читать дальше
«Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность — болью прощания...»
Стихотворение навязчиво звучало в голове.
Первое лёгкое невнятное беспокойство Виктория ощутила ближе к концу недели.
Всё это время они жили с Итаном бок о бок. Так, как-будто это было всегда. Она окончательно поправилась. Даже похорошела, как настойчиво намекал Томас, и не думала ни о чем плохом.
Они вместе ездили на репетиции, по вечерам тусовались небольшой компанией в клубах, а ещё чаще проводили время вдвоём. Итан не особенно любил шумные вечеринки, да и Виктория чувствовала, что сейчас ей хочется быть только с ним. У них было столько невысказанного, что для общения этого короткого вечернего времени катастрофически не хватало.
Но расплывчатое чувство тревоги нарастало, и Виктория никак не могла понять, что же является его причиной.
О Луне она старалась не думать. По крайней мере, просто себе запрещала себе об этом вспоминать, мысленно прокручивая гадость её поступка.
Она машинально жалась к Итану, словно пыталась забыться в его объятьях. Хотя чаще бывало наоборот. Когда они ссорились в группе, что-то не ладилось в работе или случались проблемы с продюсерами, Итан, словно маленький ребёнок, везде следовал за ней, пытаясь найти утешение и заботу. Он, словно детёныш коалы, буквально лип к ней, и иногда это вызывало лёгкое раздражение. Но сейчас они поменялись ролями, и Виктория без зазрения совести пряталась в его руках, пытаясь закрыться от нарастающего беспокойства. Она не понимала, что её так навязчиво тревожит, пока однажды вечером, лёжа головой у Итана на коленях и тупо пялясь в телевизор, она всё-таки подумала о Луне.
Да, всё, может быть, окончательно плохо. Любовь прошла, завяли помидоры, но почему за всё это время Вик ни разу не только не видела подружку, но даже ничего о ней не слышала.
В это же мгновение червячок тревоги внезапно раскрутился в полную силу. Луна исчезла, как-будто её и не было. Она ни разу не позвонила и не написала, не появлялась в соцсетях и не тусовалась на вечеринках.
Уж не случилось ли чего?!
Эта мысль ударила Викторию под дых! Даже если они поссорились и расстались, не может же человек исчезнуть окончательно и бесповоротно. Вне всякого сомнения, пока она здесь бездельничает и кайфует, произошло что-то нехорошее!
Ночь Виктория провела плохо. Пока Итан сладко посапывал под боком, она тряслась от злости и ненависти к себе. Воображение разыгралось в полную силу. Вик уже представляла себе кучу ужасных картин, как обнаруживает Луну в реанимации или в морге. Представляла её изуродованные лицо и тело и вертелась в постели, не в силах уснуть.
В четыре утра она всё-таки не выдержала и взяла с тумбочки телефон. Номер пришлось вытаскивать из чёрного списка. И пока Виктория копалась с изменением настроек, почувствовала, как сильно дрожат её руки.
Где она может быть?
Длинные гудки…
И сброс. Возможно, её тоже добавили в чёрный список.
Луна? На улице прошуршала машина.
Луна? Итан пробормотал во сне что-то невнятное.
Где ты, синьорита Пассос, жгучая штучка?
На следующий день Виктория решилась съездить домой, в свою квартиру, в которой они проживали вместе последние полгода.
Дома никого не оказалось.
Вик побродила по пустым комнатам. Заглянула в шкаф Луны, под завязку забитый вещами, проверила полочку с косметикой в ванной и разочарованная легла спать, представляя, как в самое ближайшее время выскажет Луне всё, что о ней думает. Или нет. Она не скажет ей ни слова, так будет лучше. Обязательно разыщет её и обольёт ледяным равнодушием.
Спалось опять плохо. Без Итана было холодно и неуютно. Она привыкла нырять под его тёплую подмышку или просто любоваться безмятежным лицом, если просыпалась среди ночи.
Но Итана не было, и ей становилось невыразимо тошно от чувства неразрешимой задачи и досады.
Виктория задремала только под утро, и её почти мгновенно вырвал из сна пронзительный телефонный звонок.
