по аутизму, даже за краски, кисти, бумагу и фломастеры за всё надо платить. При чём, быстрее всего деньги уходили на всякие мелочи, типа художественных принадлежностей. Ещё несколько месяцев назад Том даже
не представлял, что эти вещи могут стоить так дорого. И хотя Билла приняли в школу при художественной академии совершенно бесплатно, расходники приходилось приобретать самостоятельно. Вроде бы, обычные школьные альбомы и наборы красок, все недорогое, простое, купленное в обычном канцелярском магазине, но они подрывали их бюджет самым основательным образом.
Том горько вздохнул.Чтобы хоть как-то отвлечься, он встал и прошёл в кухню, выкурил сигарету, потом тщательно перемыл всю посуду, подмёл пол. Он всё делал добросовестно и медленно, чтобы хоть как-то заглушить голос беспокойства и уныния.И, как ни странно, это помогло. Уже заканчивая уборку, Том понял, что надо искать выход из положения. Законный. Серьёзный. Надежную работу или прочий доход, который мог бы обеспечить им надёжный тыл.
Ведь Билла он полюбил совсем не такой любовью, которая была применима, например, к Карле. Билл был «невыгодным», странным и больным ребёнком. Том привязался к нему «безвозмездно». Даже не из жалости, как он однажды наговорил в пылу раздражения, а скорее от страха за его судьбу, от сострадания к тяжкому детству. Он полюбил его просто так. Как, по сути, никто из его юного окружения так не любил. И Том понимал, что благополучие этого нескладного лосёнка, застенчивого и трогательного мальчишки целиком и полностью зависит от его собственного благополучия. Это было сродни родительским чувствам. Ощущение огромной ответственности и страха, которые не могла вызвать та же Карла.
Но больше всего, Том не мог понять, почему родной отец Билла не проявляет к нему интереса? Порой ему казалось, что мужчина просто наблюдает за собственным сыном со стороны. Тому казалось, что мужчина избрал выжидательную позицию и малодушно наблюдает, как повернётся судьба нездорового сына.
Том понял, что отец Билла презирает всю их семью и даже к собственному сыну относиться с изрядной долей брезгливости.Отец Билла, как-будто бы мстил мальчишке за собственную глупость, за неразборчивость чувств, за то, что на старости лет так глупо женился на шлюхе и алкоголичке. Мстит за собственный стыд и уязвлённое самолюбие. Ему было горько и обидно, что младший брат стал жертвой взрослых игр. Том пошаркал веником по длинному извилистому коридору и неожиданно остановился, осенённый почти гениальной мыслью.
Он должен найти нерадивого папашу и хотя бы взглянуть на него со стороны. Не доказывать ему свою правоту, не призывать к раскаянию, не демонстрировать успехи Билла, а для начала просто поговорить.
Том развесил толстовки и куртки Билла на вешалку, сунул в ботинки сушилку и устало прошлёпал в свою комнату. Ему наконец-то, захотелось спать, и Том без раздумий повалился на кровать. Постель давно остыла, и он, судорожно поёжившись, залез под тонкое одеяло и зябко свернулся клубочком.
По большому счёту, Тому совсем не хотелось видеться с отцом Билла. Он и сам не знал до конца, что за причина толкает его на этот поступок. Молодой человек мог бы объяснить своё желание крайне обострённым чувством справедливости, но глубоко в душе сидело нечто такое, чего Том признавать никак не хотел. На самом деле, все его мечущиеся чувства были попыткой реабилитировать самого себя. За такой усиленной заботой Том откровенно пытался спрятать их не всегда ровные отношения, обиды нанесённые младшему брату и главное, неприятную историю с наркотиками. Парень опасался последствий и сейчас усиленно искал тот якорь, который помог бы застопорить наваливающуюся финансовую проблему.
Том уже знал, что родной отец Билла богатый и известный бизнесмен. Что зовут его герр Хайнек и он руководит сетью заводов, связанных с тяжёлым машиностроением. Том даже не фантазировал, что бы заставить этого человека взять часть расходов на себя, но его искренне удивило то, что мужчина даже не пытается обеспечить своему собственному родному ребёнку хотя бы мало-мальски приличное существование. По всей видимости, герр Хайнек жил принципом — с глаз долой из сердца вон. В шкале его ценностей, Билл существовал лишь обузой, обременительным и унизительным свидетельством собственной глупости и Том заранее проникся глубоким брезгливым презрением.
Как он и рассчитывал, офис герра Хайнека оказался неприступен, как Бастилия, и ему стоило немалых усилий, чтобы обмануть охранников и пробраться внутрь. Хайнек действительно был владельцем сети заводов и его предприятие выглядело весьма преуспевающим.Том миновал несколько этажей с бесконечными офисами и наконец добрался до последнего этажа с напыщенным и богатым офисом. Секретарша попыталась встать на защиту кабинета своей плоской, какой-то слипшейся грудью, но Тома буквально несло. Он успел накрутить себя до невозможности, свято поверил в целесообразность этой затеи и ворвался в кабинет самым неприличным образом.
К счастью, герр Хайнек был один, и Тому не пришлось объяснять своё вторжение перед толпой каких-нибудь важных директоров и начальников.
— В чём дело, молодой человек? — герр Хайнек оторвал взгляд от компьютера и внимательно уставился на Тома. В свою очередь Том с неменьшим интересом уставился на человека, о котором только слышал, но ни разу не видел.
Герр Хайнек действительно был не молод и по возрасту больше годился в дедушки, чем в отцы. Он был некрасив, приземист и начинал лысеть. Без малейшего сомнения, всю свою изящную красоту Билл унаследовал только от матери. Но в герре Хайнеке была та спокойная, чуть надменная величавость, которая делала его неприметную фигуру спокойной и важной.
Он снял очки и ещё раз внимательно посмотрел Тому в лицо. Помолчал и совершенно спокойно сказал:
— Я, кажется, догадываюсь, кто вторгся в мой офис с таким шумом. Ингрид, всё нормально, — обратился он к, вбежавшей вслед за Томом, секретарше, — Закройте, пожалуйста, дверь и сообщите, что я буду на совещании через пятнадцать минут.
Вот значит как. Ему выделяют только пятнадцать минут. Том возмущённо передёрнул плечом и тут же позорно притих. Любопытно, что отец Билла догадался о его личности так легко. Неужели ждал? В таком случае его визит имеет шанс. Пусть очень небольшой, почти призрачный, но шанс. Или, может быть, сработала служба безопасности. Уже успели доложить, что в здание концерна проник какой-то неадекватный тип, желающий пообщаться с герром Хайнеком исключительно лично. В таком случае, начальнику службы безопасности не сносить головы.
Том негромко вздохнул. Он добрался до столь вожделенного герра Хайнека, но что делать и говорить дальше совершенно не продумал. Том был так нафарширован эмоциями, что просто не решил, каких бы гадостей наговорить равнодушному и чёрствому отцу. Он даже пожалел о своём скоропалительном поступке, неуклюже переминаясь с ноги на ногу посреди кабинета. В конце-концов, они прекрасно жили с Биллом без всяких родственников, и этот дурацкий ненужный выпад выглядел чистым мальчишеством.
— Во-первых, здравствуйте! Я так полагаю, что Вы — Том Каулитц? — спокойно осведомился герр Хайнек даже не вставая из-за стола, — не могу сказать, что рад Вас видеть, но, тем не менее, внимательно слушаю.
Значит, всё-таки ждал. Он снова чуть заметно вздохнул. Осведомлённость этого холодного расчётливого дельца ужасно коробила.
Стоя под равнодушным холодным взглядом Том мог поклясться, что герр Хайнек распрекрасно знает всё, что происходит с его сыном с самого момента установления опеки. Что его собственная наивность не имеет предела, а этот визит просто верх безумия.
— Да, меня зовут Том Каулитц, — он старался держаться спокойно, но внутри всё буквально кипело, — и я пришёл узнать, почему Вы так упорно игнорируете своего сына, который столько лет мечтает Вас увидеть?
— А я думал, у вас кончились деньги, — герр Хайнек удивлённо и, кажется, совершенно искренне вскинул брови вверх, — нет?
— Деньги? — Том сдавленно кашлянул, — нет, я пришёл говорить не о деньгах.
— Молодой человек, — герр Хайнек устало вздохнул, снова нацепил очки и строго продолжил, — не надо лирики. Ваша семья всегда хотела от меня только одного, так что, не надо стесняться, скажите прямо, сколько Вам надо и я дам нужную сумму.
Томом неожиданно овладело не совсем уместное ехидство, и он ядовито поинтересовался:
— Хорошо, а если я попрошу миллион?
— В принципе, могу и миллион, — герр Хайнек заглянул в монитор ноутбука, — не сразу, конечно, и не лично в руки. Переведу на содержание Билла. Впрочем, я думал, что раз Ваша семья забрала его из приюта, с этим нет никаких проблем.
— Послушайте, герр Хайнек, Вы, что издеваетесь? — Том еле сдержался от хамского выпада, — нам с Биллом деньги, конечно, очень пригодились бы, но я просто хотел попросить Вас совсем о другом.
— Ну, и о чём же? — герр Хайнек выглядел очень усталым, и, казалось, что слова Тома не вызывают у него никакого эмоционального отклика.
— Теперь, увидев Вас своими глазами, я сомневаюсь, что разговор принесёт пользу, — Том презрительно хмыкнул и хмуро потупился, — я, наверное, дурак, раз поддался эмоциям и пришёл просить Вас о том, что Вы никогда не сможете сделать.
Господи, какой же он и в самом деле идиот. У этого человека только одни нолики в глазах. Понятия жалости или сострадания у него нет просто по умолчанию. Эмпатия? Нет, не слышали. Атрофирована по уважительным причинам.
— Предполагаю, что Вы, юноша, сейчас скажете: «Нельзя научиться любить, если это не дано. Билл — ваша родная кровь, проявите сострадание» и так далее. Я прав?
— Правы, — Том совсем приуныл и теперь никак не мог придумать причину, чтобы прервать этот пустой и ненужный трёп.
— Рад за Вас, что Вы полюбили мальчишку и привязались к нему. Вполне возможно, Вам за это воздастся, — герр Хайнек тоже негромко вздохнул и сухо закончил свою фразу, — я своё уже получил.
— Значит, за Ваши косяки и ошибки должен отдуваться ребёнок?
— Ну, Билл уже не такой и ребёнок, — возразил герр Хайнек, — ему четырнадцатый год. Он юноша и скоро получит паспорт. Впрочем, его состояние вряд ли позволяет понимать этот факт.
— Мне кажется Вы не слишком точно осведомлены о его здоровье, — возмутился Том, — и если бы Вы не держали его в приюте столько лет, это прозрение наступило бы гораздо раньше. Он нормальный. Он разговаривает, ходит в школу, прекрасно рисует и шьёт. Он, в конце концов, очень красивый и талантливый.
— Том, не надо меня уговаривать. Это типичное состояние для всех аутичных детей. Да, у них прекрасная память, высокий интеллект и творческие наклонности, но ему всё-равно, никогда не стать полноценным членом общества, — герр Хайнек потёр своё помятое бледное лицо ладонями и с надеждой уставился на парня, — я понимаю, что в Вас говорит благородство юности. Вы хотите устроить встречу отца и сына, полагаю, что вам очень нужны деньги, но я больше не хочу связываться с Вашей семьёй.
— Значит, Вы так запросто можете откреститься от собственного талантливого и красивого сына? — У Тома внутри вскипела жгучая обида, и даже не столько за Билла, сколько за себя, раз он не сумел убедить этого усталого и равнодушного человека.
— К сожалению, я не первый и не последний, — герр Хайнек иронично развёл руками.
— Но он Ваш сын!!!
— Он Ваш брат, — в тон Тому напомнил Герр Хайнек, — и ещё… Вы утверждаете, что к Биллу вернулся разум и здоровье, так пусть он Вам расскажет, по чьей вине у него помутился рассудок. Предполагаю, что это произошло не без участия, кого-то из членов вашей семьи.
— Он мне рассказал, — с вызовом бросил Том.
— Вот, как? — на лице герра Хайнека появилось слабое подобие улыбки, — Интересно, прав ли я был в своих предположениях?
— Извините, но я обещал Биллу не раскрывать его секрет. По крайней мере пока, — Том недовольно поморщился.
Если бы только Билл позволил ему рассказать всю правду или сделал бы это сам, многие вещи встали бы на свои места. Но он пока не готов к таким откровениям.
— Что ж, храните Ваши семейные тайны на здоровье. Признаться мне это глубоко безразлично.
— Значит Вы отказываетесь встретиться с Биллом? — почти угрожающе произнёс Том.
— Да, молодой человек, — герр Хайнек кивнул, — он и так много пережил. Не делайте ему ещё больнее, раз он не сможет быть вместе с тем, кого любит.
— Значит Вы, герр Хайнек, всё же согласны, что Билл способен на нормальные чувства и вас любит, — Том наклонил голову и пытливо уставился на герра Хайнека.
— Не ловите меня на словах. Моего решения — это не изменит, — герр Хайнек встал со своего места и направился к двери, — Извините, у меня совещание. До свидания, Том. Любите его за двоих.
Всю обратную дорогу Том буквально полыхал от бешенства. Он ожидал скандала, ругани, хотя бы вымещения эмоций, но герр Хайнек так и остался непробиваемым, и Том чувствовал себя таким же потерянным и несчастным, как и его младший брат.
Чтобы хоть как-то заглушить бушующие эмоции, он накупил брату кучу сладостей, маленьких дурацких машинок и главное набор дорогущих профессиональных кистей, словно это могло компенсировать отсутствие в его жизни отца. Его раздирала такая досада, что он ворвался в дом и с размаху швырнул пакет с подарками на подзеркальник.
— Том, ты чего такой суровый? — Билл выглянул из кухни, потом подошёл к брату, обвил его за талию тонкими ручонками и уткнулся носом в холодную колючую куртку, — ух, какой ты холодный. Пойдём скорее пить чай, я соскучился. Где ты был?
Ещё несколько часов назад, Том планировал рассказать Биллу о визите к отцу самым честным образом, не зависимо от результатов переговоров. Но сейчас, обнимая, тоненькое мальчишеское тело, он понял, что не в состоянии этого сделать. Масла в огонь Томовых эмоций добавило короткое замечание брата:
— Раздевайся. Чайник у меня горячий. Я сейчас, только скажу Артуру «пока» и приду, — Билл выцарапался из рук старшего брата и убежал к городскому телефону.
Том прошёл на кухню и с самым хмурым видом присел за стол. Билл повесил трубку их старенького телефона, с грохотом бухнул на стол чайник и начал копаться в холодильнике вытаскивая к ужину варенье, масло и сливки.
— Ты уроки сделал? — Том осторожно посмотрел в спину младшего брата, боясь встретиться с ним взглядом и разом выдать свои эмоции.