— Луна! — голос со сна был хриплый. Ещё несколько минут Вик не могла понять, где находится. Сердце трепыхалось. Шея и спина взмокли.
— Нет, Вик, это я, — трубка отозвалась голосом Томаса, — а что не так с Луной? Она разве не с тобой?
В самый раз. Жирного масла в раскалённый огонь её переживаний.
— Понятия не имею? — Вик со стоном рухнула обратно на подушку.
— Не имею ни малейшего понятия, — огрызнулась она, — небось тусит с очередными, прости Господи. Какое мне дело до этой… стервы? Хоть бы она, — Вик внезапно прикусила язык. Нет, желать Луне смерти. До такого она ещё не докатилась.
— Я хочу сходить сегодня в Lanificio 159. Пойдешь с нами?
— Да не вопрос! — усмехнулась Виктория. — А кто ещё будет?
— Дамиано, Лавиния и ещё один небольшой сюрприз, — рассмеялся Томас. — До вечера. Начало в восемь. Если хочешь, можем заехать за тобой.
— Вот и отлично! Вечером жду.
Сюрприз — это вне всякого сомнения Луна. Ничего она ей не скажет. Пусть мучается. Пусть переживает. Ей нет дела до того, где эта сука шляется. Черт, но где же она в самом деле?
Однако уже почти восемь. Опять бессонная ночь. Голова квадратная. А нужна ли ей эта вечеринка? По телу расползался холод, кожа покрывалась мурашками. Луна никогда не исчезала так надолго. Бывало, что они ссорились, но та никогда не уходила настолько надолго. Луна отсутствует уже, наверное, недели две, если не больше.
Звонок. Автоматический сброс после серии длинных гудков. Вик чувствовала, что не может заниматься делами. Не может есть. Даже спать перехотелось. Где она? Где?
Вик немного подумала и решилась. Набрала номер родителей. Хорошо, что в своё время внесла в список контактов. Очень неловко звонить. И не дай бог навести панику. У её матери ведь, кажется, больное сердце.
— Синьора Пассос? Добрый день! Это Виктория. Извините за беспокойство. Скажите, а Луна не у вас? Нет? Ох, простите. Видимо, мы разминулись. Отсутствует две недели? Почему не знаю? Я только что вернулась с гастролей. А не знаете, где она сейчас? Нет? Очень жаль. Ещё раз извините.
День прошёл плохо. Виктория пыталась заниматься делами. Оплатила накопившиеся счета, съездила в магазин за продуктами. Отправила по электронке пару писем. Но при этом поминутно вскакивала. Выглядывала в окно, будто Луна должна была появиться во дворе. Прислушивалась к каждому шороху. А в магазине вглядывалась в лица каждого встречного-поперечного.
Ах, если бы сейчас рядом был Торкио. С ним Виктории, несомненно, было бы легче.
Странное у неё зреет чувство по отношению к Итану. Даже не стыд и неловкость, что она ушла не попрощавшись, а досада. Огромная всепоглощающая досада, что ничего не складывается. Что она не может преодолеть себя. Что обманула его ожидания.
Что хотела бы быть с ним, но проклятое стихотворение о силе прощения не даёт ей покоя.
Она уже готова простить Луне всё, что угодно, лишь бы та оказалась живой и здоровой. Лишь бы кончилась эта пытка ожиданием и всё встало на свои места. Наверное, Торкио был прав, когда сказал, что ради любви можно простить всё.
На площадке щёлкнул лифт. Соседи вернулись домой. Рёв младенца и крики детей постарше взорвали в её голове жгучий болезненный фейерверк. Кому-то мебель привезли. Ну вот застряли с креслом прямо на входе. Кто-то ругается. Кто-то ищет свою кошку.
Звонок. Автоматический сброс.
Она уже обзвонила всех общих подружек. Только долговязой шведке не набирала. Ну уж нет.Вот этого точно не будет!
Виктория грустно усмехнулась — она превратилась в одно большое ухо, которое слышит даже ничтожные звуки. Она поймала себя на мысли, что тихо молится: «Приди, приди, приди...»
К концу дня её начало подташнивать, и желудок разболелся, будто она отравилась.