— Не всё. У меня опять геометрия не получается. Не предмет, а одно наказание, — разворчался Билл, — вот, скажи, Томми, на фиг мне математика, физика или химия, если я стану художником? Фрау Эструп правда говорила, что в жизни внезапно могут пригодиться любые знания. Но я всё-таки сомневаюсь. Вряд ли я смогу стать инженером или конструктором. А чтобы правильно сосчитать стоимость покупок в супермаркете, я могу воспользоваться калькулятором. Тебе чай или кофе?
— Кто это пьёт кофе на ночь? — заметил Том, — давай чай.
— В чае тоже много кофеина, — со знанием дела возразил Билл, — а в зелёном особенно, если его хорошенько настоять.
— Разговорился, — проворчал Том и внезапно понял, что ещё несколько месяцев назад рядом с ним обитал полудикий зверёныш, способный произносить только нечленораздельные звуки, плакать или мычать.
— Да это общеизвестный факт, — Билл пожал плечами, продолжая хозяйничать, — ну, как? Поможешь мне геометрию сделать?
— Ладно-ладно, сделаю, — проворчал Том, чувствуя, как Билл прижимается всем телом и потираясь о его плечо взлохмаченной головой, — а то влепят тебе очередную двойку. Расскажи ка какая она будет по счёту?
— Шестая, — Бил скромно опустил ресницы, — ты ешь-ешь, — заторопился он, заметив выражение лица брата, — тебе запеканки отрезать?
— Отрежь, — с набитым ртом кивнул Том, — сам-то ел?
— Угу, — Билл умолчал, что весь день проболтал по телефону.
Он жадно поглядывал на ужинающего Тома, потом не вытерпел, подлез брату под локоть и ловко оттяпал кусок запеканки острыми белоснежными зубами.
— Волчонок, — засмеялся Том, — тащи свою геометрию. Только условие — сиди спокойно и слушай, как я буду объяснять.
— Конечно, — Билл ловко дожевал кусок Тома, сладко облизнулся, зажмурившись от удовольствия и, подскакивая, словно козлёнок, понёсся в свою комнату за учебником. Внезапно из коридора раздался его дикий визг, и Том едва не рухнул с табуретки.
— ААА!!! — вопил Билл из коридора, — Томми, это всё мне? Том, ты самый лучший!!!
Мелкий влетел в кухню, размахивая кистями и коробкой с конфетами, — дай я тебя поцелую. Я так хотел именно эти кисти!
Он с размаху закарабкался на Тома, словно на дерево и, едва не повалив на пол, заключил старшего брата в такие объятия, что едва не задушил.
— Билл, ты сумасшедший, — Том, смеясь и прищуриваясь, попытался оторвать мелкую обезьяну от своей толстовки.
— Том, — орал Билл, — я так тебя люблю!
Он несколько раз смешно чмокнул старшего брата в щёки и нос и снова стиснул в объятиях.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Билл неохотно заворочался и разлепил припухшие глаза. Несколько минут он соображал над словами старшего брата и затем осторожно заметил:
— Я буду первый раз отмечать Рождество дома.
— По сути дела, я тоже, — Том присел на стул рядом с кроватью Билла, — до этого всё как-то в школе или в кампусе. А ты разве никогда не отмечал Рождество с родителями?
— Неа, — Билл помотал головой, — мама обычно уезжала на какие-то вечеринки, а отец вручал мне подарок и отправлял спать в девять часов.
— Странная ситуация, — заметил Том, — ну, что ж, тогда сегодня всё должно быть на уровне.
Надо прибрать, приготовить праздничный ужин и подарки, конечно.
— Подарки? — Билл оживился и откинул одеяло, — А что ты мне подаришь?
— Так я тебе и скажу, — хмыкнул Том, — сюрприз! И надеюсь, что он тебе понравится.
— Сюрприз, — Билл выпрыгнул из-под тёплого пледа и, словно блоха, заскакал по смеющемуся Тому, — тогда у меня тоже будет сюрприз.
— Изверг, ты мне все яйца оттоптал, — хохоча и отмахиваясь, завопил Том, — иди умывайся и чисти зубы.
— А можно я с тобой?
— Посмотрим. Пошевеливайся.
За покупками Том всё же отправился в одиночестве. Ему хотелось побыть одному и привести в порядок разбредающиеся мысли. Несмотря на то, что история с пакетиками закончилась благополучно, молодой человек чувствовал себя очень неуютно. Мало того от него внезапно отдалилась Карла.Они не ссорились, не конфликтовали, их отношения были по прежнему ровными и дружелюбными, но Том отлично чувствовал, что от Карлы повеяло ледяным холодом. Вне всякого сомнения, она была сильно обижена и от разборок её удерживала только намертво привитые деликатность и воспитание.
Том был поглощён своими многочисленными долгами и непонятным охлаждением чувств. А ещё он отлично понимал, что дельцы наркотической цепочки не оставят его в покое до тех пор, пока он не возместит убыток от сгинувшего пакетика. Да и конфликт с любимой девушкой висел на душе тяжёлым камнем, не давая Тому почувствовать радость от предстоящего Рождества в полной мере. Он и сам не знал, что беспокоило его сильней, и Том шагал по улице, не замечая холода и первой в этом году метели.Он окончательно запутался в денежных проблемах и даже не знал, с какой стороны рубить этот проклятый гордиев узел. На нём висел банковский кредит, долг Генриху и огромная задолженность домоуправлению. Он пока не был достаточно опытным и взрослым, чтобы принять единственно правильное решение по всем вопросам сразу. Возможно, поэтому Том так тянулся к Карле — не взирая на юные годы, она была практичной и смелой. В силу разбросанного воспитания Тому не хватало этих качеств и он очень жалел о произошедшем ухудшении их отношений.
Воспоминание о визите к герру Хайнеку тоже не радовало. Везде и всюду Том чувствовал себя слабым, униженным и бестолковым.
В огромный торговый комплекс он вошёл весь запорошенный снегом и долго не мог сообразить, с чего начать выбор подарка. Для игрушек Билл был уже великоват; одежда — слишком скучно; сладости — сколько ж можно?
Том бродил от отдела к отделу, пытаясь сосредоточиться и направить мысли в нужное русло. В товары для художников он забрёл по наитию, памятую о той радости, которая охватила младшего брата при виде профессионального набора кистей. Что ж кажется его проблема снова решена. Однако, на чём же остановить внимание? Том растерянно покрутился около прилавка, пытаясь понять, как это Билл разбирается во всех этих художественных премудростях, и уже собирался уходить, когда его взгляд упал на огромную коробку с набором масляных красок. Коробка была очень дорогая, и парень-продавец охотно пояснил, что это лучшие отечественные краски для профессиональных художников. Набор стоил баснословную сумму и выглядел более чем респектабельно. К тому же, к набору прилагался подарок — маленькая деревянная палитра и смешной рождественский заяц. Том замешкался только на секунду — жадность даже не успела поднять свою противную лягушачью физиономию, как Том стал обладателем тяжёлого ящика, завёрнутого в нарядную рождественскую упаковку. Чрезвычайно гордый и повеселевший, он накупил на оставшиеся деньги продуктов и вышел на улицу к автобусной остановке.На улице разыгрался настоящий буран, и Том невольно возблагодарил Бога, что мелкий, слава Всевышнему, спокойно сидит на кухне перед телевизором. Воспоминание о его побеге отдалось весьма неприятным холодком.
Всю дорогу Том продолжал думать о превратностях своей судьбы и бессильно сетовал на то, что их мать оказалась такой непутёвой, отцы равнодушными, а любимая девушка такой холодной и расчётливой.
К тому же, Том никогда не праздновал Рождество дома и побаивался, что праздник выйдет пресным и скучным. Однако, едва он открыл дверь и на него дохнуло приятным теплом, запахом ёлки и сдобного теста, как на душе сразу стало легче. У него был дом и маленький любящий брат. Много ли надо для счастья, когда есть такие простые славные радости? Впрочем, радость Тома нарушилась самым необычным образом. Из их большой и бестолковой кухни выплыла некая фрау Сарториус. Эта дама входила в состав попечительской комиссии и была одной из немногих, кто яростно протестовал против Томова опекунства. Трудно сказать, чем ей так не нравился молодой человек, но женщина обожала приходить без предупреждения, придирчиво инспектировала холодильник, проверяла чистоту постельного белья и под конец своего визита доводила Тома до белого каления. Она противно морщила нос, задавала тысячу каверзных вопросов и интересовалась жизнью младшего брата самым неприятным ехидным тоном. Казалось, что фрау Сарториус нарочно провоцирует Тома, чтобы найти зацепку и лишить прав опекунства.Парень едва заметно поморщился. Похоже, инспекторша решила подпортить настроение аккурат в преддверии праздника. Счастье, что Билл в полном порядке, ведь за его побег Тому могло серьёзно не поздоровиться.
Однако, сегодня дама была чем-то озабочена, и Том не сразу понял, о чём идёт разговор:
— Час, ровно час, — настойчиво внушала она, — смотри, не передержи, иначе гусь пережарится и будет слишком сухой.
— Да, спасибо, фрау Сарториус, — Билл был в переднике и кухонных варежках. Он вышел проводить противную тётку до дверей и расшаркивался самым вежливым образом.
— Спасибо Вам, что помогли готовить! Без Вас я бы точно не справился. Теперь всё будет замечательно.
— И тесто, помни про тесто. Хорошенько перемешай и главное, держи его в тепле.
Билл, как истинный джентльмен, помог натянуть инспекторше пальто и предусмотрительно открыл дверь. Уже на пороге фрау Сарториус заметила Тома и поинтересовалась неизменно ехидным тоном:
— В медкарте написано, что ваш мальчик аутист. Так почему же он болтает без умолку?
Не дождавшись ответа, женщина криво усмехнулась и вышла на лестницу. Том удивлённо пожал плечами и с опозданием понял, что это была похвала.
— Как тебе удалось обезвредить эту грымзу? — осторожно поинтересовался он.
— Она самозабвенная кулинарка, — хихикнул Билл, — и я пожаловался, что у меня не получается готовить.
Мелкий опустил ресницы и невинно добавил:
— Пришлось немного всплакнуть.
— Ну ты артист, — рассмеялся Том, — она даже гуся помогла тебе запечь?
— Ага. Она его так ловко начинила его картофелем с черносливом.
Том облизнулся и прошёл за младшим братом в кухню.
— Отлично. А с чём будем делать пирог? — поинтересовался он.
— С вареньем, конечно, — живо отозвался Билл, — клубничным. И, видя, что Том полез за банкой, противно заныл:
— Дай ложечку. Ну, дай, дай!
— Обойдёшься, — рявкнул Том, — ты и так пол-банки сожрал! Хватит, попа слипнется.
— Так я его в рот положу, — с деланным изумлением возразил мелкий и счастливо расхохотался.
Том покачал головой и сунул Биллу полную ложку. Билл облизал всё до капельки и счастливо зажмурился:
— А подарок ты купил? — нацеливаясь на вторую ложку поинтересовался он.
— Какой ты нетерпеливый, — возразил Том, — я хотел его под ёлку положить. В полночь бы и распаковал.
— Не могу. Мой подарок ждать до вечера не может, — заупрямился младший, — так что, давай сейчас обменяемся.
Том никак не ожидал, что Билл тоже приготовил презент, и удивлённо вскинул брови. Судя по репликам младшего, подарок был необычный.
— Давай ты первый, — скомандовал Билл, — хочу посмотреть.
Когда Том принёс коробку и Билл содрал с неё яркую бумагу, на несколько секунд воцарилось благоговейное молчание.
— Ох, Томми, — только и смог простонать младший, — ты не представляешь, как я хотел иметь именно краски. Теперь у меня полный профессиональный набор.
Дальше последовал набор нечленораздельных звуков, и Билл повис на шее Тома, целуя того в нос, щёки и, почему-то, уши.
— Ну а теперь ты, — заявил он, бережно ставя коробку на стол, — сядь и закрой глаза.
Том послушно присел на табурет и хотя сам едва не приплясывал от нетерпения, покорно закрыл глаза.
Билл отсутствовал минут пять, потом в кухне, что-то прошелестело и раздалось странное повизгивание.
— Открывай глаза, — разрешил младший.
На полу, прямо перед Томом сидел крошечный нелепый кутёнок неизвестной породы. Судя по всему, щенок недавно открыл глазки и пока даже не умел есть.
— Билл, — в свою очередь ахнул Том, — откуда ты его взял?
— Я сегодня пошёл за мукой, а он возле пекарни в коробочке лежит, — начал рассказывать Билл, — Мне стало его так жалко. Он такой крошечный, плачет от холода, все проходят и никому нет дела.
Заметив, что Том не реагирует, Билл прижал крошечное создание к груди и решительно заявил:
— Если выгонишь, я вместе с ним уйду.
У Тома невольно защемило сердце. Он вспомнил, какими глазами смотрел на него Билл во время первого свидания. Точно так же, как этот брошенный людьми щенок: слабый, беспомощный и никому не нужный. Как можно было отказать мальчишке сейчас, когда его сердечко наконец-то оттаяло и ожило?
— Господи, — Том всплеснул руками, — он же, наверное, ещё есть не умеет.
— Так я бутылочку купил, — совершенно спокойно ответил Билл, — с соской. А в ветеринарной аптеке молочную смесь.
Том аккуратно погладил смешно переваливающегося собачонка. Тот негромко тявкнул и попытался ухватить Тома за палец. Потом передумал. Напрудил лужицу и заковылял к Биллу.
— Славный, — Том засмеялся и спросил:
— Как мы его назовём?
— Скотти, например, — предложил младший и солнечно улыбнулся, — пойду поищу в кладовке корзину.
Том кивнул и догадался, что Билл давно научился вить из него верёвки.
— Том, только ты далеко не уходи. Ладно?
— Волнуешься?
— А то. Ты бы не волновался?
— Может быть, зря мы на эту выставку поехали?
— Как я могу не поехать на выставку своих собственных картин. Это же моя первая в жизни выставка.
Билл на секунду выпустил руку старшего брата и тут же вцепился в его кисть, словно присутствие Тома было сродни спасательному кругу для утопающего.
— Ты, что так и собираешься стоять возле своих шедевров? — хмыкнул Том, — сторожить будешь? По-моему, ты немного перегибаешь. Это же не мировые полотнища, чтобы их украли для частной коллекции.
Билл вполне предсказуемо надулся, немыслимым образом сдвинул брови на переносице и открыл было рот, чтобы сказать гадость, но внезапно передумал и отвернулся к своим картинам, продолжая цепко держать старшего брата за руку. В выставочный зал не спеша входили другие участники выставки молодых дарований.