И сердце бешено колотится — так недалеко до нервного срыва.
Наверное, стоит заказать еду или спуститься вниз в кафе. Хотя вряд ли она сейчас сможет проглотить хоть кусочек. Как-будто и вправду съела что-то несвежее. Желудок ноет на грани с безумной тошнотой.
Виктория открыла окно, чтобы немного проветрить квартиру. Абонент недоступен. Вик мысленно поклялась, что ничего не скажет Луне, лишь бы эта сука хоть как-то дала о себе знать.
Она машинально постукивала ногтями по клавиатуре ноутбука, когда на улице хлопнула дверь машины. Бросив всё, опрометью кинулась к окну. Черт! Слишком далеко. Ничего не видно. Она замерла, прислушиваясь. Пожалуйста, приди... Приди... Приди...
Лифт ехал мучительно долго. Целую вечность. Остановился на её этаже. Сердце бухнуло в пятки. Ей-богу, она от всего этого заболеет. Звонок. Ноги подкосились. Прикусив от радости пальцы, она ринулась открывать. Около двери на секунду замерла, сделала холодное, максимально спокойное лицо и распахнула дверь... Итан!
— Привет!
— Привет!
Вик, чувствуя, что её покидают силы, машинально ткнулась носом в его плечо.
— Обними!
Он послушно обнял. Задержал так надолго, будто боялся отпустить хоть на секунду.
— Ты это... Не плачь. Всё будет хорошо. Она вернётся. Обязательно!
Как же ей хреново сейчас. Больно до вывернутого наизнанку сердца. От того, что он всё понимает! Буквально с полуслова. Как было всегда. Считывает её мысли и чувства на уровне подсознания. И как хочется Итана придушить! Придушить за его понятливость. За ум и деликатность. За то, что она не может оценить всего этого по достоинству. За то, что она его предала, сбежав самым позорным образом.
Она осторожно сжала его крупные кисти. Руки сухие, жаркие. На левой, чуть выше запястья, бинт. Неужели опять тендинит — воспаление сухожилия? Профессиональное заболевание барабанщиков. Нет! Круглое ярко-красное пятно ожога.
— Что это?
— Ничего. Пустяки. Скоро заживёт.
Вик ошарашенно замерла. След от сигаретного ожога. Он жёг сам себя, лишь бы не думать о ней. Отвлечься на острую боль и забыться хоть на мгновение.
— Итан!
— Всё хорошо.
— Сможешь ли ты меня простить?
— Уже.
— Ит, как ты можешь быть таким великодушным? Мне хочется тебя убить. Ты мучаешь меня хуже, чем Луна.
— Потому что люблю, — чуть слышно, одними губами произнёс Торкио. — Я же видел, как ты мучаешься. Все эти дни ты была со мной и не со мной. Я же слышал, сколько раз ты произнесла имя Луны, когда тебе было особенно хорошо.
— Прости!
Так же тихо ответила Вик. Она хотела решительно отстраниться, но Итан задержал её около себя, не в силах отпустить.
— Виктория!
Он зарылся лицом в её волосы, до боли стискивая руками.
— Не надо, Итан. Не мучай меня. Я этого не выдержу. Пожалуйста, отпусти, иначе я зареву.
Итан выпустил её. Просто безвольно расслабил руки. Вик выскользнула с каким-то странным чувством, что сейчас непременно умрёт. Её охватила жуткая всепоглощающая слабость. Такая, что она еле удержалась на ногах.
На улице снова хлопнула дверь машины. Гулкий звук разнёсся пушечным эхом до самого последнего этажа.
Завибрировал телефон. Это был Томас.
— Пойдём, — не глядя на Итана, сказала Вик. — Это за нами.
Они молча вышли из квартиры. Вик вызвала лифт.
Она почему-то ожидала этого. Просто предчувствовала каким-то десятым чувством[,](fix:
что случится именно так. На парковке стоял скромный светлый седан Томаса и роскошный ретро-кадиллак с откидным верхом. Совершенно незнакомая Виктории машина. Скорее всего, взятая на прокат, полная каких-то девчонок и с грохочущей на весь двор музыкой. Луна была за рулём.