— Между прочим, — всё это я написал твоими красками и твоими кистями, — зло прошипел Билл, — а ты сторожить-сторожить…
— Пойдём, погуляем, — миролюбиво предложил Том, — надо и другие работы посмотреть. А ещё мы город совсем не видели. Ну, каникулы же…
— Ну хорошо, — Билл наконец-то кивнул, — но только далеко не пойдём. Давай походим по галерее.
Они медленно побрели по галерее, рассматривая работы других художников и негромко обсуждая увиденное. Надо сказать, что Том практически не разбирался в живописи и его тянуло на простые и понятные портреты с пейзажами, тогда как Билл тяготел к авангардизму и сюрреалистам. Том просто глазел по сторонам, задерживая взгляд на картинах скорее из уважения к занятию брата, чем из искреннего интереса. В свою очередь Билл подолгу зависал перед понравившимися работами, что-то бурчал себе под нос и даже делал пометки в своём потрёпанном блокноте.Том и не подозревал, что сегодняшний вечер встреч только начинается. Он был в хорошем настроении и, заслушавшись Билловой лекцией, знакомого мужчину увидел не сразу. Он появился совершенно неожиданно, когда Билл наконец-то соизволил отлипнуть от жуткой авангардной мазни и снова вцепился в его руку. Несколько минут Том пытался сообразить, не ошибся ли он. Ещё несколько минут ушло на анализ того, что герру Хайнеку понадобилось на детской выставке в Дрездене. Без всякого сомнения: это был отец Билла. Совершенно неприметный и вялый, он неторопливо шагал по залу, внимательно вглядываясь в таблички участников выставки. Том растерянно замер, не зная, как поступить. На мгновение им овладело столь сильное отвращение, что он был готов схватить мелкого за руку и силой утащить из зала. Однако над молодым человеком возобладал если и не здравый смысл, то элементарное любопытство, и он осторожно сжал прохладную ладошку младшего брата. То, что герр Хайнек ищет именно их, Том понял после того, как мужчина подошёл к распорядителю выставки и затем прямым ходом направился прямо к братьям. В это же мгновение на лице Билла разыгралось целое представление чувств. Не смотря на то, что мальчик не видел отца много лет, он узнал его и предсказуемо, вспыхнул. Сперва мальчишка изумлённо вскинул брови и, не веря своим глазам, покраснел до самой макушки. Его глаза засияли безумным счастьем, казалось, ещё секунда и он броситься через весь огромный зал, чтобы вцепиться в отца двумя руками и повиснуть на его шее. Но вместо этого он нехорошо побледнел, словно перед глазами предстало привидение, недоверчиво хмыкнул и робко отступил назад. Затем Билл и вовсе нацепил маску фантастического равнодушия, отошёл к очередному «шедевру» и начал торопливо писать в блокноте.
— Добрый день, молодые люди, — негромко поздоровался герр Хайнек.
— Здравствуйте, — Том коротко кивнул, совершенно не понимая, что вдруг понадобилось герру Хайнеку. Он ожидал, что мужчина хотя бы смутится равнодушному приёму родного сына, но он держался совершенно невозмутимо.
— Сразу хочу предупредить вопросы, — герр Хайнек аккуратно поправил галстук и внимательно посмотрел Тому в глаза, — я приехал повидать Билла.
— Забавно? — невежливая фраза вырвался у молодого человека совершенно непроизвольно. Однако он уже чувствовал, что начинает закипать, и в следующую секунду с его языка слетело сразу несколько убийственных в своей прямоте слов:
— Не верю, что Вас заставил расчувствоваться мой визит. Неужели приехали, что бы убедиться в правдивости моих слов.
— Совершенно верно, — на лице герра Хайнека не дрогнул ни один мускул, — для продолжения моего дела нужен нормальный и сообразительный молодой человек.
— А больной и слабоумный как-то не катит? — ехидно сощурился Том, — ловко же вы переобуваетесь прямо в воздухе.
— Не катит, — герр Хайнек изобразил на лице подобие улыбки и невозмутимо продолжил:
— Вы зря кипятитесь. Вам всё равно не удастся вывести меня из себя.
— Да у нас вроде не соревнование по доведению противника до белого каления, — усмехнулся Том, — а если Билл откажется с Вами разговаривать?
— Не откажется, — с убийственной уверенностью заявил герр Хайнек, — он так же слабохарактерен и любопытен, как Ваша мать.
Том обернулся и посмотрел на Билла. Тот всё-таки подошёл ближе и осторожно выглядывал из-за его спины. Возникла неловкая пауза. Оба ждали ответа от мальчика, а он тем временем продолжал тупо смотреть перед собой, беззвучно шевеля губами. В какой-то миг Том даже испугался, вспомнив точно такой же взгляд брата в детском доме. Столь неожиданная и совершенно ненужная встреча грозила обернуться новым витком психического расстройства.
— Отец, — Билл удивлённо уставился на герра Хайнека, — я шесть лет ждал в приюте, когда ты приедешь. Письма тебе писал, звонил…
Том еле сдержался, чтобы не броситься на герра Хайнека с кулаками. Он был отвратителен в своём зашкаливающем цинизме по отношению к брошенному ребёнку. Том притянул Билла за рукав и крепко прижал к себе, пряча его покрасневшее лицо у себя на груди.
— Ты уже разговариваешь со мной, — герр Хайнек усмехнулся, — я всё прекрасно знаю, и мне надо с тобой поговорить. Это очень серьёзно.
— Может быть, тебе стоит выслушать отца? — Том заколебался, — раз уж так вышло, возьми себя в руки.
— Я не хочу, — Билл судорожно вцепился в толстовку Тома, — Зачем ты меня заставляешь? Ты, что не понимаешь? Что ты знаешь о том, как я жил в приюте и ждал? Его ждал!
— Билл, — Том глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду и покаянно признался, — я тебе не говорил. Я был у твоего отца. Разговаривал с ним. Я хотел, что бы вы, наконец, повидались. Он отказал мне. Не думал, что он появится вновь и именно здесь.
На несколько секунд воцарилось гнетущее молчание. Билл стоял перед старшими мужчинами с совершенно убитым видом. Его руки нервно дёргали подол тонкой трикотажной кофты. Том был готов провалиться сквозь землю. Он понимал, что предал младшего брата, и не знал, куда деваться от гнетущего чувства вины. Он даже представить себе не мог, что сейчас испытывал его младший брат. И тем более, чем обернулась вся его благородная идея устроить свидание отца с сыном. А Биллу казалось, что весь мир вновь повернулся к нему задом, что он больше не может дышать от сжимающей боли в груди, что перед ним стоит совершенно чужой человек: холодный и удивительно расчётливый. В погоне за своими высокими бизнес-планами, отец не стеснялся говорить о том, что Билл это всего лишь расходный материал в его далеко идущих планах. И обманщик Том, который не только влез в его самые сокровенные, тайные мысли, но и продал эти интимные переживания отцу.Однако Билл не был бы самим собой, если б позволил этим людям одержать над собой верх. Герр Хайнек глубоко заблуждался, считая, что Билл целиком и полностью сын своей непутёвой матери. И если от фрау Каулитц он унаследовал ангельскую внешность, то упорный и изворотливый характер целиком принадлежал герру Хайнеку. Только невероятное упорство и жизнестойкость позволили Биллу выжить в приюте. Он умел ждать и, сжавшись словно пружина, просто переживал неблагоприятные моменты, чтобы потом распрямиться в полную силу.
— Значит, это ты организовал встречу? — Билл одарил Тома убийственным взглядом, — только не говори, что был полон благих намерений, и взяв, отца за руку, произнёс:
— Ну, что ж пойдём, папа. Раз ты так решил.
Том ошалело закрутил головой, ощутив, как стремительно и бесповоротно повзрослел за всё это время его брат. За считанные месяцы он не только вытянулся и удивительно похорошел, мальчишка буквально сбросил с себя старую изношенную кожу, чтобы заменить её новой, жестокой и непробиваемой бронёй. Не укрылось от него и то, как у герра Хайнека внезапно дрогнуло лицо. Оно вдруг сморщилось, стало жалким и потерянным.
— Хорошо. Хочешь в кафе? — Герр Хайнек отвернулся и начал поправлять совершенно безупречный галстук, — здесь есть очень подходящее, детское.
— Почему в кафе? — с невероятной наглостью отрезал Билл, — я хочу в ресторан. В дорогой. Столько лет не виделись.
— Однако, — герр Хайнек криво усмехнулся.
— Ничего не поделаешь, — Билл пожал плечами, — я невоспитанный. В детском доме жил. Там не приучают церемониться.
Том вернулся в их гостиничный номер. Минул десятый, одиннадцатый, первый час ночи, а мелкого все не было. Он слонялся из угла в угол, не находя себе места и проклиная за глупый и слишком эмоциональный визит к герру Хайнеку. А ещё Том не мог понять, как прозевал момент столь сильного и бесповоротного взросления младшего брата. То ли он был слишком неопытным воспитателем, то ли мальчишка всё это время умело водил его за нос, застилая глаза своей милой инфантильностью и наивным взглядом на жизнь. Но он никак не мог понять того, в какой момент Билл перестал верить в чудеса и отнёсся к визиту отца с недетской губительной злобой.Том даже не надеялся уговорить герра Хайнека повидаться с сыном, и ему было очень неприятно, что мальчишка свято верит в обратное.В половине второго, наконец, тихо скрипнула дверь. Билл сбросил куртку в прихожей и, даже не потрудившись повесить её на вешалку, тихо прошёл в комнату. Он выглядел очень усталым и сонным. Его милое детское личико было каким-то помятым, а потухшие карие глаза не выражали никаких эмоций.
— Почему так долго? — Том опасался, что Билл не удосужит его ответом и умоляюще посмотрел брату в глаза.Но Билл, по-видимому, слишком сильно устал, чтобы устраивать семейные разборки, и ответил совершенно спокойно:
— В ресторане сидели, а после он покатал меня на машине, — Билл непритворно зевнул и устало плюхнулся на кровать, — у него классная тачка, — к вящему неудовольствию Тома заметил мальчишка и улыбнулся странной мечтательной улыбкой.
— Тебе понравилось? — Том чувствовал, что этот разговор не доставляет ему ни малейшего удовольствия. Он, наоборот, только подогревал самые страшные ревнивые опасения и заставлял нервничать ещё больше.
— Дураку не понравится, — резонно возразил Билл и, едва шевеля от усталости руками, начал выпутываться из свитера, — ещё в Дрезденской галерее были.
— А о чём разговаривали? — самым равнодушным тоном поинтересовался Том, — ведь столько лет не виделись.
— Прикинь, он звал меня жить к себе, — равнодушно произнёс Билл, — говорил, что хочет передать своё дело. Что нельзя отдать в чужие руки то, что он нажил годами. Тебя, между прочим, хвалил.
Том едва не задохнулся от возмущения. От такого фантастически-наглого предложения, он едва не потерял дар речи. В какой-то миг Том почувствовал себя таким же беспомощным и жалким, каким был когда-то его младший брат. Всё его окружение лгало и изворачивалось с таким бесстыдством, что не хватало никаких сил справиться с бесконечным потоком предательства.
— А если снова заболеешь то он без раздумий снова сплавит тебя в детский дом, — злобно прошипел Том.
— Том, давай об этом утром, — зевая, перебил Билл, — я очень устал и хочу спать. Подвинься, пожалуйста, я лягу.Том послушно подвинулся к стене и помог брату укрыться одеялом.
— Счёт обещал открыть на моё имя, — уже засыпая, невнятно пробормотал Билл, — интересно, и как там Скотти без нас?
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист
Карла торопливо подвинулась за партой и пропустила Тома к его месту у окна.
— Ты так давно не появлялся на лекциях.
— Да дела разные были, — Том был очень рад, что наконец смог отвлечься от бесконечных переживаний за брата и активно включился в разговор. Он не знал, с кем поделиться своей проблемой, с кем посоветоваться, кому изложить наболевшие вопросы, а Карла… Он выглядела такой соскучившейся и такой искренней, что он нетерпеливо заёрзал на месте.
— Слушай, — Том заметил, что в коридоре перед аудиторией остановилась преподавательница по философии, — а давай прогуляем? Я так соскучился. Очень хочется поговорить, — смущённо закончил он.
— Давай, — радостно поддержала Карла, — только быстренько. Фрау Кох уже идёт.
И молодые люди, взявшись за руки, выбежали из класса под возмущённый возглас преподавательницы.
Некоторое время они брели молча. Сперва по шумным центральным улицам, потом через парк и, наконец, свернули в те тихие кварталы, где жили братья.
— Ты так долго пропадал, — негромко произнесла Карла, — я даже боялась, что тебя к сессии не допустят. И меня совсем забыл.
— Не переживай, я обо всём договорился. Делал все задания дома, — Том осторожно посмотрел на Карлу, не зная, как начать разговор и поделиться столь щепетильной проблемой, — я так ужасно соскучился, — признался он, — по нашим прогулкам, по разговорам. Вообще, по тебе ужасно соскучился.
— Дома-то у тебя как? Всё в порядке? Как Билл?
— Нормально, — Том вдруг невольно поморщился, вспомнив, как Карла отнеслась к побегу Билла, — жив-здоров.
Он немного помолчал и, наконец, сказал:
— Я не знаю с кем можно поделиться. Но я так устал. Никогда не думал, что воспитание ребёнка такой сложный процесс. И эти бесконечные денежные проблемы. А ещё совсем недавно мы встретили родного отца Билла. Оказывается он очень состоятельный человек. Я даже не представлял насколько. Но не в этом дело. Мне всегда казалось, что Билл на него очень сильно обижен. Почти ненавидит. Презирает. Но он так странно повёл себя…
— Билл себя всегда странно ведёт, — Тому показалось, что Карла, как-то нехорошо усмехнулась.
Впрочем, его девушка совершенно не обязана интересоваться проблемами его брата.
— А может, тебе стоит переговорить с его учительницей из приюта? Как её там? Фрау Эструм?
— Эструп, — поправил Том. Молодой человек опять немного помялся. Он чувствовал себя входящим в ледяную воду, а разговор пустым и ненужным.
— Навряд ли это поможет. Это уже другие отношения. Другая история. Она не имеет отношения к приюту. А я, наверное, просто ревную его к отцу. Сам не представлял, что так привяжусь к Биллу. Сейчас уже не представляю, как жил без него раньше. Правда странно?
— А я то тебе чем могу помочь?
— Я по тебе скучаю…
— Всего то?
— Пойдём ко мне.
— Я не уверена, что Билл будет безумно рад. Мне кажется твой брат меня не долюбливает, — Карла чуть заметно поджала губы.
— Не волнуйся. Он сейчас в школе.
Том немного помолчал и добавил извиняющимся тоном:
— Я полагаю, что он очень ревнует меня к тебе, — он глубоко вздохнул, — его можно понять. Столько лет в приюте без близких, без надежды выбраться оттуда.