Вик сделала ей жест, чтобы та убавила бешеный бьющий по ушам ритм.
От подъезда до машины было всего несколько шагов, и Вик проделала их словно в полусне. Она шагала, не чувствуя асфальта, словно погружаясь в какое-то мутное ватное забытьё. В ушах настойчиво пульсировало стихотворение Владимира Леви (как она успела узнать в Википедии).
«Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания, привязанность - болью прощания,
а ненависть - силой того отвращения,
с которым ты помнишь свои обещания».
Прощение или ненависть? Опять Торкио был прав, когда сказал, что стоимость настоящих чувств становится очевидной, только если требуется прощение. Он тусовался где-то сзади, за её спиной, едва ощутимо прикасаясь рукой к руке, словно пытаясь поддержать.
— Привет!
— Здравствуй!
Вик обещала себе, что не задаст ни одного вопроса, где и почему всё это время пропадала Луна. Впрочем, этого и не понадобилось. Девчонки пищали, визжали и толкались. Из их дружного, какого-то истеричного гомона Вик разобрала только одно. Они отдыхали на Ибице. Пляжи, экзотическая кухня и зажигательные дискотеки.
Вик стояла чуть ошарашенная, обиженная и растерянная. Казалось, что её стремительно окатили из ведра, и даже широченная улыбка Томаса, кажется, потухла и начала сползать с лица, словно изменчивая вечерняя тень.
И всё-таки, слава богу, что Луна нашлась. Что она жива, здорова. Что кончились её ночные кошмары и сосущее чувство тревоги, наконец, свернулось в крошечный комочек.
— Почему ты ни разу не позвонила?
Горло пересохло, и вопрос прозвучал как-то невнятно, с жалобной просительной интонацией.
— Ой, нам было так весело. Так здорово. Прости, просто всё так закрутилось. Было некогда.
Вот как? Ей было весело. Зажигательно. А то, что Виктория здесь сходит с ума, это ничего. Осталась совершенно больная. В состоянии полной неизвестности и тревоги. Какие пустяки. Главное, что Луне на Ибице было хорошо.
— Ну прости. Пожалуйста. Я понимаю, что очень виновата, оставила тебя больную. Умотала бог знает куда. Нет, правда, нам было так здорово. Иди сюда. Садись.
Луна предусмотрительно распахнула соседнюю дверь и кивнула приглашающим жестом.
Виктория шагнула к машине. На секунду воцарилось вопросительное молчание. Кажется, даже небо сердито нахмурилось, тяжело набрякло и полиловело, негодуя над её очередным унижением.
Томас, что сидел за рулём соседней машины, перестал улыбаться. Он чувствовал какой-то подвох, и его добродушное лицо настороженно вытянулось. На Итана же было больно смотреть. Вик машинально обернулась. Торкио был бледен до синевы и нехорошо, как-то истерично улыбался одним уголком губ.
— Куда мы сейчас? — спросила Вик.
— В клуб. В Lanificio 159, — ответила Луна, нетерпеливо похлопывая ладонью по сидению.
— Я не у тебя спрашиваю.
Вик обернулась и осторожно провела кончиком пальца по руке Итана чуть ниже растрёпанной повязки.
— Не знаю, — он совсем растерялся, — куда хочешь.
— Поехали к тебе.
Итан машинально кивнул головой, ещё не очень осознавая произошедшего.
Обе машины исчезли со двора с какой-то непозволительно истерической скоростью. Последних слов Луны Вик не расслышала, да и не хотела слышать. Какое ей дело до того, что теперь думает Луна.
— Слушай, а зачем нам тащиться к тебе, если мы около моего дома.
Вик аккуратно потрясла Торкио за руку.
— Да. Так, пожалуй, будет логичней.
— Пошли. Сейчас закажем пиццу и бахнем вина. И, кстати, ты мне почитаешь ещё какие-нибудь стихи? Ты ведь знаешь.
— Угу, — Торкио кивнул с таким видом, как-будто его только что помиловали прямо на эшафоте, — я был уверен, что тебе понравится!!
«Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность — болью прощания...»
Стихотворение навязчиво звучало в голове.
Первое лёгкое невнятное беспокойство Виктория ощутила ближе к концу недели.
Всё это время они жили с Итаном бок о бок. Так, как-будто это было всегда. Она окончательно поправилась. Даже похорошела, как настойчиво намекал Томас, и не думала ни о чем плохом.
Они вместе ездили на репетиции, по вечерам тусовались небольшой компанией в клубах, а ещё чаще проводили время вдвоём. Итан не особенно любил шумные вечеринки, да и Виктория чувствовала, что сейчас ей хочется быть только с ним. У них было столько невысказанного, что для общения этого короткого вечернего времени катастрофически не хватало.
Но расплывчатое чувство тревоги нарастало, и Виктория никак не могла понять, что же является его причиной.
О Луне она старалась не думать. По крайней мере, просто себе запрещала себе об этом вспоминать, мысленно прокручивая гадость её поступка.
Она машинально жалась к Итану, словно пыталась забыться в его объятьях. Хотя чаще бывало наоборот. Когда они ссорились в группе, что-то не ладилось в работе или случались проблемы с продюсерами, Итан, словно маленький ребёнок, везде следовал за ней, пытаясь найти утешение и заботу. Он, словно детёныш коалы, буквально лип к ней, и иногда это вызывало лёгкое раздражение. Но сейчас они поменялись ролями, и Виктория без зазрения совести пряталась в его руках, пытаясь закрыться от нарастающего беспокойства. Она не понимала, что её так навязчиво тревожит, пока однажды вечером, лёжа головой у Итана на коленях и тупо пялясь в телевизор, она всё-таки подумала о Луне.
Да, всё, может быть, окончательно плохо. Любовь прошла, завяли помидоры, но почему за всё это время Вик ни разу не только не видела подружку, но даже ничего о ней не слышала.
В это же мгновение червячок тревоги внезапно раскрутился в полную силу. Луна исчезла, как-будто её и не было. Она ни разу не позвонила и не написала, не появлялась в соцсетях и не тусовалась на вечеринках.
Уж не случилось ли чего?!
Эта мысль ударила Викторию под дых! Даже если они поссорились и расстались, не может же человек исчезнуть окончательно и бесповоротно. Вне всякого сомнения, пока она здесь бездельничает и кайфует, произошло что-то нехорошее!
Ночь Виктория провела плохо. Пока Итан сладко посапывал под боком, она тряслась от злости и ненависти к себе. Воображение разыгралось в полную силу. Вик уже представляла себе кучу ужасных картин, как обнаруживает Луну в реанимации или в морге. Представляла её изуродованные лицо и тело и вертелась в постели, не в силах уснуть.
В четыре утра она всё-таки не выдержала и взяла с тумбочки телефон. Номер пришлось вытаскивать из чёрного списка. И пока Виктория копалась с изменением настроек, почувствовала, как сильно дрожат её руки.
Где она может быть?
Длинные гудки…
И сброс. Возможно, её тоже добавили в чёрный список.
Луна? На улице прошуршала машина.
Луна? Итан пробормотал во сне что-то невнятное.
Где ты, синьорита Пассос, жгучая штучка?
На следующий день Виктория решилась съездить домой, в свою квартиру, в которой они проживали вместе последние полгода.
Дома никого не оказалось.
Вик побродила по пустым комнатам. Заглянула в шкаф Луны, под завязку забитый вещами, проверила полочку с косметикой в ванной и разочарованная легла спать, представляя, как в самое ближайшее время выскажет Луне всё, что о ней думает. Или нет. Она не скажет ей ни слова, так будет лучше. Обязательно разыщет её и обольёт ледяным равнодушием.
Спалось опять плохо. Без Итана было холодно и неуютно. Она привыкла нырять под его тёплую подмышку или просто любоваться безмятежным лицом, если просыпалась среди ночи.
Но Итана не было, и ей становилось невыразимо тошно от чувства неразрешимой задачи и досады.
Виктория задремала только под утро, и её почти мгновенно вырвал из сна пронзительный телефонный звонок.