— Да, вполне возможно, — согласилась Карла, — признаюсь честно, я сразу заметила, что он меня невзлюбил.
— Пришли, — И Том кивнул на свой подъезд, — проходи.
— А, что отец Билла действительно такой богатый человек, — как бы невзначай поинтересовалась Карла, стягивая в прихожей сапоги, — почему же он тогда ему ничем не помогает?
— Да, очень. Я сам удивился. Но совсем недавно он сам приехал повидать Билла. И знаешь, мне кажется, что теперь ситуация переменится.
— Это было бы просто замечательно.
— Давай сейчас поговорим о чем-нибудь другом?
Том подхватил Карлу прямо в коридоре, прям как в первый день переезда и, не снимая с девушки верхней одежды, словно снежный человек, потащил добычу в свою пещеру. Пещерой послужила комната Билла. Кровать была так и не убрана с самого утра, и он бережно опустил Карлу на постель.
— Я тебе помогу, — и Карла начала расстёгивать на Томе толстый зимний пуховик, — я тоже ужасно соскучилась. Ну, иди ко мне, милый, давай же.
Девушка поцеловала Тома в мягкий приоткрытый рот. Однако, как ни странно, Том не почувствовал никакого возбуждения. Это свидание вдруг показалось ему странным и ненужным. Карла вдруг стала необъяснимо ласковой, настойчивой, но настроение у Тома неожиданно испортилось.
Сейчас ему была нужна не ласка, а поддержка. Тёплое участие близкого друга. Может быть, всего несколько простых, но искренних фраз, которые помогли бы удержаться на плаву.
— Билл поросёнок. Мог бы и убрать, — пробормотал Том, вытаскивая из-под себя какую-то смятую кофту.
— Ты так носишься с ним. Разве, что в попу не дуешь, — рассмеялась Карла, — не перегни палку, а то чего доброго тебя заподозрят в педофилии, — не очень удачно пошутила девушка, — хватит, Том, займись, чем -то поинтересней.
Не хватало ещё опозориться перед девушкой. Однако, он был настолько разбит проблемами, что не чувствовал ничего кроме усталости. Ему вдруг попросту расхотелось. От слова совсем. Но если только Том не сумеет совладать со своей слабостью, ему не избежать позора. Репутация мачо и покорителя сердец будет безнадёжно испорчена. Том перепугался не на шутку. Он старался вообразить себе самые похабные картины секса, которые когда-либо видел в порнухе. Он даже попробовал возбудиться откровенной мастурбацией, но его предатель-член продолжал спокойно дремать, не реагируя ни на какие раздражители. Нелепые трепыхания продлились ещё несколько минут. Ощущение фиаско нарастало. Тому был в таком замешательстве, что едва не заревел от досады. Мало того, он даже не отреагировал на умелые оральные ласки, которыми его наградила Карла, и Том почувствовал себя покойником. Он устало откинулся к спинке кровати и криво усмехнулся:
— Вот видишь, я так давно тебя не видел, что забыл, как занимаются любовью.
— Просто ты устал, — Карла изо всех сил старалась скрыть разочарование. Она слезла с кровати и начала поспешно одеваться.
— Знаешь, я пожалуй лучше пойду, — девушка старалась не смотреть на молодого человека.
Чувствовалось, что ей невероятно противно, и Том был готов провалиться сквозь землю.
— Тебе и вправду надо больше отдыхать. Этот мальчишка тебя совсем замучил. Высосал все соки. Отдохни. А я приду в другой раз.
Том проводил Карлу до двери и, вернувшись в свою комнату, попытался прибрать развороченную постель, а потом плюнул на это дело и без сил повалился лицом в подушки. Он не слышал, как пришёл Билл. В комнате уже сгустились ранние зимние сумерки, и Том устало разлепил веки, когда младший брат легонько шлёпнул его по спине.
— А я пятёрку сегодня получил, — похвастался он, — по геометрии. Покушать есть чего? Ты чего такой смурный? Случилось чего?
Билл, ещё холодный и румяный с мороза, присел на край его кровати и засунул ледяную ладошку Тому под свитер.
— Замёрз, — Том невольно улыбнулся, — суп в холодильнике, котлеты в духовке. Хочешь, спагетти мои фирменные с соусом приготовлю?
— Хочу, — Билл задумчиво улыбнулся и снова повторил свой вопрос — ты грустный-то чего? В университете что-нибудь случилось?
— Нет, просто устал, — Том виновато смигнул, провел рукой по щеке младшего брата и негромко добавил, — у нас деньги опять кончились.
Том стоял около кассы и задумчиво вертел перед собой листок с банковской выпиской. Билл же послушно сидел около окна и с самым благообразным видом изучал рекламные проспекты этого самого деньгохранилища.
— Ну, чего там? — наконец, спросил он, — много?
— Много, — Том всё ещё не мог поверить своим глазам. Герр Хайнек неожиданно перевёл деньги. Совершенно внезапно. Буквально пролился финансовым дождём, при чём в тот самый момент, когда Том не спал всю ночь, не зная, гда раздобыть средства.
— Во всяком случае для нас.
— Правда?
— Интересно почему он не делал этого раньше? — задумчиво поинтересовался Том.
— Кто бы мог подумать, — совсем по-взрослому сказал Билл и, наконец, встал со своего места, — дай посмотреть.
— Да тут просто цифры, — Том протянул бумажку брату.
— А что мы будем делать с этими деньгами? — Билл попытался вчитаться в убористый текст и тут же бросил бесполезное занятие. Его математические познания шли не далее таблицы умножения, и мальчишка равнодушно пожал плечами.
— Кстати, ты тоже имеешь право снимать деньги со счёта. Хотя и не совершеннолетний. Так распорядился твой отец, — Том аккуратно свернул бумажку и начал искать кошелёк, — для нас скоро изготовят банковские карты, — пояснил он и раздражённо вздохнул.
— И всё–таки, я не понимаю.
— Чего ты не понимаешь? — Билл протянул брату его напоясную сумку и помог выудить старенький потрёпанный кошелёк.
Том пожал плечами:
— Странный он человек. Не знаю, как тебе объяснить.
— Объясни уж, как–нибудь, — Билл рассмеялся, — не маленький, пойму, — он немного помолчал и попросил неожиданно жалобным голосом:
— Том, а давай отпразднуем это событие? Пойдём в то кафе, где фигурки вкусные продают. Из марципана.
Том невольно улыбнулся. Ещё несколько месяцев назад этот дикарёныш даже не мог нормально войти в магазин или офис, а каждое резкое слово вызывало у него истерику. Много ли прошло времени с тех пор, как он закатил в этом самом кафе жуткую истерику.
— Знаешь, а ещё меня смущает наша бабушка, — совсем, как со взрослым поделился Том.
— Бабушка? — равнодушно переспросил Билл.
Он потёр замерзший кончик носа и махнул головой в сторону кофейни:
— Ну, чего мы стоим? Пошли, надо отметить!
— Кстати, это то самое кафе, куда мы зашли с тобой в самый первый раз, когда я привёз тебя в Магдебург.
Том хотел напомнить, что в этом заведении Билл устроил концерт, но вовремя передумал и просто открыл перед братом дверь.
— Ух, ты, как вкусно пахнет, — оживился Билл, — идём скорее.
В кафе было полупусто, и Билл занял самое лучшее место у окна, чтобы глазеть на заснеженную холодную улицу и одновременно на роскошные торты, выставленные в витрине. К огромному облегчению Тома, их не узнали, и он отправился делать заказ с самым важным видом праздного богача.