— Луна! — голос со сна был хриплый. Ещё несколько минут Вик не могла понять, где находится. Сердце трепыхалось. Шея и спина взмокли.
— Нет, Вик, это я, — трубка отозвалась голосом Томаса, — а что не так с Луной? Она разве не с тобой?
В самый раз. Жирного масла в раскалённый огонь её переживаний.
— Понятия не имею? — Вик со стоном рухнула обратно на подушку.
— Не имею ни малейшего понятия, — огрызнулась она, — небось тусит с очередными, прости Господи. Какое мне дело до этой… стервы? Хоть бы она, — Вик внезапно прикусила язык. Нет, желать Луне смерти. До такого она ещё не докатилась.
— Я хочу сходить сегодня в Lanificio 159. Пойдешь с нами?
— Да не вопрос! — усмехнулась Виктория. — А кто ещё будет?
— Дамиано, Лавиния и ещё один небольшой сюрприз, — рассмеялся Томас. — До вечера. Начало в восемь. Если хочешь, можем заехать за тобой.
— Вот и отлично! Вечером жду.
Сюрприз — это вне всякого сомнения Луна. Ничего она ей не скажет. Пусть мучается. Пусть переживает. Ей нет дела до того, где эта сука шляется. Черт, но где же она в самом деле?
Однако уже почти восемь. Опять бессонная ночь. Голова квадратная. А нужна ли ей эта вечеринка? По телу расползался холод, кожа покрывалась мурашками. Луна никогда не исчезала так надолго. Бывало, что они ссорились, но та никогда не уходила настолько надолго. Луна отсутствует уже, наверное, недели две, если не больше.
Звонок. Автоматический сброс после серии длинных гудков. Вик чувствовала, что не может заниматься делами. Не может есть. Даже спать перехотелось. Где она? Где?
Вик немного подумала и решилась. Набрала номер родителей. Хорошо, что в своё время внесла в список контактов. Очень неловко звонить. И не дай бог навести панику. У её матери ведь, кажется, больное сердце.
— Синьора Пассос? Добрый день! Это Виктория. Извините за беспокойство. Скажите, а Луна не у вас? Нет? Ох, простите. Видимо, мы разминулись. Отсутствует две недели? Почему не знаю? Я только что вернулась с гастролей. А не знаете, где она сейчас? Нет? Очень жаль. Ещё раз извините.
День прошёл плохо. Виктория пыталась заниматься делами. Оплатила накопившиеся счета, съездила в магазин за продуктами. Отправила по электронке пару писем. Но при этом поминутно вскакивала. Выглядывала в окно, будто Луна должна была появиться во дворе. Прислушивалась к каждому шороху. А в магазине вглядывалась в лица каждого встречного-поперечного.
Ах, если бы сейчас рядом был Торкио. С ним Виктории, несомненно, было бы легче.
Странное у неё зреет чувство по отношению к Итану. Даже не стыд и неловкость, что она ушла не попрощавшись, а досада. Огромная всепоглощающая досада, что ничего не складывается. Что она не может преодолеть себя. Что обманула его ожидания.
Что хотела бы быть с ним, но проклятое стихотворение о силе прощения не даёт ей покоя.
Она уже готова простить Луне всё, что угодно, лишь бы та оказалась живой и здоровой. Лишь бы кончилась эта пытка ожиданием и всё встало на свои места. Наверное, Торкио был прав, когда сказал, что ради любви можно простить всё.
На площадке щёлкнул лифт. Соседи вернулись домой. Рёв младенца и крики детей постарше взорвали в её голове жгучий болезненный фейерверк. Кому-то мебель привезли. Ну вот застряли с креслом прямо на входе. Кто-то ругается. Кто-то ищет свою кошку.
Звонок. Автоматический сброс.
Она уже обзвонила всех общих подружек. Только долговязой шведке не набирала. Ну уж нет.Вот этого точно не будет!
Виктория грустно усмехнулась — она превратилась в одно большое ухо, которое слышит даже ничтожные звуки. Она поймала себя на мысли, что тихо молится: «Приди, приди, приди...»
К концу дня её начало подташнивать, и желудок разболелся, будто она отравилась.
И сердце бешено колотится — так недалеко до нервного срыва.