— Так, что там наша бабушка? — поинтересовался Билл, когда Том поставил перед ним тарелку с двумя фигурками рыцарей.
— Знаешь, я имел глупость проболтаться о том, что твой отец перечислил деньги, — невесело признался Том, — честное слово, совершенно случайно. Сказал, что мы идём в банк. Слово за слово и она вытянула из меня всё. Ты не представляешь, как она обрадовалась. Наверное, была готова пуститься в пляс. Так, как-будто это ей отвалили целое состояние. Содержание за то, что она тебя воситывает. А на самом деле бабушка об этом и не думала. Она всячески уговаривала меня, но сама даже пальцем не пошевелила.
— Так это бабушка решила меня забрать? — как Том и ожидал Билл немыслимым образом нахмурился, — раньше ты мне этого не говорил. Значит, это было не твоё решение?
— Сначала нет, — как можно спокойней пояснил Том, опасаясь, что Билл закатит ему сцену ревности, — но потом, когда тебя увидел… Тебе сок или коктейль? — он попытался отвлечь брата от опасных мыслей, — бабушка только предложила, но ничего для этого не сделала.
— Коктейль, — нетерпеливо постукивая ложечкой, потребовал Билл и в очередной раз удивил брата неожиданно просыпающимися рассудительностью и здравым смыслом:
— Вот ты смешной. Бабушке опеку бы не дали. Она слишком старая.
— Знаю я её, — вздохнул Том, — пронюхала про деньги и сделает, что-нибудь такое, что меня отстранят и опеку передадут ей.
— И плакали наши миллиончики, — закончил за брата Билл.
Том даже онемел на месте от этого столь простого и безжалостного вывода.
— Ну, не миллиончики, — машинально поправил он и чуть не сел мимо стула, — вряд ли твой отец позволит, чтобы сбережениями распоряжалась бабушка. В конце концов, он твой родной отец, живой и здравствующий родственник, который только передал право опеки. Он может его запросто вернуть обратно.
— Вот ещё, — Билл снова нахмурился и неожиданно вцепился в руку Тома. Тот почувствовал, что младший нервно задрожал:
— Том, пожалуйста, не надо меня никому отдавать. Я же не вещь, чтобы меня передавать из рук в руки. Я с тобой хочу быть, а не с ними. Если бы не ты…
— Да, конечно…
Том едва не задохнулся от нахлынувшего смятения. Чтобы сдержать рвущиеся наружу гневные и одновременно счастливые эмоции, он торопливо отставил свою тарелку и отправился в отдел коктейлей. Когда Том вернулся к столу с двумя высокими запотевшими бокалами, его стремительно развивающийся братец соорудил из фигурок неприличную композицию. Том едва не расхохотался на всё кафе, увидев творение брата, и только строго посмотрел на него.
— Том, знаешь, чего, — Билл со вкусом откусил у рыцаря голову и продолжил очень серьёзным тоном, — ты после истории в театре поосторожней. Думаешь, я не знаю ничего? Ты возьми из наших денег, отдай долг этому Генриху. Возьми сколько надо. Хоть всё. Только не связывайся с этим делом.
В пятницу вечером Билл пришёл домой первым. Он позвонил Тому ещё из школы, и старший брат сказал, что немного задержится: пойдёт улаживать ТО САМОЕ дело.
Билл бросил портфель в прихожей, аккуратно прислонил к стене этюдник и с деловым видом прошёл на кухню, где порылся в холодильнике, стащил со сковородки холодную котлету, затем захомячил глазированный сырок, заел это дело горбушкой хлеба и завершил трапезу глотком воды из фильтра-кувшина. Конечно, ему бы попало от Тома за питьё воды прямо из носика, но на самом деле старший тайком поступал точно так же, и Билл без зазрения совести отпил ещё немного. Побродив по квартире, он с самым скучающим видом устроился в кухне на подоконнике, подышал на стекло, потом нарисовал человечка с длинными разлохмаченными дредами и криво подписал «Том».Старший много бы отдал за то, чтобы узнать, какие мысли сейчас роятся в голове его младшего брата. А думал Билл о Томе. Он, действительно, как-то неожиданно резко повзрослел и поумнел. Ещё несколько месяцев назад основной лейтмотив его дум сводился к поддержанию собственного блага. И если в сентябре Билл, словно одержимый, заботился только о себе, то сейчас его мысли сводились к анализу и обдумыванию чужих поступков. Билл пытался понять, что руководило его братом в тот момент, когда он решил забрать его из детдома, что поддерживало его силы в борьбе с хилым здоровьем и тотальным безденежьем. Теперь Том был не просто гарантом его удобной выгодной жизни, но и самым близким и верным другом.
Билл слез с окна и зябко повёл плечами. Дома было прохладно, а ещё очень хотелось сытно поужинать и вместе с Томом усесться перед телевизором в его комнате.
Время было уже позднее, а брат всё не появлялся. Его мобильный почему-то не отвечал, и Билл начал испытывать лёгкое беспокойство. Прошло ещё около часа, и младший почувствовал в области сердца неприятную сосущую тревогу. Том задерживался и раньше: то сдавал «хвосты», то репетировал с группой или сидел с приятелями в пабе, но он всегда отзванивался Биллу, подробно отчитывался, что делает и когда придёт. В некоторые дни он даже просил фрау Аделину, чтобы та зашла к мальчишке и проверила, как тот коротает время. У Билла не было никаких твёрдых оснований, но он вдруг непостижимым образом испугался и занервничал. Что-то на уровне подсознания подсказывало о надвигающихся неприятностях. Билла вдруг зазнобило, в животе стало холодно, и он поспешно схватился за трубку. Телефон Тома молчал. Билл вдруг вспомнил свой побег и удивительно явно ощутил переживания Тома, когда тот бегал по городу в поисках непутёвого младшего брата. Тревога нарастала всё сильней, и уже через несколько минут Билл запаниковал по-настоящему. Прошло ещё около часа. Мальчишка переходил от окна к окну, мучительно вглядывался в тёмную даль улицы и набирал номер старшего брата каждые пять минут.В половине двенадцатого Биллу стало совершенно ясно, что с братом произошло что-то плохое. В состоянии близком к обмороку, он вышел в коридор и, не зная, зачем, начал натягивать куртку и тёплые зимние ботинки. Звонок городского телефона разорвался словно бомба. В гулком пустом коридоре он прозвучал, как взрыв, и Билл едва не упал от бешеного сердечного ритма.
— Я слушаю, — мальчик снял трубку и не узнал свой голос.
— Добрый вечер, — ровный, чуть торопливый, какой-то официальный, голос принадлежал незнакомому молодому мужчине, — я могу поговорить с родственниками Томаса Каулитца?
— Я слушаю, — онемевшими губами пролепетал Билл.
— Хм, — мужчина неуверенно хмыкнул, — мальчик, взрослые есть дома?
— Нет, никого. Я его брат.
— Пожалуйста, передай родителям, что им необходимо срочно приехать в госпиталь Бургхаузен, — ответил собеседник.
— Что с моим братом? — Билл чувствовал, как кровь отхлынула от головы и глаза затянуло обморочным туманом.
— Вам лучше приехать, — коротко бросил мужчина, — Передай, пожалуйста, папе или маме, что это очень серьёзно. Ты передашь или я перезвоню ещё раз?
— Передам, — машинально пробормотал Билл, — обязательно.
@темы: фанфики, психология, романтика, драма, джен, Токио Хотель, закончен, Аутист