Наверное, стоит заказать еду или спуститься вниз в кафе. Хотя вряд ли она сейчас сможет проглотить хоть кусочек. Как-будто и вправду съела что-то несвежее. Желудок ноет на грани с безумной тошнотой.
Виктория открыла окно, чтобы немного проветрить квартиру. Абонент недоступен. Вик мысленно поклялась, что ничего не скажет Луне, лишь бы эта сука хоть как-то дала о себе знать.
Она машинально постукивала ногтями по клавиатуре ноутбука, когда на улице хлопнула дверь машины. Бросив всё, опрометью кинулась к окну. Черт! Слишком далеко. Ничего не видно. Она замерла, прислушиваясь. Пожалуйста, приди... Приди... Приди...
Лифт ехал мучительно долго. Целую вечность. Остановился на её этаже. Сердце бухнуло в пятки. Ей-богу, она от всего этого заболеет. Звонок. Ноги подкосились. Прикусив от радости пальцы, она ринулась открывать. Около двери на секунду замерла, сделала холодное, максимально спокойное лицо и распахнула дверь... Итан!
— Привет!
— Привет!
Вик, чувствуя, что её покидают силы, машинально ткнулась носом в его плечо.
— Обними!
Он послушно обнял. Задержал так надолго, будто боялся отпустить хоть на секунду.
— Ты это... Не плачь. Всё будет хорошо. Она вернётся. Обязательно!
Как же ей хреново сейчас. Больно до вывернутого наизнанку сердца. От того, что он всё понимает! Буквально с полуслова. Как было всегда. Считывает её мысли и чувства на уровне подсознания. И как хочется Итана придушить! Придушить за его понятливость. За ум и деликатность. За то, что она не может оценить всего этого по достоинству. За то, что она его предала, сбежав самым позорным образом.
Она осторожно сжала его крупные кисти. Руки сухие, жаркие. На левой, чуть выше запястья, бинт. Неужели опять тендинит — воспаление сухожилия? Профессиональное заболевание барабанщиков. Нет! Круглое ярко-красное пятно ожога.
— Что это?
— Ничего. Пустяки. Скоро заживёт.
Вик ошарашенно замерла. След от сигаретного ожога. Он жёг сам себя, лишь бы не думать о ней. Отвлечься на острую боль и забыться хоть на мгновение.
— Итан!
— Всё хорошо.
— Сможешь ли ты меня простить?
— Уже.
— Ит, как ты можешь быть таким великодушным? Мне хочется тебя убить. Ты мучаешь меня хуже, чем Луна.
— Потому что люблю, — чуть слышно, одними губами произнёс Торкио. — Я же видел, как ты мучаешься. Все эти дни ты была со мной и не со мной. Я же слышал, сколько раз ты произнесла имя Луны, когда тебе было особенно хорошо.
— Прости!
Так же тихо ответила Вик. Она хотела решительно отстраниться, но Итан задержал её около себя, не в силах отпустить.
— Виктория!
Он зарылся лицом в её волосы, до боли стискивая руками.
— Не надо, Итан. Не мучай меня. Я этого не выдержу. Пожалуйста, отпусти, иначе я зареву.
Итан выпустил её. Просто безвольно расслабил руки. Вик выскользнула с каким-то странным чувством, что сейчас непременно умрёт. Её охватила жуткая всепоглощающая слабость. Такая, что она еле удержалась на ногах.
На улице снова хлопнула дверь машины. Гулкий звук разнёсся пушечным эхом до самого последнего этажа.
Завибрировал телефон. Это был Томас.
— Пойдём, — не глядя на Итана, сказала Вик. — Это за нами.
Они молча вышли из квартиры. Вик вызвала лифт.
Она почему-то ожидала этого. Просто предчувствовала каким-то десятым чувством[,](fix:
что случится именно так. На парковке стоял скромный светлый седан Томаса и роскошный ретро-кадиллак с откидным верхом. Совершенно незнакомая Виктории машина. Скорее всего, взятая на прокат, полная каких-то девчонок и с грохочущей на весь двор музыкой. Луна была за рулём.Вик сделала ей жест, чтобы та убавила бешеный бьющий по ушам ритм.
От подъезда до машины было всего несколько шагов, и Вик проделала их словно в полусне. Она шагала, не чувствуя асфальта, словно погружаясь в какое-то мутное ватное забытьё. В ушах настойчиво пульсировало стихотворение Владимира Леви (как она успела узнать в Википедии).
«Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания, привязанность - болью прощания,
а ненависть - силой того отвращения,
с которым ты помнишь свои обещания».
Прощение или ненависть? Опять Торкио был прав, когда сказал, что стоимость настоящих чувств становится очевидной, только если требуется прощение. Он тусовался где-то сзади, за её спиной, едва ощутимо прикасаясь рукой к руке, словно пытаясь поддержать.
— Привет!
— Здравствуй!
Вик обещала себе, что не задаст ни одного вопроса, где и почему всё это время пропадала Луна. Впрочем, этого и не понадобилось. Девчонки пищали, визжали и толкались. Из их дружного, какого-то истеричного гомона Вик разобрала только одно. Они отдыхали на Ибице. Пляжи, экзотическая кухня и зажигательные дискотеки.
Вик стояла чуть ошарашенная, обиженная и растерянная. Казалось, что её стремительно окатили из ведра, и даже широченная улыбка Томаса, кажется, потухла и начала сползать с лица, словно изменчивая вечерняя тень.
И всё-таки, слава богу, что Луна нашлась. Что она жива, здорова. Что кончились её ночные кошмары и сосущее чувство тревоги, наконец, свернулось в крошечный комочек.
— Почему ты ни разу не позвонила?
Горло пересохло, и вопрос прозвучал как-то невнятно, с жалобной просительной интонацией.
— Ой, нам было так весело. Так здорово. Прости, просто всё так закрутилось. Было некогда.
Вот как? Ей было весело. Зажигательно. А то, что Виктория здесь сходит с ума, это ничего. Осталась совершенно больная. В состоянии полной неизвестности и тревоги. Какие пустяки. Главное, что Луне на Ибице было хорошо.
— Ну прости. Пожалуйста. Я понимаю, что очень виновата, оставила тебя больную. Умотала бог знает куда. Нет, правда, нам было так здорово. Иди сюда. Садись.
Луна предусмотрительно распахнула соседнюю дверь и кивнула приглашающим жестом.
Виктория шагнула к машине. На секунду воцарилось вопросительное молчание. Кажется, даже небо сердито нахмурилось, тяжело набрякло и полиловело, негодуя над её очередным унижением.
Томас, что сидел за рулём соседней машины, перестал улыбаться. Он чувствовал какой-то подвох, и его добродушное лицо настороженно вытянулось. На Итана же было больно смотреть. Вик машинально обернулась. Торкио был бледен до синевы и нехорошо, как-то истерично улыбался одним уголком губ.
— Куда мы сейчас? — спросила Вик.
— В клуб. В Lanificio 159, — ответила Луна, нетерпеливо похлопывая ладонью по сидению.
— Я не у тебя спрашиваю.
Вик обернулась и осторожно провела кончиком пальца по руке Итана чуть ниже растрёпанной повязки.
— Не знаю, — он совсем растерялся, — куда хочешь.
— Поехали к тебе.
Итан машинально кивнул головой, ещё не очень осознавая произошедшего.
Обе машины исчезли со двора с какой-то непозволительно истерической скоростью. Последних слов Луны Вик не расслышала, да и не хотела слышать. Какое ей дело до того, что теперь думает Луна.
— Слушай, а зачем нам тащиться к тебе, если мы около моего дома.
Вик аккуратно потрясла Торкио за руку.
— Да. Так, пожалуй, будет логичней.
— Пошли. Сейчас закажем пиццу и бахнем вина. И, кстати, ты мне почитаешь ещё какие-нибудь стихи? Ты ведь знаешь.
— Угу, — Торкио кивнул с таким видом, как-будто его только что помиловали прямо на эшафоте, — я был уверен, что тебе понравится!!
@темы: фанфики, романтика, драма, эротика, закончен, Сила прощения, Манескин, гэт
